– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры, – громко объявил слуга имя новоприбывшего гостя.

– А вот и наш фаворит, – усмехнулся герцог, перекладывая подбородок на другую ладонь.

Мари чуть отвлеклась, перевела взгляд на высокую входную дверь, от которой к ним направлялся ряженный барон в необычайно пёстрой маске птицы и двое слуг в простых карнавальных одеждах, одинаковых чёрных шляпах и полумасках. После сдержанного поклона гость быстро отошёл со своей свитой к одной из белых колонн, двумя рядами стоящих вдоль стен зала, и потерялся из виду.

– Мне казалось, он был выше, – задумчиво произнёс герцог, продолжая бесстрастно блуждать взглядом по маскам и платьям. – Неужто, выпивка так его иссушила?

Мари хотела было что-то спросить, но бледное лицо Ребекки, сидящей между ней и герцогом и глядящей потерянно куда-то в пол, остановило её. Девушка снова ощутила себя подлой предательницей, и невозможность как-либо изменить это положение встала комом в горле. Несколько минут молчания показались вечностью, наполненной лишь отдалёнными звуками однообразной музыки.

– Сын говорил мне, что ты чудесно поёшь, – наконец произнёс Аделард, будто поняв её неуютное безмолвие. – Может, споёшь что-нибудь для нашей благодарной публики.

Его слова прозвучали как настойчивое предложение, в них не было и намёка на вопрос. Мари покраснела, но всё же поднялась из кресла – сейчас ей легче было перебороть своё смущение и спеть перед сотнями людей, чем находиться рядом с человеком, чьё невыносимо тяжёлое молчание казалось куда более болезненным, чем любые пытки и истязания.

Музыка снова затихла, танцующие пары остановились и расступились, освобождая путь для белого «ангела», чинно шагающего к «уголку» музыкантов, нашедшему себе место почти напротив тронной ниши рядом с входом, и отделённому от зала тремя мраморными ступенями и невысокой ажурной изгородью. Девушка медленно поднялась по ступеням и, тихо переговорив с музыкантами, повернулась лицом к гостям.

Всё стихло, маски замерли в ожидании, Мари, сцепив и сжав до боли собственные пальцы, закрыла глаза, медленно вдохнула и тихо запела:

Среди лесов непроходимых,

Среди оврагов и болот

Цветок один неповторимый

Из года в год весной цветёт.

Музыканты медленно вступили, подстраиваясь под неторопливый мотив, заглушая покатившийся по залу восхищённый вздох.

Он не прекрасней роз и лилий,

Он скромен, мал и одинок.

И яркость цвета, чёткость линий

В нём углядеть никто не мог.

Нежный ангельский голос печально тянул слова старой песни, заставляя гостей зачарованно вслушиваться в немом восторге.

Пока однажды не набрёл

Охотник на бутон

И вдохновенно пальцы сплёл,

Сжав на груди хитон.

Цветок сиял, благоухал,

Ловя охотника слова,

А новый друг тогда сказал:

«Возьму тебя с собою я.

Я принесу тебя в свой сад

И буду вечно любоваться,

Невинный твой весенний взгляд,

Хочу, чтоб мне лишь доставался».

Велел он: «Подожди два дня,

Чтоб место мог я приготовить,

Затем я заберу тебя».

Цветок кивал ему безмолвно.

Судьбы неведомы пути —

Пожаром лето лес зажгло.

Цветку не скрыться, не уйти,

Кто знал, что будет суждено

Ему, роняя сок, как слёзы,

Мужчины вспоминать слова:

«Два дня…» – но будет уже поздно,

«Два дня…» – не удержать огня.

Завидев пламя над лесами,

Примчался друг искать цветок,

Но лишь угли над лепестками

Сожжёнными найти он смог…

Мари, почувствовав, что начинает задыхаться от подступающих слёз, замолчала. Пронзительная тишина, царящая в зале, заставила её открыть глаза. Но увидев восхищённые лица людей, уставившихся на неё, певица тут же покраснела и ещё сильнее сжала переплетённые пальцы. Она смущённо коротко поклонилась и, стараясь не ускорять шаг, поспешила к своему месту, но как только белые туфельки коснулись ковровой дорожки, зал взорвался оглушительными рукоплесканиями. Девушка вздрогнула и, окончательно раскрасневшись, на дрожащих ногах продолжила путь.

– Мой сын не ошибся, – улыбнулся Аделард, также встречая её сдержанными аплодисментами. – Я в восторге.

Мари нерешительно посмотрела на герцогиню, но та не одарила её даже взглядом, и она, поджав от огорчения губы, опустилась в кресло, стараясь не поднимать взора на гудящую толпу.

После короткого жеста герцога, в зале вновь заиграла музыка, и гости стали расходиться по парам.

Мари нервно теребила золочёную тесьму на рукаве платья, глядя на пушистый ворс ковровой дорожки перед троном, когда в поле её зрения вступили чьи-то ноги. Девушка медленно подняла взгляд на мужчину в пёстрой полумаске, старательно отвешивающего поклоны герцогу и герцогине. Наконец глаза его впились взглядом в белую маску графини.

– Позвольте пригласить вас, – учтиво произнёс кавалер, склонив голову. – Его высочество герцог, не будет против?

* * *

Двадцатью минутами ранее.

