Послание заканчивалось размашистым вензелем графини. Уильям медленно сложил бумагу, задумчиво глядя сквозь неё. Внутри у него всё готово было вскипеть от гнева, но почему-то этого не происходило – злиться не хотелось, доказывать и требовать что-то было не у кого, оставалось только смирить негодование, послушаться материнских наставлений и покорно отправиться в очередное путешествие.

– Я отправлюсь утром, – вздохнул юноша наконец. – Нужно поспать перед такой дорогой.

Серолицый слегка нахмурился.

– Графиня велела не медля покинуть имение, – произнёс он серьёзно. – Заночуйте в ближайшей деревне.

– Да уж, я чувствую себя в центре тайного сговора, – Уильям потёр пальцами глаза. – Ладно, остановлюсь у доктора Эберта, всё равно сейчас ехать к нему.

Гость коротко кивнул и, не говоря больше ни слова, покинул просторный приёмный зал.

– Кажется, я начинаю сходить с ума, – покачал головой виконт, когда тот скрылся за дверью, ведущей во двор. – Жаль, что не удалось чего-нибудь выпить…

Сил рассуждать о чём-то и пытаться искать логику в происходящем попросту не было, и юноша в очередной раз поймал себя на непривычной и даже в какой-то степени чуждой ему покорности материнскому слову. Со смертью отца оно вдруг приобрело для Уильяма весомую значимость, которой не было никогда ранее. Быть может, это было осознание хрупкости человеческой жизни, боязнь потерять близкого человека, так и не найдя с ним общего языка, а может просто поторопленное трагедией взросление. В любом случае, сейчас он не собирался нестись прямиком в Волдрен, как поступил бы в подобной ситуации ещё год назад, ругаться с матерью и требовать желаемого. Всё, чего виконт хотел сейчас – выспаться и отправится туда, куда велела ему Эрмелинда, чтобы там снова нетерпеливо ждать её появления с желанными ответами в попытках позабыть горячность мыслей о Мари и снова, вероятно тщетно, стараясь выкинуть из головы её образ…

* * *

День пятый.

Амелия без жалости хлестнула усталую лошадку вожжами, сжимая в одной руке официальное письмо от епископа с прошением о помиловании Мари, а другой утирая набежавшие слёзы. Проторенная дорога позволяла ехать быстро, но женщине всё казалось, что она опаздывает, что времени уже совсем нет, что Северин не сможет помочь её девочке. Она раз за разом прокручивала в голове события минувших дней, коря себя за всё произошедшее. Не скажи она правды Уильяму, не уговори дочь ехать в замок… Открой ей всю правду гораздо раньше – всё могло бы сложиться иначе!

– Боже! Только бы не опоздать, – шептала Амелия, вновь заливаясь слезами. От отца Бенедикта она узнала, чем может обернуться суд, если обвинитель вдруг изменит свои показания, каким жестоким бывает приговор, и теперь проклинала каждый свой ошибочный шаг всё с большим отчаянием.

Она уже твёрдо решила, что всё расскажет Мари, как только они покинут злополучный Фалькнес. Расскажет о Северине, который готов был стать её приёмным отцом, но не смог смириться и принять чужого ребенка, как своего. О графе Алоисе, так желавшем рождения наследника, но осчастливленном и появлением на свет своей внебрачной дочери, которую у него забрали прежде, чем он успел подержать кроху на руках. О Франческе – матери малышки, рождённой от именитого отца и поселённой в лесу в окружении диких зверей и старинных книг до своего шестнадцатилетия… Амелия уже твёрдо решила, что девушка достаточно выросла, чтобы всё понять и простить долгое молчание опекунши. И даже если ещё недостаточно… Сейчас она молила небеса лишь об одном – не отнимать у Мари жизнь, но сердце сжималось и щемило в предчувствии беды.

– Господи… Помоги, – в последний раз шепнула женщина, въезжая в ворота герцогского двора.

У входа в западное крыло её встретил супруг, вид его был весьма беспокойным.

– Что случилось? – едва не вскричала Амелия. – Говори, не скрывай ничего!

– Я не знаю, – мрачно отозвался Северин. – Герцог отказался принимать меня. Ты быстро вернулась. У тебя есть какие-то новости?

– Да, – женщина демонстративно подняла сжатый в кулаке свёрток. – Отец Бенедикт с большим пониманием отнёсся ко мне и не заставил ждать.

– Тогда нужно спешить, – мужчина выхватил письмо. – Скорее. Ты подождёшь меня в коридоре, я постараюсь добиться встречи с герцогом снова.

– Нужно говорить с маркизом, – возразила Амелия, едва поспевая за быстрыми шагами советника. – Он ведь приказал арестовать Мари!

– Я думаю…

Северин не успел закончить фразу, остановился перед высокой дверью – в полутёмный коридор резко ворвались лучи вечернего солнца, в дверном проёме стоял маркиз собственной персоной. Он сделал шаг назад и попытался скрыть раздражённое удивление, проявившееся на лице.

– Ваша светлость! – почтительно поклонился мужчина, незаметно потянув за рукав опешившую супругу. – А мы как раз ищем вас.

– Меня? – Болдер вложил в одно это слово столько надменности, что Амелия едва сдержала себя, чтобы не кинуться на него и не выцарапать глаза. – Что за дело у вас может быть ко мне?

