Эта женщина растревожила его душу с момента знакомства.

А этот ее взгляд сегодня днем в кабинете…

Просьба о прощении вкупе с жалостью. Все его существо восстало против этого взгляда. Ему была невыносима мысль о том, что Мариэтта его жалеет. Он не хотел ничьей жалости. Нико вызывал в людях различные чувства: уважение, покорность, доверие, страх, но практически никогда сочувствие или жалость. Он увидел и то и другое в глазах Мариэтты, и это выбило его из колеи. Нико запретил себе вспоминать о случившемся с Джулией, но иногда выдержка подводила. Чувство вины разъедало душу.

Нико подошел к столу и поставил бутылку и бокалы. Он пришел мириться, напомнил он себе, а не копаться в своих чувствах.

Мариэтта взглянула на него с испугом, который тут же сменился настороженностью и отстраненностью. Выгнув бровь, она спросила, выразительно взглянув на бутылку:

– Мы что-то празднуем? Неужели вам удалось задержать моего преследователя и вы почтили меня своим присутствием, чтобы сообщить мне, что завтра я смогу вернуться в лоно цивилизации?

Нико проглотил ее сарказм. Он избегал ее весь день, и она на него обиделась. Женщины терпеть не могут, когда их игнорируют. Нико прекрасно помнил это по двухлетнему опыту женатой жизни. Он бегло осмотрел ее наряд: светлые хлопковые брюки и изумрудный топ, облегающий высокую грудь и открывающий роскошные плечи. Интересно, она переоделась специально для ужина? Он почувствовал укол совести. Час назад она постучала в дверь кабинета и спросила, не приготовить ли ей что-нибудь на ужин. Он ворчливо ответил через закрытую дверь, чтобы она поела без него.

Открыв бутылку, он разлил коньяк по бокалам, поставил один перед Мариэттой и уселся в кресло напротив.

– Вы не считаете Лавандовый остров цивилизованным местом? – спросил он. – Или вы имели в виду компанию?

Щеки Мариэтты порозовели от смущения, хотя подбородок по-прежнему был поднят.

– Я уверена, что определенные части острова очень цивилизованные, просто я еще толком не видела острова. Что же до компании, пока я считаю ее удовлетворительной.

Несмотря на витавшее в воздухе напряжение, губы Нико растянулись в редкую для него улыбку. Никогда раньше женщина не описывала его словом «удовлетворительный». В те редкие моменты, когда он находился в компании женщины, он был, черт побери, более чем «удовлетворительным».

Он поднял бокал.

– Ваша взяла, Мариэтта, – сказал он, сделав глоток дорогого коньяка, заметив, что она не дотронулась до своего. – Вы злитесь на меня, – заметил он.

– Нет… – начала она, но замолчала, а затем, слегка вздохнув, продолжила: – Да, немного. Я совершила ошибку, а вы не приняли моих извинений. Я сердита на себя и на вас.

Нико поднял вверх брови.

– Вы выражаетесь без обиняков, – признал он, хотя его это совсем не удивило. По его мнению, Мариэтта не сторонница риторики. Она упряма и честна, не боится говорить то, что думает.

Неожиданно она наклонилась и накрыла ладонью его запястье.

– Я не хотела подсматривать, Нико, – мягко сказала она, – и мне искренне жаль вашу жену.

Жар от прикосновения ее руки резко контрастировал с обжигающим холодом, который охватывал его всякий раз при мысли о Джулии. Мариэтта убрала руку.

– Сколько вы были женаты?

У Нико перехватило дыхание.

– Два года.

– Она очень красива.

Стало быть, Мариэтта хорошо рассмотрела фотографию. Он не понимал, что чувствует по этому поводу. Он снова пригубил бокал, сделав щедрый глоток. Нико знал только, что не хочет продолжать говорить о жене.

– Кому вы звонили? – спросил он.

Резкая смена темы вызвала недоумение на лице Мариэтты.

– Простите?

– Вы сказали, что зашли в мой кабинет воспользоваться телефоном, – напомнил он. – Так кому вы звонили?

– Моей невестке.

– Зачем?

Плечи Мариэтты напряглись.

– Затем, что хотела услышать дружелюбный голос, – сказала она с легкой обвинительной ноткой в голосе.

Нико выругался про себя. Он пришел сюда, чтобы помириться и разрядить обстановку, а не конфликтовать. Он не имел ни малейшего желания говорить об умершей жене и погружаться в пучину отчаяния. Однако мог бы пресечь любопытство Мариэтты в менее враждебной манере.

– Простите меня, – выдавил он из себя непривычные слова.

Он редко извинялся. Последний раз это было десять лет назад на похоронах Джулии, когда он просил прощения у отца Джулии, но не получил его.

– Вы можете звонить кому угодно и когда угодно. Дом в вашем полном распоряжении. Я прошу вас лишь об одном. – Нико помедлил, глядя ей прямо в глаза. – Пожалуйста, не говорите больше о моей жене.

Долгую минуту Мариэтта смотрела ему прямо в глаза. Затем опустила ресницы, прикрыв ими свой выразительный взгляд. Она выехала из-за стола.

– Я поняла вас, спокойной ночи, Нико.

Развернувшись, Мариэтта поехала в дом, оставив нетронутым бокал с коньяком.

