– Хочешь, я брошу университет, я найду работу на Бали и мы опять будем счастливы, – в отчаянии кричал он с экрана.

Алена перепугалась: – Что ты такое говоришь? Я скоро приеду, и все будет хорошо.

– Я нашел нам квартиру в Ницце, недалеко от университета, там нет вида на море, но сад очень уютный, ты можешь там заниматься французским, – мечтал Том.

От одной только мысли об изучении этого языка, Алене стало противно, но сказать этого Тому она не решилась. Впрочем, как и то, что за месяц она не продвинулась в обучение ни на строчку. Она уже почти заговорила на местном балийском диалекте, но французский не поднимал в ее душе ничего, кроме раздражения.

– Да-да, как ты здорово все придумал, – заулыбалась она и осознала что врет, не только ему, но и себе. Врет как делала это раньше. Когда же придет эта чертова бумага?

Она подыскивала какую-нибудь красивую, обнадеживающую фразу чтобы приободриться, но вид ее говорил совсем о противоположенном. Алена очень сильно сомневалась в том, что ей стоит выходить замуж.

– Как давно я тебя не видела…

– Шесть недель, – ответил Том.

Алена подумала, что если бы он, к примеру, ответил: «Мы не виделись два года», то она бы ощутила то же самое, она так отвыкла от этого человека. Она знала мужчину, чье тело было покрыто золотым загаром, волосы выгорели на солнце, глаза горели страстью и любовью, От постоянных занятий серфингом, под кожей читалась каждая мышца, он походил на породистого скакуна, он был веселый и сильный… и страстный. А теперь Том напоминал скорее промокшую под дождем собаку с немытыми волосами, облаченную в черную куртку, с вечным насморком и печальными глазами. Она не представляла себе ночь любви с ним, и скорее могла бы вообразить голливудскую звезду у себя в постели, чем то, что видела сейчас на экране монитора. Она отвернулась, но отвернулась не от него, а от отвращения к себе, ощущая себя предателем. Предателем любви. Он ради нее поссорился с родителями, переехал жить в другой город, организовывает ей квартиру, документы, а она… что она? Предательница.

– Ты хоть развлекаешься немножко, у тебя усталый вид, выйди куда-нибудь отдохни, – попросила Алена.

Том обреченно пожал плечами, Алена не поняла его ответ.

– Том, что я буду делать во Франции? – спросила она.

– О, мы будем путешествовать, три часа до Швейцарии, час и мы в Италии, мы поедем на Корсику, на выходные в Испанию. Ты будешь учить язык, я учиться и защищать диплом, все будет хорошо, поверь мне.

– Я иногда думаю, что слишком стара, чтобы все начать опять сначала. Я боюсь Том, – призналась Алена. – Я очень боюсь, что все пойдет не так.

– Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, просто приезжай. У меня такое чувство, что ты готова передумать… Ты так далеко от меня, не бросай меня. Я знаю, что такое жизнь на острове, я готов бросить все, и лететь к тебе, прямо сейчас, ты только захоти, через 20 часов я буду у тебя…

– Нет, нет, – испугалась Алена, – все правда хорошо, я очень скучаю, очень, – прошептала она, зная что это не правда. На самом деле она уже скучала по Бали.

Ночью лежа в кровати, она вслушивалась в обрушивающиеся на берег волны. Она решила признаться Тому, что не поедет к нему, что останется здесь и будет действовать по изначально намеченному плану. Она займется йогой, устроится на работу, денег от сдачи квартиры в Москве было предостаточно. Она даже может снять себе дом, но жизнь в братстве ее вполне устраивала, тут была ее настоящая семья, таких же как она сумасшедших людей, упорно не хотящих признать, что они стареют, и в один день может оказаться слишком поздно вернуться в привычный мир. В мир, где есть слово работа, долг, обязательство, брак, образование и другие цивилизованные слова. Она все отчетливее начинала осознавать, что любила не Тома, а просто мужчину. Мужчину с потрясающим телом, красивого, здорового, страстного и влюбленного в нее до безумия. В сущности, она просто любила его тело. Было тяжело и больно осознавать это, но она не могла обманывать себя вечно и когда-нибудь эта страшная правда выплывет наружу, и может быть будет уже слишком поздно что-то менять тогда. Но еще труднее было то, что Алена не верила до конца в свои размышления… Может просто она отвыкла от Тома, может ей страшно уезжать из рая, может…

Согласно разуму, она должна дать себе шанс пожить в Европе. В стране с высоким уровнем жизни, образования и медицины. Она вдруг осознала, что думает о Франции, так будто читает строчки из политинформации, а на самом деле она ее совсем не знает. И судьба дает ей шанс познакомиться с Европой, пожить всего лишь в нескольких км от Монако, от таких мест как Антиб, Сан Тропе, Канны. Разве это не царский подарок за все то, через что она прошла в Москве. Эта унизительная система образования, вонючие грязные офисы в начале карьеры, и снобские, но мертвые в последние дни ее карьеры. Эти пробки, лживые друзья и любовники, убогие московские квартиры, взяточничество чиновников, подлость ментов, кругом обман, вранье, нестабильность, двуличие… Алена не на шутку взбесилась, вспоминая, о столице.

