– Теперь Господь слушает её, – едва заметно улыбнувшись, продолжила сама Амелия. – Наверное, ангельский хор стал куда прекраснее… Но что же делать мне с пустотой в сердце?

Эти слова женщина произнесла так просто, будто действительно ждала совета от своих собеседниц. И Гризельда вдруг решилась ответить.

– Вы ведь так хотели иметь своих детей, – сказала она негромко. – Теперь небеса обязательно пошлют вам малыша.

Амелия взглянула на неё, но по взгляду её было видно, что женщина ещё не до конца понимает суть всего происходящего вокруг, будто закрывшись в своём внутреннем мире, она смотрела сквозь всё и всех. Эрмелинда тихонько кашлянула, намекая, что тема выбрана не лучшая, и Гризельда замялась, но Амелия, вопреки всеобщим ожиданиям, ответила ей.

– Мы очень хотели, – произнесла она неуверенно. – И я вправду могла иметь двоих дочерей. Но Господь забрал у меня младшую дочь раньше, чем она появилась на свет. Тогда я едва не последовала за ней, Северин сказал Анне, что я серьёзно болею, и она сидела тихо, как мышка, – Амелия улыбнулась. – Такая крошка, сколько ей было? Пять или шесть… Тогда приезжий врач вылечил меня, – женщина взглянула на растерянную трактирщицу, – а малышка как-то после этого пришла ко мне и сказала, что хочет стать врачом, чтобы я никогда-никогда не болела… Так и сказала, – женщина перевела взгляд на Эрмелинду. – И ведь она стала… И столько раз помогала мне. Как жаль, что она так и не смогла помочь никому больше…

– Но ведь она спасла Уильяма от верной смерти, – возразила графиня, стараясь поддержать прогресс в настроении Амелии. – Северин рассказал мне, как всё случилось.

– Быть может, это и было предназначением моей Анны? – задумчиво произнесла та. – Спасти нашего будущего правителя…

– Правителя? – переспросила Гризельда.

– Я хотела сказать, графа – правителя Сэфланда, – исправилась женщина, чуть опомнившись. – Теперь он в безопасности? – она вновь взглянула на Эрмелинду.

– Хотелось бы верить, – улыбнулась та.

– Но почему он должен быть в опасности? – совсем растерялась Гризельда. – Кто ему угрожает?

В разгар истерики минувших дней, она старалась не любопытствовать о происходящем, но сейчас вопросы так и лезли в голову, и она задавала их почти невольно, позабыв о всякой учтивости.

Но получить ответ ей, видно, не было суждено. В тот самый миг, когда Эрмелинда собралась произнести что-то, в дверь постучали.

– Я могу войти? – послышался голос Северина.

Амелия, чуть опомнившись, пригладила руками растрепавшиеся волосы, снова прижала к груди глиняный сосуд, кивнула.

– Входи, – ответила за неё Гризельда.

Северин помедлил секунду, собираясь с мыслями, и открыл дверь.

– Как ты чувствуешь себя? – спросил он слегка удивлённо, увидев супругу в спокойном состоянии.

– Мне лучше, – ответила та негромко. – Что ты хотел?

Как Амелия ни старалась разубедить себя, всё же она злилась на Северина, считая его, как и себя, виновным в смерти Анны. Сейчас особенно остро вспоминались все былые семейные неурядицы и разногласия, всё рисовалось в самых мрачных красках, не давало простить…

– Гризельда, ты не могла бы выйти? – без лишних церемоний попросил мужчина и, когда та без пререканий покинула комнату, прикрыв за собой дверь, занял её место.

– Райнер отправляет послание для своей дочери, которая сейчас находится в Сантерре, – начал советник, осторожно поглядывая на жену, будто снова ушедшую в свои размышления. – Нужно узнать, где сейчас Уильям. Миледи, – он взглянул на графиню, – вы не хотели бы передать что-то для сына?

– Для начала, я хотела бы знать, какое отношение к этому делу имеет Райнер и его дочь? – спросила она строго, будто переняв настроение Амелии.

– Он мой старый друг, миледи. Друг, который никогда не подводил меня. Его дочь сейчас скрывается в одном из женских монастырей Сантерры, а епископ покровительствует девушке. Она сможет выяснить, куда отправили Уильяма, и передать сведения нам в зашифрованной записке.

– Вы будто о разведчике говорите, – невесело усмехнулась Эрмелинда.

– Она дочь разведчика. Миледи, у нас нет иного выхода, кроме как довериться посторонним. Я боюсь выдать Уильяма своим появлением. Герцог наверняка ищет вас по всем закоулкам и, несомненно, он будет следить и за мной, хотя я больше и не официальный ваш советник.

– Что ж… Думаю, вы правы. Но как же спасаться нам самим?

– Ночью мы отправимся в лес. Я знаю дорогу очень хорошо, а впереди поедет Райнер, он должен будет вернуться до темноты. В случае опасности, он подаст сигнал и я успею спрятать графиню в лесу, а Амелию стража в лицо не знает. Вряд ли вас станут искать по Волдренским лесам, возможно, что в имении вас давно ждут.

– Я бросила своих помощников в Фалькнесе, – вздохнула графиня, – даже не сообщив им, куда поеду. Теперь и люди в имении… Что если им будут угрожать, пытать или даже убьют?

– Я прошу вас верить в лучшее, – твёрдо ответил Северин. – Сейчас не время сомневаться, нужно спасти вас и Уильяма любой ценой, от этого слишком многое зависит.

– Многое зависит от него, я – лишь маленькая деталь этого механизма, которая уже отработала свой срок.