– Есть официальное прошение от епископа, – как можно более спокойно и деловито произнёс советник, – об освобождении Аннымари из-под стражи.

– Да? – маркиз неохотно взял из рук мужчины письмо, развернул, пробежал взглядом по строкам. – Интересные детали, – он коротко глянул на застывшую в ожидании Амелию, затем вновь на письмо. – Так она не деревенская целительница?

– Она получила домашнее образование, живя в небольшом имении близ Волдрена, – возразил Северин. – Но она действительно принадлежит к знатному роду, есть документы подтверждающие это.

– Документы? Хотелось бы на них взглянуть, – усмехнулся Болдер, сворачивая прошение епископа.

– Они находятся в имении, – ответил Северин, спиной чувствуя, как Амелию начинает трясти от гнева и волнения.

– В таком случае, я не могу считать это письмо подлинным, – хмыкнул маркиз. – Да и какая разница? – он развернулся спиной к собеседникам, откровенно намекая, что дальше продолжать переговоры не намерен. – Шпионку уже казнили.

– Ш…шпионку? – только и смог выговорить Северин. Амелия, едва не потеряв сознание, повисла на его плече.

– Суд был коротким. – безучастно бросил Болдер, делая шаг вперёд, – она во всём созналась и была казнена. Тело сожгут сегодня.

– Нет, – тихо простонала Амелия, вытирая текущие ручьём слёзы. – Прошу, – она, превозмогая желание кричать и рыдать, подняла голову. – Дайте мне хотя бы похоронить дочь как подобает…

– Не могу, – всё так же равнодушно бросил маркиз, обернувшись. – По приговору суда тело подлежит обязательному сожжению. Но по моему милосердию, позволяю забрать её прах.

Женщина закусила губу, сдерживая жалобный стон, упала на колени, закрыв лицо ладонями. Маркиз едва заметно усмехнулся, краем глаза увидев бледное лицо советника, снова отвернулся и, не дожидаясь апогея разыгравшейся сцены, зашагал прочь, как видно, позабыв о собственных делах в западном крыле.


Северин аккуратно поднял супругу с колен, прижал к себе, отбросив привычные опасения. Хотелось сказать что-нибудь, утешить содрогающуюся в его объятьях женщину, но какие слова могут помочь в такой момент? В один миг он вспомнил все их разговоры о том, чтобы жить вместе, чтобы заменить девочке отца… Как он упорствовал и, было дело, даже предлагал подыскать ей других опекунов. Чувство вины за всё случившееся волной негодования захлестнуло сердце, стало невыносимо больно и стыдно перед Амелией.

– Прости, – наконец прошептал он, крепче сжимая её плечи, зарываясь пальцами в растрепавшиеся волосы под не туго завязанным чепцом. – Прошу, прости меня…

* * *

– Мамочка, а где мой доктор? – недовольно спросила Фрок, когда герцогиня с улыбкой вошла в её комнату с небольшим подносом, на котором были аккуратно разложены тарелочки с ужином.

– Не знаю, милая. Симен ищет её, но она куда-то вдруг пропала, – ответила Ребекка, стараясь не выдавать собственного волнения по этому поводу. Мари исчезла внезапно, и соглядатай, приставленный к ней, очень подозрительно пытался оправдать свою невнимательность, божась, что не знает куда подевалась девушка. – Я уверена, что она скоро появится, – постаралась утешить дочь герцогиня.

– Не волнуйся, мамочка, – вдруг радостно улыбнулась та. – У неё, наверное, есть неотложные дела у себя дома, когда она сделает их, то обязательно придёт снова.

– Дома? – удивилась в свою очередь женщина. – Но никто не видел, чтобы она покидала двор замка.

– Конечно, никто не мог видеть, если она не хотела, – ещё больше развеселилась Фрок.

Ребекка чуть посерьёзнела, поставила поднос с ужином на стул, а сама присела на край кровати.

– Я не совсем тебя понимаю, – произнесла она вкрадчиво, но в то же время стараясь не выглядеть подозрительной. – Ты знаешь о ней что-то, чего не знаю я?

– Да, – категорично заключила девочка. – Для начала то, что она не врач вовсе.

– Да? – герцогиня почти вздохнула с облегчением, ей в голову вдруг пришла мысль, что без каких-нибудь забавных уговоров и фокусов, Мари вряд ли смогла бы провести лечение своими «необычными инструментами», уж Фрок бы точно не далась без боя. – Так кто же она? – улыбнулась мать. – Наверное, она добрая волшебница с ручным ёжиком-целителем? – предположила она, снова улыбнувшись своей нелепой догадке.

– Нет, – протянула малышка. – Волшебников не бывает, я знаю. Она ангел. Настоящий, – на последнее слово девочка сделала особое ударение, будто она только что раскрыла секрет сложнейшей загадки и страшно этим гордилась.

– Ангел? – чуть наиграно улыбнулась Ребекка. – Это Аннамари рассказала тебе такую тайну?

– Нет, это я сама догадалась! – улыбка Фрок растянулась дальше некуда. – А теперь у неё свои важные дела на небе. Но она обязательно вернётся.

– Раз уж ты знаешь такой секрет нашей гостьи, – произнесла герцогиня, ставя стул с подносом поближе. – То нужно его хранить. Я никому не скажу, и ты больше никому не говори. Хорошо?