– Мне не нужны козыри. Я не собираюсь с тобой бороться, только хочу быть с тобой на равных.

– На этом и покончим, Шер.

Она внезапно рассмеялась и покачала головой:

– Как это по-мужски. Будешь умирать, но не обратишься за помощью.

– Верно. Я не бездомный пес и не нуждаюсь в спасении. Я и сам способен о себе позаботиться.

– Мне бы не пришло в голову тебя спасать. Ты должен сделать это сам. – Глядя на него с нежностью, Шарлотта приблизилась еще на шаг. – В любом случае ты не должен винить себя в смерти брата и племянника. Ты ни в чем не виноват. Ты этого не хотел. Ты их не убивал.

Она говорила с такой убежденностью, что он почти ей поверил. Неужели она действительно права? Неужели все эти годы он напрасно себя терзал? Как же ему хотелось ей поверить! Однако его так просто не переубедить.

Он схватил ее за плечи и проговорил:

– Как ты не понимаешь? Я презирал Джорджа. Он всегда был такой... безупречный, безукоризненный, совершенный. Капитан, ведущий корабль к цели. Человек, к которому не придерешься. Да-да, он был именно таким.

– В то время как тебя выгнали из школы за то, что тайком водил к себе в спальню девочек. Да, я слышала, как много лет назад Розочки обсуждали это событие. Однако это не значит, что ты желал смерти брата.

– Да, разумеется. Но все-таки временами я его ненавидел.

– Потому что хотел услышать от родителей и бабушки похвалу и в свой адрес. Поскольку же ничего не получалось, ты решил, что должен как-то иначе привлечь к себе внимание. И в конце концов бросил вызов всему миру. Мне это знакомо, потому что мои братья всегда дрались, когда хотели, чтобы их заметили.

Брэнд решительно покачал головой:

– Уверяю тебя, ты ошибаешься. Просто мне нравится шокировать окружающих своим поведением. Такой уж у меня характер.

– Не стану спорить. По правде говоря, в своем вызывающем поведении ты достиг вершин мастерства.

Ее губы дрогнули в насмешливой улыбке. В этот миг в нем что-то перевернулось, и он осознал, что они одни в темной спальне, освещенной лишь мерцающим пламенем свечей. Лучшую сцену для обольщения трудно было представить. Зачем тратить время попусту на ссоры? Проще ее обольстить, и она обо всем забудет.

Брэнд привлек Шарлотту к себе и уткнулся носом в ее лоб. Потом прикоснулся губами к щеке.

– Распутство требует надлежащей практики, Шер.

Она затаила дыхание и закрыла глаза. Потом вдруг сказала:

– Перестань, мы так не сможем разговаривать.

– Вот и хорошо, верно?

Он прикоснулся губами к ее губам. У них был необыкновенный вкус, богатый и загадочный, как у хорошего вина. Он ощутил лихорадку желания, затмевавшего реальность. Он хотел ее раздеть, увлечь в постель, хотел овладеть ею – возможно, таким образом ему удалось бы забыть о боли прошлого и предаться радостям настоящего.

Однако он не торопился. Не торопился, хотя и чувствовал, что она сдалась без сопротивления. Ему было приятно ощущать, как ее самоуверенность и раздражительность плавятся, превращаясь в мягкую податливость. Ее моментальная реакция уже сама по себе являлась наслаждением. Шарлотта не могла ему противостоять, и это служило утешением.

– Давай нарушим нормы морали, – пробормотал он, чуть отстранившись. – Я подарю тебе наслаждение, о котором ты и не мечтала.

Он принялся поглаживать ее груди сквозь тонкую ткань платья. Шарлотта тихонько вздохнула и положила руку поверх его ладони. Она вовсе не пыталась остановить его, но все же сказала:

– Брэнд, мы не можем. Мы не должны...

Она была права. Это походило на безумие. Но трепетная вибрация ее голоса только подхлестнула его желание.

– Нет, можем, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею. – И должны.

– Брэнд, пожалуйста. Кто-нибудь может зайти сюда.

– Я могу об этом позаботиться. – Он подошел к двери и повернул в замке ключ. Лязг металла словно вернул его к реальности, пробудил в нем голос разума.

Внутренний голос напомнил: «Шарлотта – не шлюха, услугами которой можно воспользоваться по первой прихоти. Она девственница, к тому же благородная дама».

На что он рассчитывал, задумывая ее совратить? Чуть дальше по коридору находились Розочки.

Проклятие! Положение безвыходное.

Он повернулся – и глазам своим не поверил. Шарлотта стояла у кровати и пыталась расстегнуть пуговицы на спине платья. Увидев, что он смотрит на нее, она бросила на него пылающий взгляд, исполненный мольбы.

– Пожалуйста, помоги мне, – проговорила она. – Я не могу достать остальные пуговицы.

Господи всемогущий! Он только что получил четыре туза! Тут платье немного сползло с ее плеча, и его взору открылась полная грудь, обтянутая кружевным корсетом.

В следующее мгновение он уже стоял у нее за спиной и расстегивал маленькие перламутровые пуговки.

– Я не понимаю... – пробормотал Брэнд. – Действительно... ничего не понимаю. Ведь ты же... только что ты мне отказывала.

