Горячее и глубже, с интригой, и — ой, чувствует он — есть у них что-то в прошлом! Ох есть! Дима не говорит, а Осип не спрашивает. Он мог бы копнуть по полной, чтобы все для себя прояснить, на всякий случай, но не станет этого делать, уважая Дмитрия.

   Всему свое время.

   Оставшуюся дорогу Дмитрий молчал, обдумывал услышанное.

   «Это как надо вкалывать, чтобы в тридцать четыре года достигнуть таких результатов? И как надо жить, чтобы этого достигнуть? Аи да Машка! Ну надо же! И что там за крендель, с которым ты жила? Вернее, корж!»


   Дмитрий Федорович выдержал сутки.

   Стоя в предрассветное утро под ледяными жалящими струями воды, смывающими с него невероятный, изматывающий сон про Машку, он подумал, что из-за нее чуть ли не каждый день стал остужаться под холодным душем, как пацан восемнадцатилетний, от чрезмерного перегрева излишними гормонами, и решил, что все — хватит!

   Взять ее в охапку, закрыться в спальне и никуда не выпускать, пока не доведет ее и себя до изнеможения. Тогда поговорить, все выяснить и начать сначала — до обморока!

   А там он разберется, что дальше.

   — Осип! — выходя голым и мокрым из душа, проорал Дима, спешивший претворить в жизнь принятое решение.

   По обоюдному умолчанию, приехав в Москву, Осип остался в квартире Дмитрия, зная, что грядут перемены, в любой момент начальника может сорвать на что угодно, и чтобы не мотаться через пол-Москвы, вскакивая по тревоге и разыскивая его, да и спокойствия своего ради.

  — Ну? — поинтересовался полностью одетый, выбритый, наглаженный, начищенный до пистолета в кобуре под мышкой Осип.

— Что там?

   Это он про Машу спросил, объяснять, как водится, где «там», не требовалось.

  — Вчера вечером прибыл бывший муж, — весело преподнес новость Осип. — Шкандаль был!

— С ней? — не поверил Дима.

   — Нет. С дежурным администратором корпуса и присоединившимся по тревоге к разборкам администратором пансионата. Юрий Всеволодович требовал поселить его в номер к жене, администратор в требовании отказала, сослалась на вескую причину: штамп в паспорте о разводе. Юрий Всеволодович настаивал, грозился. В это время спустилась Мария Владимировна, поблагодарила администрацию за профессиональную работу и заботу о постояльцах и прошествовала к выходу, но была остановлена бывшим мужем...


   — Мария, прекрати себя так вести! — ухватил ее за плечо Юрий, догнав у дверей. — Я приехал специально к тебе! Мне сказали, что ты должна дать письменное согласие для моего поселения в номер.

   Маша медленно сняла его руку с плеча, под пристальными взглядами двух администраторов и охранника Юрик не рискнул хватать ее еще раз.

— Нет, — спокойно отказала она.

  — Но мне необходимо где-то поселиться! — негодовал Юрик.

   Машка равнодушно пожала плечами и предложила:

   — В Гондурасе, говорят, нынче не сезон, свободных мест много. Может, тебе туда поселиться?

   Дима расхохотался, Осип, отхохотавший свое, когда слушал доклад парней из Домины, посмеивался, покачивая головой.

— Все! Поехали! — распорядился Победный.

  — Я-то ко всему привыкший, Дмитрий Федорович, но, может, ты оденешься?


   Машка сидела в кресле летнего открытого кафе. Заведеньице расположилось на специально сооруженном деревянном настиле, задуманном как причал. Для желающих подплыть на лодке имелись небольшие столбики на краю настила, предлагающие закрепить плавсредство с помощью веревки, с берега в кафе посетители попадали, поднявшись по трем ступенькам.

   В духе современности кафешный причальчик радовал взор зелененьким синтетическим покрытием, имитирующим, должно быть, траву, плетеные собратья ее балконного гарнитурчи-ка, кресла и столы, поддерживали загородный стиль. Большие стильные деревянные зонты с льняным, цвета слоновой кости покрытием и такой же тент над кухонно-барной стойкой без логотипов обезображивающей рекламы, хорошая, ненавязчивая музыка... Вроде пляжная ка-фешка, но не уступающая приличному столичному заведению.

   И кофе здесь варили отменный, не из какого-нибудь автомата, а на песочке, в джезвочках! И место выбрано замечательное: под большими деревьями у изгиба реки, которая просматривалась отсюда далеко-далеко, — противоположный, левый берег, поле с высокой травой и разноцветьем, вековые дубы вдалеке и кромка темного леса гораздо ниже по течению.

   В пансионате вообще вопрос кафе и рестораций решен был всеобъемлюще, поражая числом и разнообразием предлагаемого сервиса. Гражданам отдыхающим ни в коей мере не грозило остаться один на один с чувством голода в перерывах между завтраком и обедом, а также после раннего ужина.

   Маша который раз подивилась причудам российского капитализма, воплощенного в разнообразии форм и предложений, и в данном конкретном случае этому пансионату.