Посмотрев ей вслед, Нико, к своему неудовольствию, почувствовал нечто похожее на сожаление. Взяв ее бокал, Нико одним махом опрокинул его. Все прошло совсем не так, как он планировал.


– Босс, похоже, ее бывший бойфренд ни при чем.

Нико откинулся в кресле с трубкой, прижатой к уху.

– Уверен?

– Да, – ответил Бруно. – В пятницу парень ездил по делам в Вену на целый день. Интуиция мне подсказывает, что это не он. Он вполне доволен жизнью и успешен. Обожает своего ребенка и красавицу-жену.

Нико проигнорировал последнюю фразу. Он нервно взъерошил волосы: сказывалось напряжение бессонной ночи.

– Что говорит судмедэксперт?

– Ждет результатов ДНК по волосу, обнаруженному в спальне.

– Поговори с ним сегодня. Позвони в полицию и узнай, есть ли у них похожие образцы. – Нико побарабанил пальцами по столу и бросил недовольный взгляд в окно. – Что по соседям?

– Осталось поговорить с одной женщиной.

– Хорошо. Просмотри список художников, который я вчера выслал тебе по почте, и постарайся… – Нико замолчал, подался вперед, а затем вскочил с кресла. – Бруно, я перезвоню.

Со стуком бросив трубку на рычаг, он выскочил из кабинета, в три прыжка преодолел холл и оказался на террасе. Прислонив ладонь козырьком к глазам, чтобы защититься от яркого дневного солнца, он взглянул на край утеса за бассейном, и у него все внутри похолодело.

Набрав в легкие воздуха, он яростно завопил:

– Мариэтта!

Она не услышала его или сделала вид, что не слышит. Скорее всего, второе. Нико громко выругался, кипя от гнева.

Он свернул на грязную тропинку, вьющуюся через заросли лаванды и розмарина и едва заметную в густой траве. На тропинке явственно проступали следы колес ее кресла, ведущие к отвесному утесу глубиной сто метров.

– Мариэтта! – снова крикнул он. На этот раз он был уверен, что она его слышит.

Плечи девушки вздрогнули. Тем не менее она даже не повернула в его сторону головы. Еще несколько быстрых и длинных шагов, и волны адреналина в его теле сменились облегчением. Она сидела гораздо дальше от края утеса, чем ему показалось. Подойдя ближе, он сжал руки в кулаки, чтобы ненароком не схватить ее за хрупкие плечи и хорошенько встряхнуть.

– Что, черт возьми, вы здесь делаете?

Она взглянула на него с легким удивлением.

– Любуюсь видом, – ответила она с безмятежностью, от которой у него свело челюсти.

Он засунул кулаки в карманы джинсов.

– А чем, скажите на милость, плох вид с террасы?

– Ничем. Просто я там просидела весь день вчера. Мне нужна смена обстановки, иначе сойду с ума. Кроме того…

Она проехала вперед, и Нико молниеносно выдернул руки из карманов, так что ткань в одном из них треснула.

– Мне так хотелось взглянуть на пляж внизу.

Он встал перед ней.

– Это далеко.

Мариэтта фыркнула:

– Нико, вы невыносимы, ведете себя хуже моего брата. Что, по вашему мнению, я намерена сделать? Спрыгнуть с утеса? – Вытянув шею, она посмотрела через его плечо. – Эти ступени выбиты в скале?

Нико скрипнул зубами.

– Да. Но они очень старые, может быть, даже разрушенные и небезопасные.

– Может быть? Вы не знаете наверняка? Вы никогда не спускались вниз? – удивленно спросила она.

Нико сложил руки на груди.

– Это просто пляж, – равнодушно бросил он.

– Но это же ваш пляж, и он такой красивый. Почему вы ни разу туда не спустились?

В висках у Нико пульсировала кровь. Бог мой! До чего же несносная и непредсказуемая женщина. Он окинул ее взглядом с головы до ног: блестящие волосы собраны в конский хвост, розовый топ на узких бретельках прикрывает упругую грудь, открывая тронутые золотистым загаром плечи, белые шорты до колен и белые открытые сандалии на ногах с розовым педикюром.

«И как только женщина может быть такой соблазнительной и раздражающей одновременно?» – пронеслось у него в голове.

Он снова взглянул ей в лицо. Ее щеки порозовели, а у основания горла пульсировала жилка. Их взгляды встретились, и между ними промелькнула искра притяжения.

Он запоздало понял, что она что-то сказала.

– Простите?

– Пленница, – нахмурившись, повторила она. – Я чувствую себя как в тюрьме, Нико.

«Пленница», – стучало у него в мозгу. Внутри все похолодело, и Нико снова оказался в том темном и диком месте.

Джулия тоже провела последние дни жизни в плену у похитителей, которые получили от ее отца огромный выкуп и все же бросили ее умирать в канаве.

– Нико?

Голос Мариэтты донесся до него как сквозь туман.

– Вы в порядке?

Он мысленно выдернул себя из черной дыры, закрыв бездонную воронку, грозившую засосать его в бездну ужасных воспоминаний.

– Я просто забочусь о вашей безопасности, Мариэтта.

– Я знаю. Но мой преследователь в Риме. Здесь мне ничто не угрожает.

Она подъехала к нему так близко, что пальцы ее ног почти касались его коленей, а взгляд шоколадных глаз проникал в самое сердце.