— Господи, я не знаю! Джошуа такой милый и нежный, такой заботливый, такой красивый. Что еще нужно для идеального мужа и отца…

Джейн соскользнула на пол и прильнула к ее коленям.

— Но, — мягко спросила она, — как насчет любви?

— Любовь! — презрительно фыркнула Сайен, скривив губы и сверкая глазами, и это слово в ее устах прозвучало ругательством. В глазах подруги, внимательных и тревожных, она предстала чудесным воплощением самой женственности: блестящие, черные как вороново крыло волосы, мягкой волной упавшие на молочно-белую гибкую шею, сочетание высокого духа и страстной чувственности. — Что любовь дала моей матери? Очаровательного бездельника, красивого и неверного любовника, пылающего страстью к путешествиям и азартным играм? Пойми меня правильно, я очень люблю своего отца. Именно поэтому я так мало значения придаю этому чувству. Любовь, милая Дженни, не входит в список моих требований. Стабильность, постоянство, преданность — вот что на самом деле важно, и Джошуа мог бы дать мне все это. А вообще-то я еще ничего не решила…

— Ох, Сайен, — вздохнула Джейн и сжала ее ладони.

Отсутствующий взгляд Сайен медленно сконцентрировался на реальности и обратился к поднятому навстречу девичьему лицу в обрамлении светлых волос. Что выражало это лицо? Любовь, милую преданность, тронутую оттенком печали, и — жалость?

Она была потрясена до глубины души, совершенно не понимая, чем могла вызвать жалость. Но, может быть, Джейн чувствовала к ней сострадание потому, что ей только что пришлось пережить такую унизительную, ни на что не похожую стычку, да еще в день их общего праздника?

— Ладно, — воскликнула Сайен с бодрым блеском в глазах, стряхнув с себя задумчивость, — не пора ли присоединиться к компании?

— Вот это моя подружка! — Джейн поднялась и оправила складки на платье.

Девушки составляли чудесный контраст: одна маленькая, бронзовая от загара, с копной легких золотистых волос; другая высокая, с иссиня-черными волосами и молочно-белой кожей.

— Все бы на свете отдала, лишь бы заполучить такие ножки, как у тебя! — горестно воскликнула Джейн. — Не представляю, как мог брат Джошуа ругаться с тобой вместо того, чтобы втрескаться по уши! Ты убийственно хороша в этом красном платье. Если бы я попыталась надеть что-нибудь с такой заниженной талией, наверняка была бы похожа на чучело! Просто диву даюсь, что он не перекинул тебя через плечо и не унес, как только ты оказалась в его поле зрения!

— Каким-то образом, — очень сухо заметила Сайен, — ему удалось сдержаться. Однако не могу сказать, что терзаюсь разочарованием. Взамен я получила гораздо более приятные впечатления Соседка помедлила в дверях и пристально взглянула на нее, потом улыбнулась.

— Отшельница, у тебя в глазах чертики скачут. Что там бродит в твоей гадкой головке?

— Так, пустяки, — сладко проворковала Сайен, чувствуя, как холодная, злобная ярость заполняет пустоту внутри. — Но если Мэтт так уверен, что я неприемлемая кандидатура для вступления в его почтенную августейшую семью, то мне, возможно, придется показать, насколько я могу быть неприемлемой.

— Рассчитывай на меня, — в восторге прошептала Джейн. — Этот самовлюбленный красавчик не смеет ни за что ни про что отчитать мою лучшую подругу и уйти как ни в чем не бывало! Что ты собираешься делать?

Сайен пожала плечами.

— Там посмотрим. В конце концов, он уже объявил войну. Я просто помашу перед ним красной тряпкой и посмотрю, что из этого выйдет.

Вслед за Джейн она вышла из комнаты и спустилась в коридор, ведущий на кухню, а там уж стало не до секретных разговоров, потому что их поглотили свет, шум и приветственные крики друзей.

Едва войдя в кухню, Сайен почувствовала жаркую волну, исходящую от человека в углу. Глаза-предатели метнулись в ту сторону. Так и есть, она не ошиблась; какой-то внутренний локатор абсолютно точно указал ей, где он.

Мэтт Северн, перегнувшись через подоконник подле Джошуа, беседовал с родителями Стивена, парня Джейн, которые жили в Мичиган-Сити и приехали в Саут-Бенд на праздник.

Охотник делал вид, что весело проводит время, но у Сайен перехватило дыхание от его кинжально-острого взгляда. Почему все это так тяжело? Зачем он смотрит на нее так оценивающе и враждебно? Почему она чувствует себя испуганной и даже маленькой при всех своих ста семидесяти восьми?

Он сам слишком тяжелый — не той каменно-холодной, а здоровой, агрессивной мощью искушенной мужественности и уверенности в физической силе, и в его присутствии она испытывала неведомое прежде ощущение хрупкости своей и без того изящной фигуры.

Когда подошел Джошуа и привычно обнял ее за плечи, Сайен отметила мгновенное неуловимое изменение во взгляде Мэтью Северна, оценивающего ситуацию, и вся ее самоуверенность куда-то исчезла. Однако она сумела одарить Мэтью безразличной улыбкой, а затем переключила внимание на Джошуа.

— С днем рождения, красавица, — сказал Джошуа с улыбкой. — Зачем ты ходила наверх?

