Шарлотта внезапно открыла глаза и в изумлении уставилась на Вивьен:

– Значит, Эми...

Вивьен отвела взгляд и пробормотала:

– Совершенно верно. Брэнд – ее отец.

Охваченная самыми противоречивыми чувствами, Шарлотта не могла вымолвить ни слова. Она негодовала, потому что Брэнд осуждал ее, а сам совершил предательство по отношению к другу; и она испытывала к нему сострадание, потому что не могла забыть, какая мука была в его взгляде, когда он обнимал Эми.

– Ты уверена? – спросила она наконец. – Ты совершенно уверена в том, что именно Брэнд – ее отец?

– У Брэнда есть родимое пятно. Есть оно у Эми и есть у меня. Вот здесь. – Со слабой улыбкой Вивьен прикоснулась к своему бедру. – Это семейная отметина.

– Тогда ты приходишься ей не только приемной матерью, но и тетей, – пробормотала Шарлотта.

– Да, верно, – подтвердила Вивьен. Она поставила чашку на блюдце и, подавшись вперед, проговорила: – Шарлотта, ты не должна никому об этом рассказывать. Только Брэнд, Майкл и я знаем правду. Теперь еще и ты.

– А Розочки?..

Вивьен покачала головой:

– Думаю, что им ничего не известно. Так хочет Майкл, и я с ним согласна. Чем меньше людей знают, тем лучше. Пойми, если в обществе об этом узнают, репутация Эми будет запятнана.

– Ох, эти светские условности... – пробормотала Шарлотта. – Но ведь во всем виноват Брэнд. Он соблазнил жену своего лучшего друга. Пусть общество порицает его – при чем же здесь невинная девочка?

Однако Шарлотта прекрасно понимала: Вивьен права, и репутация Эми действительно пострадает, если в обществе станет известно, кто на самом деле отец девочки.

– Но дело не только в репутации Эми, – продолжала Вивьен. – Майкл относится к ней как к своей дочери. И он не перенесет, если она будет считать своим отцом кого-то другого.

– Я понимаю, – кивнула Шарлотта.

– Надеюсь. – Вивьен встала с кресла – и вдруг упала перед Шарлоттой на колени. Схватив ее за руки, она проговорила: – Пожалуйста, ради Майкла, ради Эми поклянись, что никогда никому об этом не расскажешь.

Шарлотта судорожно сглотнула. Великодушие бывшей подруги сразило ее. Хотя она когда-то предала Вивьен, та простила ее и доверилась – никакое отпущение грехов не могло бы с этим сравниться.

С трудом сдерживая слезы, Шарлотта прошептала:

– Да, конечно, обещаю... – Она крепко обняла Вивьен. – О, дорогая, спасибо тебе. Спасибо за доверие.

Вивьен с улыбкой отстранилась. В ее глазах тоже блеснули слезы. Немного помедлив, она с озабоченным видом проговорила;

– Но наверное, и Брэнду не следовало бы сообщать, что тебе стало об этом известно.

– Я не скажу ему, что узнала это от тебя. Пусть думает, что я сама догадалась. Видишь ли, я нашла у него в столе миниатюру Эми.

– Это я заказала для него ее портрет, – призналась Вивьен. – Майкл тогда страшно рассердился и накричал на меня, но я все же убедила его, что так будет правильно. – Она снова сжала руку Шарлотты. – Я не боюсь, что Брэнд рассердится на меня. Меня больше волнует, что он разозлится на тебя. Он очень скрытный человек, мой брат.

Шарлотта прекрасно знала об этом. И еще она знала, что Брэнд обманщик и соблазнитель. Но он любит Эми. Боже милостивый, он любит дочь, которую никогда не сможет назвать своей.

Брэнд резко постучал в дверь и принялся расхаживать по террасе небольшого ветхого особняка, расположенного неподалеку от Странда. Крыша дома, поддерживаемая двумя полуразвалившимися колоннами, опасно просела, окна же в лучах закатного солнца казались необыкновенно мрачными. Раньше Брэнд даже не подозревал, что Джеймс Уэдерби живет в такой лачуге.

«Вернее, жил», – мысленно поправил он себя. Этим утром Уэдерби был найден мертвым.

Брэнду сообщили новость, когда он одевался после боксерского поединка. К нему в раздевалку ворвался сияющий от радости Урия Лейн; Урия ликовал – ведь именно он принес это известие, пусть и трагическое. Правда, подробностей Лейн не знал. Не знал даже обстоятельств смерти Уэдерби. Тело покойного было доставлено в похоронное бюро – вот все, что он мог сообщить.

Умер еще один член Лиги Люцифера. И Брэнд хотел выяснить, была ли его смерть насильственной – как в случаях с другими покойниками.

Черт, почему никто не открывает?

Брэнд принялся молотить в дверь кулаками. Затем снова стал мерить шагами террасу. Через несколько минут дверь наконец-то открылась. На пороге стоял мужчина с румяным лицом, кустистыми бровями и огромным животом, выпиравшим из жилетки. На вороте его рубашки виднелись следы яичного желтка.

Мужчина уставился на Брэнда и проворчал:

– Если вы из числа этих проклятых констеблей, вам лучше прийти попозже. Сейчас я пью чай.

Мужчина уже взялся за ручку, чтобы захлопнуть дверь, но Брэнд успел ухватить его за рукав:

– Не торопитесь. Я лорд Фейвершем, друг Уэдерби. А вы домовладелец?