   Она и выбрала-то его потому, что он числился стоящим в диких местах, далеких от городов и людей. В рекламном буклете упоминалось также о близких лесах, полных животных, возможности экстремальных «конных прогулок по тропам лесных обитателей».

   Мария Владимировна дотошно изучала в туристическом агентстве подробности этой самой «дикости» и удаленности, а также сервиса и звез-дности. Поверив наполовину, приятно поразилась соответствию рекламы и действительности. Добираться пришлось черт-те сколько! На железнодорожной станции ее, две молодые пары, двух пожилых дамочек, мужчину представительного вида с сыном лет четырнадцати забрал мерседесовский микроавтобус и за полтора часа, на приличной скорости, радостно пролетая по новехонькой дороге, домчал до пансионата.

   И если поначалу мелькали какие-то домики-деревеньки, то минут через сорок лихой дороги никаких жилищ в обозримом пространстве уже не наблюдалось. Лишь изредка приоткрывалась река вдалеке между расступившимися деревьями, и где-то там, на том берегу, показалась и скрылась деревенька.

   Лес выглянул из-за поворота, сначала краем, узким клином, потом развернулся боком, представ во всей красе — темно-пугающий, настоящий, а не жиденький подмосковный. И тишина. Бла-го-дать! Мария Владимировна удивлялась: как они сюда завозят все необходимое? А вчера вечером, возвращаясь в номер, не удержалась и спросила у администратора.

   — Доставляем по дороге и по реке, а персонал живет здесь в специальном корпусе. Через неделю сменяется, смену отвозят в город, — радостно принялась объяснять она. — А так мы же автономно живем, у нас свой хозяйственный двор, прачечная — все-все! Это раньше здесь запустение было, старый пансионат развалился, а сейчас все на международном уровне, у нас иностранцы постоянные клиенты, откуда только не едут!

   Слушая ее воодушевленный рассказ, Машка вспомнила, что так и не взяла карту, забыла. Да и все на свете она забыла!

   «Интересно, господин Победный имеет отношение к данному пансионату международного уровня или он так, сбоку припеку, соседствует?»

   Она все время думала о Диме Победном. Думала не переставая, даже во сне!

   «Интересно, есть ли у него семья, дети?» — «Ну конечно, он женат, Машка! На какой-нибудь красавице модельного образца, с правильным ростом, ногами, возрастом, не любящей отдыхать в отечественной глуши, проводящей лето где-нибудь на Лазурном Берегу! Что ты, в самом деле!»

   Это рассуждения на ночь. И рассуждения поутру: «Почему ты не призналась, что узнала его?» — «Ага, и как ты себе это представляешь? «Здрасте, я Маша, вы меня помните?» Ты видела, какой он стал? Богатый, другой. Будет он помнить соседку из севастопольского детства!»

   Рассуждения за завтраком: «Представляешь, как бы это было неприятно — ты ему: «Здравствуй, Дима!», а он тебе свысока, холодно: «Вы кто такая?» — как говорят твои студенты: «Чё надо?»

   И по кругу, по кругу — глупые, умные, правильные, неправильные, профессорские и девчачьи — рассуждения, мысли, вздохи безнадежные, изматывающие.


   Маша вздохнула. В кафе кроме нее было еще два посетителя, парочка немецких пенсионеров за столиком у самого входа. Марья Владимировна заняла самый уютный столик, у воды, на краю причала, с открывающимся потрясающим видом, заказала себе кофе, и еще раз кофе, после того, как она быстренько выпьет первую чашку.

   Официантка понимающе кивнула такому заказу и улыбнулась.

  — И знаете, — остановила ее Маша, когда девушка отходила от столика, — пожалуй, бокал сухого белого вина. Какое у вас есть?

— Всякое. Принести карту вин?

   — Давайте без карты обойдемся. Чилийское.

   Девушка кивнула.

   «Что-то ты, Марья Владимировна, пить, курить взялась, вразнос пошла или балуешься?» — попыталась выяснить свой «облико аморале» Машка.

   А-а, да бог с ним, с аморале!

   Воспользовавшись полным отсутствием бомонда — немецкие пенсионеры не в счет, в российской глубинке им, пожалуй, лучше сидеть «тыхосенько», — Машка развернула кресло боком к столу, подтянула второе кресло, порывшись в летней пляжной кошелке, достала сигареты, зажигалку, бросила кошелку на соседнее кресло, взгромоздила на нее ноги, скрестив в лодыжках, надела солнцезащитные очки, выпила разом полчашки кофе, принесенного быстренькой официанткой, и с удовольствием закурила.

   Эх! Хорошо!

   Ну может позволить себе немного relax, а по-нашенскому — расслабухи, тридцатичетырехлетняя профессорша, первый раз за десятилетия выехавшая на отдых?

   — Демонстрируешь дурные манеры? — попенял до отвращения знакомый голос.

   Не судьба-а! Для расслабухи Мария Владимировна, видимо, не созрела!

   Маша позу не изменила, допила кофе, затянулась, сняла очки и медленно повернула голову в сторону мужа. К счастью, бывшего!

   Он был хорош, хорош!