Но Шарлотта с невозмутимым видом проговорила:

– Я намерена найти человека, угрожавшего моей бабушке. В любом случае два ума всегда лучше одного.

– Возможно, – кивнул Брэнд. – Но не в том случае, когда один из умов – женский. – Он тяжко вздохнул и вдруг воскликнул: – Проклятие, Шер! Как тебе удалось выследить меня?!

– Я наняла кеб.

– Не валяй дурака. Наверное, ты наняла одного из возничих, ожидавших у дома, ведь так? Он, должно быть, случайно услышал названный мною адрес.

Шарлотта пожала плечами. Ей казалось, что в данном случае благоразумнее промолчать. Действительно, не могла же она признаться в том, что рылась в запертом ящике его письменного стола. Она перевела взгляд на сцену, где худощавый мужчина в белом принимал из рук своих ангелоподобных помощниц корзины с пожертвованиями. По опустевшему театру разносился звон монет.

Покосившись на Брэнда, Шарлотта спросила:

– Преподобный Паркинсон тоже был членом Лиги Люцифера?

– Нет. Я здесь по поводу карточного долга, – ответил Брэнд.

Шарлотта внимательно посмотрела на него и проговорила:

– Что ж, тогда пойдем побеседуем с ним, пока он не ушел.

Не дожидаясь ответа, Шарлотта зашагала по проходу, ведущему к сцене. Брэнд тотчас же последовал за ней. Внезапно он схватил ее за руку и проговорил:

– Если хочешь подвергнуться опасности, пусть будет по-твоему. Но вопросы буду задавать я. Если же ты произнесешь хотя бы слово, я выдворю тебя отсюда. Ты меня поняла?

Шарлотта молча кивнула; она поняла, что в случае ее неповиновения Брэнд немедленно приведет угрозу в исполнение. Тут она заглянула ему в глаза и вдруг почувствовала острое желание отдаться его власти. Да, ей захотелось довести его до исступления... и подвергнуться наказанию поцелуем.

Его взгляд застыл на ее полуоткрытых губах – словно он прочитал ее мысли. Внезапно он отвернулся и зашагал к сцене. Шарлотта поспешила за ним. «Спокойно, не волнуйся, – говорила она себе. – Главное – не отвлекаться от цели». Она решила, что будет помалкивать и внимательно слушать, чтобы получить максимум информации. Ведь от этого, возможно, зависела жизнь ее бабушки.

Они поднялись на сцену. Указав на пыльный малиновый занавес, Брэнд велел Шарлотте остановиться, и она, чтобы не вспылить, тут же сказала себе: «Успокойся, не возражай».

Она заняла позицию в тени кулис, откуда могла все видеть и слышать. Брэнд же вышел на середину сцены и громко проговорил:

– Паркинсон, подожди, не уходи!

Преподобный сэр Джон Паркинсон вздрогнул и обернулся. Несмотря на белые одежды и Библию под мышкой, он даже отдаленно не напоминал священника. Ястребиные черты лица и длинные, до плеч, волосы могли бы скорее принадлежать кому-нибудь из придворного окружения Карла Второго.

Паркинсон прищурился – словно плохо видел без очков.

– Кто здесь? – В его голосе прозвучали нотки раздражения.

Граф усмехнулся и ответил:

– Дьявол собственной персоной.

Ангелоподобные существа, стоявшие рядом с Паркинсоном, громко захихикали. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они тоже выглядели не слишком добродетельными – во всяком случае, именно так подумала Шарлотта.

– Фейвершем? – произнес Паркинсон с нескрываемым удивлением. Какое-то время он стоял, молча уставившись на графа. Затем приблизился к Брэнду и, крепко пожав ему руку, воскликнул: – Господь всемилостивый, это действительно ты! Какой неожиданный сюрприз небес! Ты пришел, чтобы спастись?

Шарлотту поразила последняя фраза. При других обстоятельствах она, вероятно, позабавила бы ее.

– Боюсь, ты ошибаешься, – ответил Брэнд.

– Господь услышал мои молитвы, – продолжал Паркинсон. – Услышал и послал чудо, чтобы поддержать мои духовные изыскания. – Он кивнул своим помощницам. – Ангелы, возрадуйтесь вместе со мной. Сегодня воистину великий день. Нынешний день – могучий удар в нашей войне против зла. Брэнд Виллерз, порочный граф Фейвершем, пришел, чтобы покаяться в прегрешениях.

Женщины с любопытством поглядывали на графа; причем глаза их светились отнюдь не праведным огнем.

– Я здесь не для того, чтобы каяться, – заявил Брэнд. – Я хочу задать тебе несколько вопросов. Речь идет о твоих связях с Лигой Люцифера.

Паркинсон испуганно замолчал и украдкой посмотрел на своих ошеломленных помощниц, потом прочистил горло.

– О бывших связях, – поправил Паркинсон. – Это было давно, и я уже искупил свои грехи. Отец на небесах очистил от греха мою душу и омыл меня водами прощения. Аминь!

– Аминь! – отозвались ангелы.

– Пусть будет по-твоему, – кивнул Брэнд. – Но скажи, поддерживаешь ли ты связь с кем-либо из бывших приятелей?

– Нет, разумеется. Как тебе могло такое прийти в голову? Я посвятил жизнь распространению слова Господня. Прошу прощения, одну минуту... – Паркинсон велел женщинам удалиться, указав на дверь в глубине сцены, потом снова повернулся к Брэнду: – Видишь ли, мои последовательницы знают далеко не все о моем прошлом, и мне очень не хотелось бы вызывать путаницу в их прелестных головках.