Она вспомнила себя выкинутой с дороги милицейской машиной в кювет, по тому, что нужно было дать дорогу чиновнику. В 30 градусов мороза, она рыдала в перевернутой на бок машине, пытаясь дозвониться до страховой компании, которой было заплачено за помощь на дороге. Никто не остановился, чтобы помочь ей. В ответ она слышала, только автоответчик, и многообещающую рекламу. Потом она шла по ночному шоссе и пыталась поймать машину, но останавливались только дальнобойщики, принимающие ее за проститутку. В окончании истории ее подобрал милицейский уазик и увез в отделение, засунув на заднее сидение с вонючими таджиками. У нее отобрали новый телефон, стоивший ей половину зарплаты, в файлах которого был отчет о проделанной работе. Алена вернулась домой под утро, подхватив воспаление легких, закончившееся увольнением с работы, за сорванную встречу. И подобных историй в ее жизни было предостаточно, и что же она еще тут себе думает? Выбирает.? Конечно, надо ехать, надо начинать новую жизнь там, где ее ждет любимый человек, они увидятся и все станет по-прежнему. Глотая слезы радости от принятого решения, она, наконец, заснула. Утром пришла бумага из Джакарты о полученном приглашении, ожидание которого растянулось почти на два месяца, вместо пары недель…

Провожать Алену вышел весь лагерь. Светка рыдала как сумасшедшая, причитая и всхлипывая так, что у Алены создалось впечатление, будто ее провожают навсегда. Или даже провожают в последний путь. Да и вообще все были какие-то грустные. Как выяснила она потом, из долгой переписки, которую вела холодными зимними ночами с некоторыми обитателями братства, все грустили по тому, что просто уезжал «еще один человек». Это означало, что когда-нибудь наступит день, и каждый должен будет уехать, улететь, уплыть, одним словом покинуть Бали, то единственное место на всей планете, где все до единого обитатели лагеря были счастливы. Все понимали, что когда-нибудь наступит конец, у каждого он будет свой: конец сбережениям, мечтам, отношениям. Но этот день неминуемо придет, потому… потому что все кончается. Потому что мы конечны. Вот кажется и Аленина молодая любовь, похоже тоже начала подходить к концу. Так плохо в жизни, как в тот момент ей еще никогда не было. Ее душа, тело, каждая клеточка ее мозга кричали ей: «Останься!». Но то, что люди называют разум, логика, рациональность подталкивали: «Конечно уезжай, такой шанс!»

Она обняв каждого, ощущая теплоту и искреннюю привязанность, удалилась на берег океана. В груди сильно болело. Стая собак легла у нее ног, бросая на нее тоскливые взгляды. За горизонт упала звезда: «Я хочу вернуться сюда»: прошептала Алена и смыв горькие слезы теплой океанской водой, поплелась к ожидавшей ее машине.

В зале ожидания, перед посадкой в самолет, она вдруг потеряла сознание. Очнувшись Алена увидела встревоженные лица балийских врачей, заботливо уложивших ее на свои колени.

– Мадам, мадам, что случилось? – заглядывая ей в глаза, ласково спрашивал молодой доктор, – Что мы можем для вас сделать?

– Ничего, ничего, – шептала она, – уже ничего нельзя. Спасибо.

На дрожащих ногах она зашла в самолет.


Формальности с визой были легко улажены. Уже через два дня она летела во Францию. В Джакарте Алена немного успокоилась, часами болтала по интернету с Томом. Она побродила по городу, привыкая к огромному количеству людей на улицах, к пробкам, к одетым в костюмы людям. На Бали она провела счастливые месяцы, не замечая как неслись дни, в которых растворилась вся ее печаль и боль, привезенная из Москвы. И вот чем ближе к отъезду, тем больше заполнялось ее сердце все той же старой тоской и неопределенностью. «Все будет хорошо, все будет хорошо», – шептала она как заклинание, когда в иллюминаторе показалось Лазурное море южного берега Франции.

Под крылом потянулась длинная полоска земли. Море и вправду было лазурного цвета, туда сюда скользили яхты и несмотря на глубокую осень, повсюду чувствовалась жизнь: ветки дорог переплетались с многочисленными развязками, повсюду мигали сигналы светофоров, разноцветные машины спешили по всем направлениям и хвост тонкого красного поезда исчез в одном из туннелей.

– Не Бали, – оценила Алена, с интересом разглядывая приближающуюся землю. Там на посадке можно было разглядеть только гребни волн и макушки пальм. Самолет коснулся взлетной полосы и покатился по европейски вылизанному, чистому аэропорту. Через 10 мин она прошла паспортный контроль и через стекло вдруг увидела Тома, который с нетерпением бросал взгляды в толпу. Алена бросила сумки, и не думая ни о чем понеслась навстречу. Она прижалась ладонями к холодной витрине и плакала. Том гладил ее руки и что-то кричал. Как же она соскучилась, как она могла думать, что не любит его, такого родного и близкого ей человека.

– Иди, иди, – кричал он, указывая ей на дверь.

Там на Бали, она почти уже решилась, почти уже представила себе жизнь без него, и вдруг сейчас в одну секунду поняла как ошибалась, как на самом деле любила. Ведь только благодаря этой разлуке, она поняла то, чего так давно боялась и избегала: любить.