— Да уж конечно, ни за чем хорошим, — ответила она, обнимая его за талию, и отхлебнула пива из его банки. Интимная сценка, не правда ли, Мэтт? Вот и подавись.

— Пирог! — провозгласил Стивен. Сияющая Джейн захлопала в ладоши, и появился воздушный торт с выведенными на нем именами Джейн и Сайен и горящими свечами. За тортом последовали подарки и вино; праздник вошел в полную силу.

Гости сновали между квартирой и внутренним двориком, где начались танцы, готовили себе гамбургеры и хот-доги, пили пиво. Сайен потихоньку улизнула с кухни, чтобы немного отдохнуть. Солнце садилось, ветер наконец стал свежеть, но, хотя некоторые из пожилых гостей уже отправились домой, вечеринка была в разгаре. Похоже, она могла затянуться на всю ночь, ведь завтра праздник.

Когда Сайен воздвигала на бумажной тарелке гору салата из капусты с картошкой, сзади подкрался Джошуа, и девушка замаскировала улыбкой вырвавшийся из груди обреченный вздох. В эту минуту ей вовсе не хотелось оставаться с ним наедине.

— Будь другом, принеси бокал вина, ладно? У меня в горле пересохло от болтовни.

Он чмокнул ее в нос.

— Не танцуй ни с кем без меня.

— Кончится тем, — пробормотала она, оставшись одна и глядя на полную тарелку, — что я швырну эту капусту им в морду.

— В чью это морду вы собираетесь швырнуть капусту?

От звука этого вальяжного голоса она вздрогнула и почувствовала, как злость горячими пальчиками прошлась по позвонкам. Она-то надеялась, что Мэтт уехал вместе с другими — до Чикаго ведь два часа езды, — а он все еще крутится вокруг. Тут как тут; значит, все это время шпионил за ней.

Она подавила в себе гаденькую радость от того, что избавилась наконец от уединения с младшим братом, и сухим тоном произнесла:

— Есть выбор. А вы ведете наблюдение? И как, нравится?

Она чуть не прикусила свой острый язычок, когда хищный взгляд прошелся по ней от головы до ног. Господи, в нем же под два метра роста! Мэтт иронично констатировал:

— Убийственные ножки и классная улыбка. Надо отдать должное братишке — он эстет.

Бумажная тарелка дрогнула, и Сайен нервно сжала пальцы, сминая края. Но лицо оставалось безмятежным. Ей даже удалось пренебрежительно сморщить нос.

— На мой взгляд, это описание попахивает жаргоном поклонников тяжелого металла. Вот неожиданность! Я думала, у вас более консервативный вкус.

Косой луч заходящего солнца упал на жесткое, волевое лицо и, отразившись, ударил из орехово-карих глаз. Эффект был поразительный, сверхъестественный. Человек ли это? Сайен едва не отпрянула в страхе, а он произнес мягко и учтиво:

— Но мы говорили не о моем вкусе, а о братишкином.

— Кто тут говорит обо мне, а? — спросил Джошуа, снова возникнув рядом с бокалом вина и открытой банкой пива. В голосе звучал мальчишеский вызов неожиданному сопернику, а сам он выглядел каким-то неоформившимся рядом с жестким, будто вырезанным из камня, Мэттом.

У Сайен что-то оборвалось внутри, и она вздохнула. Судя по всему, мужчины готовы были немедленно сцепиться из-за нее, как два пса за кость, не принимая во внимание ее мнение, словно она и в самом деле была этой костью. Комедия начинала превращаться в фарс.

— Принес? Спасибо, — с напускной невозмутимостью произнесла Сайен и взяла вино. — Мы как раз обсуждали личные вкусы. Я сказала, что Мэтью производит впечатление человека консервативного.

Джошуа несколько преувеличенно расхохотался.

— Мэтт консервативен, как гоночная машина! О том, чем он занимался в своей молодости, в приличной компании и не расскажешь.

. Уголок чувственно очерченных губ пополз в сторону, и там, где на милом лице Джошуа появлялись очаровательные ямочки, отпечаталась резкая складка — признак решительности, сурового нрава и… чувства юмора Северна-старшего. Эти двое только в общих чертах походили друг на друга, и сейчас, когда они стояли рядом, Сайен невольно должна была признать, что Джошуа совсем другой человек, не выдерживающий сравнения со зрелой мужественностью Мэтта.

— Люди говорят: молодо-зелено; не слыхал? — шелковым голосом заметил Мэтт, намертво сцепившись сверкающими карими глазами со взглядом брата.

Закусив губу, Сайен наблюдала, как Джошуа по-жеребячьи вскинулся и огрызнулся:

— Молодой — не значит без головы на плечах.

— Голова-то есть, но нет еще знания того, что будешь, делать, когда в ней ум появится. — Голос Мэтта был спокоен, но в потемневшем взгляде сверкнула черная, злая молния.

Сайен с завистью посмотрела на веселящихся гостей, не ведающих, какая буря собирается у них под боком. Потом вновь сосредоточила внимание на братьях, которые метали яростные взгляды через ее голову, словно не замечая ее присутствия. Она заметила с опасным спокойствием:

— Не пора ли разрядить атмосферу? Джошуа опомнился немедленно; Мэтт только повел бровями. Эта утомленно-ироническая гримаса оказалась каплей, переполнившей чашу с трудом удерживаемого терпения: Сайен сверкнула глазами и, как волчица, не предупреждая, бросилась в бой.