Она бросила на него через плечо загадочный взгляд:

– Я решила, что не могу дальше жить, не зная.

Что за взгляд! Так смотрят женщины, сулящие плотскую усладу.

– И только-то? Ты решила принести мне в жертву свою девственность?

На губах Шарлотты промелькнула улыбка.

– Видишь ли, я давно об этом думала. Мне уже двадцать девять лет, и я не хочу умереть добродетельной старой девой.

Выходит, она смотрит на него как на подвернувшийся удобный случай. Но почему его это раздражает? Он всегда проповедовал именно эту философию – получать удовольствие и не задавать лишних вопросов.

Брэнд сомкнул руки вокруг ее тонкой талии. – Черт побери, Шер. Ты должна сказать «нет».

Она тихонько рассмеялась:

– Нет, нет и нет. Пожалуйста, не насилуй меня, коварный обольститель.

Он тоже рассмеялся:

– Шер, ты не должна дразнить мужчину.

Тут она наконец-то повернулась к нему лицом и, глядя ему в глаза, прошептала:

– Я ничего не могу с собой поделать, Брэнд. Я так давно о тебе мечтаю. Я вся истомилась.

В этот момент он утратил всякое представление о действительности, и от желания уберечь их обоих от этого безумства ничего не осталось. Возможно, это было неизбежно и предопределено свыше – с того самого момента, когда она, рано созревшая тринадцатилетняя девочка, уселась ему на колени и посмотрела на него влюбленными глазами. Что ж, в таком случае у него не было выбора, оставалось лишь подчиниться неизбежному...

Он снова ее поцеловал, – но на этот раз так, чтобы она почувствовала всю силу его страсти. И Шарлотта, привстав на цыпочки и прижавшись к нему всем телом, ответила на поцелуй. Его руки взлетели к ее волосам и, нащупав заколки, выпустили на свободу тяжелую шелковистую массу, волной скатившуюся по плечам до самой талии. И почти тотчас же платье соскользнуло вниз и упало на пол, к ее ногам. Он взялся за шнурки корсета и потянул. Но – проклятие! – его руки дрожали, и ему никак не удавалось справиться со столь простым делом, никогда не представлявшим трудности для такого искусного соблазнителя, каким он считался.

Когда же он наконец избавил Шарлотту от корсета, то замер в восхищении. Его старания были не напрасны. Только тонкое полотно сорочки прикрывало ее наготу. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали обольстительные формы с набухшими от желания сосками.

От желания, которое пробудил в ней он. Желания к нему. И только к нему.

Когда он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, она сделала какое-то судорожное движение – словно хотела спрятать руку за спину. Потом в смущении пробормотала:

– Мы не могли бы... забраться под одеяло?

Он тоже этого хотел. Забраться под одеяло, в кресло, лечь на пол, в любое другое место – куда она скажет. Он будет послушным, будет делать все, что она пожелает.

Но вместо этого он подвел Шарлотту к большому, во весь рост, зеркалу и прижал к себе спиной. Как же это мучительно – прижимать ее к себе, усмиряя порывы необузданной страсти. Было мучительно видеть под тонкой тканью сорочки интригующие тени и контуры, отраженные в зеркале.

В мерцании свечей была заметна паутина шрамов, покрывавших ее правую руку почти до самого плеча, – там кожа была гладкой и матовой. Но он почти не замечал ее руку, его взгляд был прикован к ее роскошным формам.

Шарлотта взглянула на себя и тут же отвернулась, прикусив нижнюю губу. Судя по всему, она испытывала смущение, хотя он ожидал от нее совсем другого.

Мысленно улыбнувшись, он повернул ее лицо к зеркалу и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее влажным губам.

– Посмотри на себя, – прошептал он ей в ухо. – Ты чертовски красивая.

– Вовсе нет, – пробормотала она в растерянности.

Он хотел съязвить, но вовремя прикусил язык. Вопрос был слишком для нее важный, чтобы относиться к нему легкомысленно. Хотя Шарлотта взирала на мир с гордым достоинством, она слишком тяжело переживала свое «несовершенство», словно не подозревала, что в мире существуют гораздо более страшные физические изъяны. Он нежно провел пальцами по ее обезображенной руке, потом поднес к губам покрытую шрамами кисть и поцеловал сначала ладонь, затем, поочередно, каждый пальчик.

– Ты очень красивая, Шер. Вся красивая, с головы до ног.

Она подняла грустные глаза на его отражение в зеркале и, встретившись с ним взглядом, сказала:

– Тебе не нужно меня очаровывать, Брэнд.

– Я не кривлю душой. Ты не похожа на остальных женщин, которые только и делают, что любуются собой в зеркале. Их ничего не волнует, кроме нарядов, шляпок и драгоценностей. Они убеждены, что могут добиться чего угодно благодаря своей внешности. – Брэнд увидел в ее глазах вопрос, на который не хотел отвечать, но все же ответил: – Да, верно. Грейс тоже была из их числа.

– Но ты все еще ее любишь? – спросила Шарлотта, по-прежнему не спуская с него глаз.

– Господи, конечно, нет. Почему ты решила... – Он внезапно умолк. Немного помолчав, вновь заговорил: – Запомни одно правило. В спальне никаких разговоров на посторонние темы. Здесь есть только ты и я. Поняла?