– Да, верно. Шенли меня зовут, вот только...

В следующее мгновение Брэнд рывком распахнул дверь и вошел в узкий, тускло освещенный коридор, стены которого были оклеены выцветшими обоями с цветочным рисунком. Миновав коридор, граф прошел в комнату и осмотрелся. Из мебели здесь имелись только стул и стол, а пол – черно-белая мраморная плитка – был необычайно грязным. Вероятно, когда-то этот дом выглядел довольно прилично, но из-за отсутствия ремонта давно уже обветшал.

– Видите ли, милорд, – проговорил Шенли, – если вы пришли взыскать долги, то не с кого. Бедняги уже нет в живых. К тому же два дня назад он должен был заплатить за жилье, но... Мошенник и так задолжал мне за три месяца.

– Сколько?

– Полгинеи. Не так уж много.

Брэнд вытащил из кармана две золотые монеты и бросил домовладельцу. Тот, изловчившись, поймал их. Затем в изумлении уставился на графа.

– Надеюсь, этого хватит, – сказал Брэнд. – Это тебе за беспокойство.

Шенли расплылся в улыбке и пробормотал:

– Что ж, это меняет дело. Вы очень добры, милорд. Не желаете ли осмотреть комнату покойного? Она наверху...

– И расскажи заодно, что случилось.

– Да, милорд, конечно. – Поманив Брэнда за собой, Шенли начал подниматься по ступенькам. – Хотя рассказывать особенно нечего. Сегодня утром горничная пошла прибраться у него в комнате и нашла беднягу в постели. Он уже окоченел.

– Его ударили ножом или задушили?

Шенли с негодованием взглянул на визитера:

– У меня приличный дом, милорд. Я всегда запираю все двери, и парадные, и черный ход. Окна – тоже. У меня здесь никого не могут убить в собственной постели.

– Значит, никаких следов вторжения?

Домовладелец покачал головой:

– Никаких, милорд. Как сказал сыщик, просто досадный случай... Увы, благородный джентльмен, а пал столь низко.

Выходит, Ганнибал Джонс здесь уже побывал. Брэнд поморщился и проговорил:

– Что значит... «досадный случай»? Как именно умер Уэдерби?

Они поднялись на лестничную площадку и остановились. Шенли помрачнел и пробурчал:

– Джентльмен свел счеты с жизнью. Перерезал вены бритвой – вот что он с собой сделал.

Господи милосердный! Неужели эта смерть – просто злосчастное совпадение, не имеющее ничего общего с Лигой Люцифера? Может, всему причиной – пагубное пристрастие Уэдерби к опиуму, ввергнувшее его в конце концов в пучину отчаяния? На вечеринке у Бонов он казался очень подавленным. Он почти ничего не говорил – только один раз подал голос, предложив Вону тему для стишков.

И все же Брэнду не верилось, что смерть Уэдерби – простая случайность. «Ведь подобное убийство можно без труда выдать за самоубийство, – размышлял он. – А в состоянии наркотического опьянения Уэдерби не мог оказать сколько-нибудь действенного сопротивления».

– В какое время он вернулся вчера домой? – поинтересовался Брэнд.

Шенли почесал в затылке:

– Где-то после полуночи.

– Он был один?

– Один. Один как перст.

– А позже к нему никто не приходил?

– Нет, никто. Хотя... Он сам кого-то впустил, когда я уже запер двери.

«Что ж, теперь все ясно», – сказал себе Брэнд.

– А чем занимался его слуга?

– У него не было никакого слуги. Он все делал сам.

– А другие постояльцы что-нибудь слышали?

– Да нет же. Констебли уже всех опросили. Полдня здесь толпились и что-то вынюхивали, проходимцы. Теперь из-за этих сплетен об убийстве и кровавой расправе к моему дому никто не подойдет – дурная слава... – Сокрушительно покачав головой, Шенли распахнул дверь комнаты в конце коридора, и граф тотчас же уловил сладковатый запах опиума. – Поверьте, милорд, то, что здесь произошло, не имеет никакого отношения к убийству. Здесь царил ужасный беспорядок, и горничной потребовался целый час, чтобы прибраться.

Брэнд вошел в тускло освещенную комнату. Белье с кровати убрали, но буровато-красное пятно на матрасе оставалось напоминанием об ужасной смерти Уэдерби.

– Что-нибудь отсюда пропало?

– Не знаю. – Шенли пожал плечами. – Если хотите забрать то, что он вам должен, я не буду возражать.

Брэнд молча кивнул, и домовладелец, немного помедлив, удалился. Граф невольно усмехнулся; он почти не сомневался, что Шенли уже обшарил всю комнату в поисках чего-нибудь ценного. Но едва ли ему удалось найти что-то по-настоящему ценное – бедняга все свои скудные средства тратил на опиум.

Брэнд прошелся по комнате и осмотрелся. Медный кальян и горелка – немые свидетели пагубной страсти – все еще стояли на ночном столике возле кровати.

Какой же он глупец, этот Уэдерби.

Брэнд сокрушенно покачал головой. Увы, Джеймс Уэдерби, младший сын в семействе, бесславно закончил свой короткий жизненный путь. У несчастного были еще два брата, вполне благополучные землевладельцы, жившие где-то в Гемпшире, но с незадачливым родственником они не общались. Интересно, кто-нибудь оплачет его смерть?