– Его светлость Барон Ливио из Кавальтеры! – прозвучал голос слуги над самым ухом. Вильгельм поморщился, спеша скорее уйти от звонкоголосого глашатая, незаметно поправил длинные рукава тёмной рубашки и, дождавшись пока Удо проделает все полагающиеся поклоны, юркнул за ближайшую колонну. После бессонной ночи путники остановились в одной из переполненных гостиниц Фалькнеса и, задремав, опоздали к началу праздника. Теперь они неизбежно привлекли больше внимания, чем планировали.

– Уф, – выдохнул монах, подойдя ближе к друзьям. – Я даже вспотел от волнения, это было страшно.

– Брось, я говорил, что они не станут проверять нас, – усмехнулся правитель. – Тот шпион ошибся. Зато я теперь должен ходить в костюме пажа, – он недовольно скривил губы.

– Это ведь маскарад, – хмыкнул Анкэль. – Да и костюмчик барона оказался уж слишком смешон на тебе, благо, брат Удо вышел ростом.

– Ты на что намекаешь? – сердито фыркнул Вильгельм. – У меня с ростом всё в порядке, это барон был не в меру долговязым.

– Не стану спорить, – пожал плечами монах. – Но тебе полезно будет немного остыть, побывав в шкуре прислуги. А то власть на тебя, кажется, плохо влияет.

– Это не власть, а вынужденное заточение влияет скверно, – буркнул он. – И хватит уже грубить. Не пользуйся нашим скрытым положением для своей мести.

– Я и не помышлял о мести, – заверил Анкэль, – лишь выразил своё мнение.

– Нас так раскроют, – тихо зашипел Удо на своих не в меру шумных спутников, начавших ругаться с того самого момента, как все трое загрузились в экипаж барона Ливио и въехали в Фалькнес. – Прекратите.

В это мгновение в зале вдруг воцарилась тишина, Вильгельм и монахи испуганно переглянулись, но быстро поняли, что все взгляды устремлены вовсе не на них.

– Что там? – удивлённо спросил правитель, пытаясь увидеть, на что же уставились все гости.

– Тише, – зашептал кто-то впереди. – Она, кажется, будет петь.

– Невеста маркиза будет петь, – подхватил другой гость.

– Посмотрим, какой голос у этой ведьмы, – хихикнула какая-то молодая дама совсем близко.

– Наверняка такой же мерзкий, как внешность, – бросила в ответ её собеседница. – А нам придётся восхищаться.

– А кто она? – растерянно спросил Вильгельм, обернувшись.

– О, её имя раскроют после бала, – не упустила возможности посплетничать первая дама. – Говорят, что она из очень богатого рода, но страшно уродлива и сварлива, как фурия. Она околдовала маркиза и уже носит под сердцем ребёнка от его светлости и грозит объявить об этом всему свету, если тот не женится на ней. А пока это тайна.

– Да? – парень скривил губы и отвернулся к своим спутникам. – Видать, не велика тайна, – хмыкнул он. – Ненавижу таких бестолковых сплетниц.

– Тише, – снова шикнул кто-то впереди, и в это мгновение до слуха всех присутствующих донёсся волшебный голос «фурии».

– Это, – правитель без раздумий бросился вперёд, но тут же был остановлен спутниками, они молча вцепились в его руки, не давая идти дальше. Он застыл, вслушиваясь в слова песни.

…Он скромен, мал и одинок

И яркость цвета, чёткость линий

В нём углядеть никто не мог…

– Это она, – шепнул Вильгельм, внимая каждому звуку, стараясь услышать и впитать всё, не пропустить ни слова.

– Кто она? – растерянно спросил Удо, подойдя ближе.

– Это Мари, – взволнованно зашептал он. – Это её голос.

– Ты уверен? – недоверчиво вступил в разговор Анкэль.

– Я ни с кем её не спутаю, – отрешённо ответил он. – Боже, как прекрасно она поёт…

Монах хотел что-то сказать, но невольно и сам прислушался и тут же замер, поглощённый словами старинной песни в столь нежном исполнении.

Судьбы неведомы пути —

Пожаром лето лес зажгло.

Цветку не скрыться, не уйти,

Кто знал, что будет суждено

Ему, роняя сок, как слёзы,

Мужчины вспоминать слова:

«Два дня…» – но будет уже поздно,

«Два дня…» – не удержать огня.

Завидев пламя над лесами,

Примчался друг искать цветок,

Но лишь угли над лепестками

Сожжёнными найти он смог…

Несколько секунд все трое стояли неподвижно, в воцарившейся непроницаемой тишине, заново осмысливая знакомую с детства историю сгоревшего цветка, но шквал аплодисментов вывел правителя из забытья.

– Теперь нужно действовать! – произнёс он громко, чтобы перекричать гомон толпы. – Я приглашу её на танец и всё расскажу.

– Постой! Ты что сошёл с ума?! – переполошился Анкэль.

– В чём дело?!

– Забыл, что говорил Лотар? Дай мне или Удо сделать это.

– Пока я жив, – зарычал Вильгельм, блеснув глазами из-под маски, – больше не позволю ни одному мужчине касаться её!

– Не будь дураком! Что ты вообще задумал?! – продолжал тихо ругаться монах.

– Я всё объясню Мари и мы сбежим.

– Прямо с бала?!