«Что за лицемерие, – подумала Шарлотта. – Мало того что он делает из этого тайну, так он еще имеет наглость считать женщин глупыми». Шарлотта уже хотела возмутиться, но тут Брэнд пристально взглянул на нее, и она, вспомнив о своем обещании, промолчала.

– Ты не один? Здесь есть еще кто-то? – спросил Паркинсон, глядя в сторону кулис. – Кто там? Женщина?

– Это всего лишь моя любовница, – ответил Брэнд. – Не обращай на нее внимания. Она слишком глупа, чтобы придавать значение нашему разговору.

Любовница? Глупа? Шарлотта едва не задохнулась от гнева. Она решила, что должна дать Брэнду отпор, но вовремя одумалась – момент для выяснения отношений был не самый подходящий.

– Твоим шлюхам тут не место, – промолвил Паркинсон, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Так же как и тебе. Если только ты не пришел сюда, чтобы покаяться.

– Тогда позволь задать тебе несколько вопросов, и я немедленно уйду. Скажи, когда ты покинул Лигу?

– Ты и сам это знаешь. Четыре года назад. Видишь ли, на последнем собрании у меня открылись глаза... С того момента я следую за светом надежды. Ты, Фейвершем, тоже должен стать на праведный путь. Оставь карты и женщин, пока еще не поздно.

Брэнд вскинул брови:

– Ты веришь, что Господь покарает членов Лиги?

– Конечно! Это неизбежно! Если человек погряз в пучине греха, то рано или поздно подвергнется вечному проклятию.

У Шарлотты по спине пробежали мурашки. Неужели перед ней стоял убийца? Неужели этот человек с горящими глазами рьяного поборника веры способен совершить убийство?

– В таком случае скажи, слышал ли ты новости? – спросил Брэнд.

– Новости?..

– В декабре на дуэли погиб Меллингем. Две недели спустя Уоллис упал в лестничный пролет и свернул себе шею. Потом в январе в постели любовницы от сердечного приступа скончался Олдрич. А несколько недель назад Троубридж был убит шайкой подкарауливших его разбойников.

Паркинсон в изумлении уставился на графа. Он прижал к груди Библию с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Боже всемилостивый. Ведь мы с Уоллисом вместе посещали Итон. А Троубридж... Когда-то каждую пятницу мы вместе ужинали у Уайта. Меллингема и Олдрича я плохо знал, но их смерть... Поверь, это кара Господа.

– Или человека, – с усмешкой добавил Брэнд. – Насколько я знаю, ты навещал Уоллиса прошлой осенью.

– Да, но... Я надеялся спасти его от беспутной жизни. Но он выгнал меня из дома и велел больше никогда у него не появляться. – В глазах Паркинсона блеснули слезы, и он опустился на табурет. Его голова поникла, и он провел ладонью по волосам, приводя свою гриву в еще больший беспорядок. – Теперь уже ничто его не спасет. Бедная душа.

Сердце Шарлотты наполнилось состраданием. Если Паркинсон был невиновен, то очень тяжело переживал смерть этих людей. А если он виноват? Если виноват, то обладает удивительной изворотливостью.

В свете факелов она видела профиль Брэнда – тот взирал на Паркинсона без всякого сочувствия.

– Как это удачно, что мы сейчас стоим на сцене, – съязвил граф. – Ты блестяще сыграл свою роль.

Паркинсон поднял голову:

– Сыграл роль? Господи, о чем ты толкуешь?

– Ты прекрасно знал этих людей, – продолжал Брэнд. – Знал их привычки и слабости. А теперь ты взял на себя миссию истребить всех членов Лиги. Всех до последнего.

– Истребить?! – взвизгнул Паркинсон. На его лице отразился неподдельный ужас. – Уж не хочешь ли ты сказать... что кто-то убил Уоллиса и других?

– Браво! Удивление удается тебе не хуже, чем горе. Священник вскочил на ноги и, потрясая перед носом Брэнда кулаками, закричал:

– Как ты смеешь бросать мне такие обвинения?!

Граф рассмеялся:

– Вижу, и негодование ты прекрасно освоил.

– Как ты смеешь?! Будь ты проклят! – кричал Паркинсон. Потом вдруг проговорил: – Если смерть Уоллиса – результат злого умысла, то сообщи подробности.

– Дай мне свою Библию, – неожиданно сказал Брэнд.

Паркинсон посмотрел на него с подозрением, но Библию протянул:

– Вот, возьми, если тебе действительно нужна эта книга. Думаю, тебе давно уже следовало бы ее почитать. И обрати особое внимание на Откровения.

– Спасибо за совет, но мне нужно только это. – Брэнд вытащил из Библии несколько листков.

– Так это же моя проповедь! – воскликнул Паркинсон. Он попытался выхватить из рук Брэнда свое творение. – Я потратил на нее долгие часы.

Брэнд сложил листки и сунул их во внутренний карман сюртука.

– Я на время оставлю их себе. Хочу сравнить их с почерком записки, полученной Троубриджем перед смертью.

– Троубридж получил записку?

– Да. В ней было написано: «Ты следующий».

– Если ты намекаешь, что я...

– Ты правильно меня понял. – Граф вернул Библию Паркинсону. – Между прочим, тебе не помешает повторить десять заповедей, особенно пятую – «Не убий».