– Так что же, вам хватит тщеславия, чтобы и себя самого представить ангелом? – тихо спросила девушка, понимая, что рука мужчины касается её щеки уже слишком долго. Это ощущение так пугало, что Мари готова была снова почувствовать на коже острое лезвие кинжала, чем ждать, к чему может привести это откровенное прикосновение.

– Ну что ты, – неожиданно усмехнулся маркиз, отводя наконец руку от её лица. – Мужчине это не к лицу, лишь невинным девам и несмышлёным детям. Но мой костюм неплохо подойдёт к твоему.

Вздохнув неслышно с облегчением, когда собеседник отвернулся, Мари не решилась и дальше испытывать судьбу дерзостью своих слов и, хотя заявление Болдера так и подталкивало её к какой-нибудь язвительной шутке, она всё же промолчала. А маркиз тем временем поднял с невысокого кресла, стоявшего у окна, ещё один свёрток. Девушка с трудом скрывала любопытство, когда он разворачивал чёрную ткань, и едва не ахнула, когда надел свою маску. Глянцевая красная «кожа» закрывала всё лицо мужчины, тонкие линии бровей, крючковатый нос, губы, растянувшиеся и застывшие в зловещей улыбке – всё было сделано настолько искусно и пугающе правдоподобно, что невольно холодок пробегал по спине. Морщинистый лоб демонического создания венчали короткие золотые рога.

– Я вижу, ты оценила, – Болдер снова подошёл ближе. – Цвет твоего лица почти не отличим от цвета платья, – он приподнял свою маску, взглянул в глаза побледневшей девушки. – Неужто так страшно?

Мари попыталась взять себя в руки.

– Эта маска вам подходит, – произнесла она, отвернувшись, и тут же вновь замерла от неприятного тепла на своей щеке.

– В следующий раз, – пальцы маркиза больно сжали скулы девушки, – я сочту это за дерзость.

От такой близости к своему собеседнику, сердце пленницы, казалось, вовсе перестало биться, по всему телу разливался леденящий холод и хотелось зажмуриться, но она с трудом перевела взгляд к серым глазам мужчины и положила всю свою смелость, чтобы смотреть в них не отрываясь.

– Ты всё храбришься? – усмехнулся Болдер, ещё сильнее сдавливая её скулы. – Право, это смешно. Либо ты любишь боль, либо память твоя слишком коротка, – его кинжал снова блеснул отполированным лезвием у самой шеи девушки. – Скажу честно, мне вовсе не хочется уродовать твоё прекрасное тело. Зачем портить вещь, даже ни разу не воспользовавшись ею?

Мари невольно вздрогнула, от чего улыбка маркиза стала лишь ещё довольнее.

– Чего больше ты боишься сейчас? Боли или нашей первой брачной ночи? – произнёс он, пристально глядя из-под маски.

– Я сделаю и вытерплю всё, – произнесла девушка тихо, чувствуя, как аккуратно скользит холодная сталь по её коже, – только прошу, пусть ваша жестокость коснётся лишь меня…

– Теперь ты будешь молить не убивать Уильяма? – иронично скривил губы Болдер. – Это весьма мило, но нет. Если я возьмусь за тебя всерьёз, ты забудешь обо всём и обо всех, поверь. Многие считают себя смелыми и сильными перед пытками, и лишь единицы умирают не отступившись. И ты начнёшь молить о пощаде рано или поздно, позабыв о графе. А с ним у меня свои счёты.

– Но он ведь только граф, – ощутив, как кинжал сильнее надавил на кожу, Мари зажмурилась, но продолжила говорить. – Всего лишь. Как он может помешать вашим планам?

– Знаешь, – маркиз вдруг загадочно сощурился, отводя клинок, девушка приоткрыла глаза от удивления. – Давай договоримся. Заключим пари, если хочешь. И хотя подобные уговоры не в моих правилах, я всё же рискну. Если твой неподражаемый Уильям явится на маскарад за тобой, я не трону его. А если нет, то ты забудешь о нём и больше никогда не упомянешь его имени при мне.

– Почему он должен прийти? – нахмурившись, спросила Мари, вновь осмелившись взглянуть собеседнику в глаза.

– Как же, он ведь влюблён в тебя, – растянулись в наглой усмешке тонкие губы. – Так что просто обязан прийти мстить за твою смерть. А маскарад – такой удобный случай.

– Что? – девушка мотнула головой, попытавшись сделать шаг назад, но едва не упала, наступив на подол платья. Успев лишь ахнуть, она зажмурилась от пронзившей плечо боли, пальцы маркиза сжали руку, снова подняли на ноги.

– Для всех ты была с позором казнена, забыла? – тихо произнёс мужчина, вновь наклонившись к самому лицу пленницы. – В любом случае, выбора у тебя, как и всегда, нет, – он вновь усмехнулся. – Договор заключён.

Кинжал наконец беззвучно вошёл в ножны, пальцы маркиза разжались и, отвернувшись, он зашагал к выходу из комнаты.

Девушка ещё некоторое время стояла, не решаясь пошевелиться, глядя в пустоту перед собой. По всему телу медленно ползали противные ледяные мурашки, будто только что она пробудилась от ночного кошмара, но он не спешил размыкать на сердце острых когтей ужаса, заставляя задыхаться и паникой вороша мечущиеся мысли.

«А что… если он действительно придёт?»

* * *

День девятнадцатый.