– Не нужно говорить так, – тихо возразила Амелия, поднимая глаза на графиню. – Кто же без вас будет наставлять Уильяма? Он ведь ещё такой ребёнок.

– Мой сорванец никогда не был послушным, – вздохнула та. – Только с недавних пор он вдруг стал обращать внимания на мои просьбы и требования. Я думаю, что так сказалась на нём смерть отца, – она беззвучно вздохнула, усмиряя подступившие слёзы. – Мой мальчик был так холоден снаружи, но я видела, как ему больно. В его взгляде отражалась вся печаль этой потери.

– А что же будет с ним, если он узнает, – Амелия осеклась, помолчала несколько секунд, решая, хочет ли она сказать то, о чём думает. – Я видела Уильяма только в далёком детстве и, когда он встретился мне случайно неделю назад, я не узнала его. Он был таким серьёзным и хотя улыбался, говоря со мной, всё же казался замкнутым… А затем он приехал к нам домой, чтобы поговорить с Анной, и глаза его горели неподдельным огнём, он будто ожил, весь сиял! Что же будет с Уильямом, если он узнает, что Анны больше нет? – женщина как никогда серьёзно глянула на графиню. – А если не станет и вас? Кто останется у него?

Эрмелинда молчала. Она прекрасно понимала, что скоро наступит момент, когда ей будет жизненно необходимо находиться рядом с сыном. И то, что она говорила о своей ненужности, было лишь прикрытием жуткого страха не дожить до этого момента.

– Нам следует написать послание в Сантерру, – прервал напряжённое молчание советник, понимая, что разговор зашёл в тупик. – На счету каждый час.

* * *

День одиннадцатый.

– Ты не можешь всё время прятаться! Выходи! – голос глухим эхом раскатывался по каменным сводам старинной белой арки. – Я уверен, что ты выбрала бы розы, но их шипы пугают тебя! Значит, ты прячешься за виноградником!

Из-за раскидистого зелёного водопада, увешанного спелыми гроздями тёмных ягод, послышался игривый смешок.

– Вот ты и нашлась! – Уильям ринулся сквозь живую изгородь и оказался в тесном закутке между двумя белёными стенами монастыря и изумрудным занавесом ползучего растения, лицом к лицу с Мари.

– Ты снова нашёл меня, – наигранно расстроенно вздохнула девушка и тут же с улыбкой взяла юношу за руки. – Сыграем ещё?

– Нет, – серьёзно ответил тот. – Сначала, мне нужно поговорить с тобой.

– Говори, – продолжала улыбаться Мари. – Здесь такое укромное местечко, можно говорить сколько угодно!

– Я… я должен сказать тебе, – начал Уильям нерешительно, – одну очень важную вещь.

– А она не может подождать? – девушка вдруг подошла ближе, вплотную. – Я совсем не настроена говорить о чём-то серьёзном, её губы легко коснулись чуть загорелой щеки. – Я хочу совсем другого…

– Погоди, – простонал он, ощущая, как тонкие горячие пальцы уже скользят по его спине, забравшись под свободную рубашку. – Это срочно.

– Неужели так срочно? Значит, ты хочешь оставить меня на потом? – она, не дожидаясь ответа, впилась в тонкие губы. Уильям простонал ещё что-то, но руки уже сами развязывали шнуровку её платья.

Белая льняная рубашка упала на густую траву под ногами, Мари, закусив губу, провела пальцами по открытой груди возлюбленного, подняла на него глаза и медленно обнажила одно плечико, слегка спустив рукав. Потянулась ко второму, и в этот миг юноша, не сдержавшись, снова прижал её к себе.

– Я должен сказать, – кое-как произнёс он, покрывая шею девушки страстными поцелуями, ощущая, что уже не властен над собственным телом. – Мари, – тонкие ручки ловко ослабили его пояс. Уильям с силой сжал её в объятия, придавил к холодной стене, продолжая целовать и шептать. – Нам нельзя… Нельзя больше этого делать…

– Но ты ведь так хочешь, – вторил горячий шёпот у самого уха. – Почему нет?

– Потому что… Ты моя сестра, Мари, – произнёс наконец он, сжимая желанное тело ещё сильнее. – Ты внебрачная дочь моего отца, – руки скользнули по почти обнажившейся девичьей груди. – Но я не могу… Не могу сдержаться, – пальцы потянули тонкую ткань платья вниз.

– Ты, – послышался надорванный шёпот девушки, и голос её будто бичом ударил по сознанию виконта. Он отпрянул, понимая, что совершил ошибку, не решив ещё только, что именно было ошибкой – сказать Мари правду или, зная эту правду, продолжать предаваться запретным мечтам о возлюбленной. Уильям всё ещё прижимал к себе дрожащее тело девушки, а та, стараясь натянуть платье обратно на плечи, глядела на него с лютой ненавистью, глазами полными слёз обиды и предательства.

– Мари, – шепнул юноша в надежде, что сможет придумать хоть какое-то оправдание, или его прямо сейчас поразит молния с разгневанных небес.

– Ненавижу, – прервал его отчаянные размышления тихий шёпот. – Ненавижу тебя…

Сердце на миг остановилось, тело вдруг похолодело и онемело. Уильям резко открыл глаза, проснувшись в темноте своей тесной кельи, сел на кровати, пытаясь прогнать обрывки кошмара. Подобные сны мучили его с самой первой ночи в монастыре, и юноша уже почти потерял всякую надежду выспаться. Весь день Мари не покидала его мыслей, как он ни старался отвлечься, а затем приходила и ночью, чтобы сказать влюблённому брату лишь то, как сильно она его ненавидит. Заточение в надёжных стенах святой обители постепенно превращалось в ад…