– Боже, как я устал, – Вильгельм упал на кровать, потирая затёкшие, ноющие колени. – Я скоро ослепну от чтения при свече, – он хмуро глянул на стоящих в дверях братьев Анкэля и Удо.

– Молитва должна укреплять тебя, а не наоборот, – покачал головой первый.

– Укреплять? – фыркнул правитель. – У меня всё полыхает внутри от того, как я хочу покинуть монастырь и сделать хоть что-нибудь…

– Что, например?

– Например, увезти из замка Мари.

Анкэль со вздохом закатил глаза – он заходил к временно монашествующему королю каждый день, чтобы самому позвать к трапезе и просто поговорить по вечерам, но все разговоры неизбежно сводились к одной только Мари. Пока перед ним был брат Матис, ещё несколько дней назад, ему и в голову не приходило, сколь много и пылко молодой человек думает о ней. А теперь, когда запрет на подобные мысли и разговоры был снят и, утомлённый постоянным чтением едва понятных ему молитв и одиночеством, Вильгельм получил возможность высказаться, он говорил непривычно много. Непривычно даже для себя самого. Раньше, в обычной жизни, он наверняка хранил бы всё в секрете и молча шёл к своей цели, но сейчас эмоции и мысли настолько переполняли его, что, казалось, молчание просто убивает, разрывает сердце, не давая выхода чувствам. И Вильгельм говорил. Братья Анкэль и Удо стали для него единственными друзьями во всём мире, теми кто спасали его от заточения в келье и собственных размышлениях. Им парень рассказал, как познакомился с кареглазой целительницей, как, сам того не желая, обманул её надежды, как видел её в последний раз, и сколь часто она снилась ему в стенах монастыря, приходя лишь в кошмарах, бередящих душу невозможностью когда-либо высказать сокровенные мысли и признаться в искренних чувствах. Теперь возможность вновь появилась, подарила надежду, и эта надежда жгла грудь желанием действовать, не сидеть сложа руки в ожидании.

– Сила молитвы очень велика, – покачал головой Анкэль, подходя ближе к собеседнику, – но она должна идти от сердца. А ты только и делаешь, что охаешь и ноешь.

– Вильгельм всё-таки наш правитель, – нерешительно вступил в разговор Удо. – Не нужно так…

– Он сам просил быть с ним честными, – перебил того брат. – Вот я и говорю то, что думаю.

– Спасибо, – взглянув в голубые глаза монаха, улыбнулся Вильгельм и сел на край кровати. – Твоя честность часто вразумляет меня. Я бы даже сказал, даёт силы не ослушаться повеления его преосвященства. Но моих желаний она не меняет.

– Быть может, тебе стоит немного расслабиться? – снова подал голос Удо. – Ты даже спать и есть почти перестал. Но у тебя нет цели прочесть все книги, что тебе дадут, необходимо лишь дождаться нужного времени.

– А я согласен с Вильгельмом, – пожал плечами Анкэль. – Чем больше он прочтёт, тем лучше. Только повторю, нужно, чтобы молитва шла от сердца.

– Нет, – не унимаясь, покачал головой первый монах. – Я настаиваю, чтобы правитель оставил чтение хоть ненадолго и немного погулял в саду. Такое затворничество не пойдёт ему на пользу. Он же света белого не видел с тех пор, как вернулся сюда.

– Может ты и прав, – вздохнул Вильгельм и снова потёр колени. – В попытках спастись от поглощающих меня предчувствий и мыслей, я совсем разучусь ходить.

Он поднялся на ноги, поморщившись от ноющей боли, разлившейся по усталому телу.

– Прогуляетесь со мной?

Монахи переглянулись и оба кивнули. Дневные работы были давно закончены, и свободного времени осталось достаточно. А следить за душевным состоянием правителя им приказал настоятель по просьбе епископа, раз уж их выбрал своими друзьями сам Вильгельм.

Осенние сумерки веяли холодом, в саду ещё слышалось пение редких птиц, не покинувших родные гнёзда в поисках тепла. Над горизонтом поднималась огромная оранжево-розовая луна.

– Вильгельм, – тихо произнёс Удо, глядя на ночное светило, взирающее на мир пустыми глазницами серых пятен, – а ты сам веришь в силу молитвы? Или ищешь в ней только спасения от печальных мыслей?

Правитель поймал его взгляд и тоже воззрился на луну, пожал плечами.

– Я верю, что всё делается не зря. Если Бог есть, он не оставит нас.

– Ты и в это до конца не веришь? – хмуро спросил Анкэль.

– Я не знаю, – вздохнул Вильгельм. – Я сам никогда не видел чудес, даже будучи ребёнком. Неужели всё, что происходит сейчас, заслужено моими безобидными выходками?

– А что именно происходит сейчас? – удивился собеседник. – Ты стал правителем целого королевства, разве это не благословение небес?

– Правителем, – печально повторил Вильгельм. – Но что-то я совсем не чувствую себя счастливым.

– То, что ты не чувствуешь счастья, это лишь твоя вина. Ведь чудеса уже коснулись тебя, а ты упорно не хочешь видеть их, думаешь только о Мари.

– Да, думаю, – грозно глянул на него Вильгельм. – И не могу перестать думать. Что мне ещё остаётся, если сердце разрывается от бесконечности ожидания?

– Она не больна и не мертва, – тоже повысил голос Анкэль. – Это всего лишь ожидание, пойми же наконец!