– Ну да, ну да, дочка, ты права... – Светлана Юрьевна хлюпнула носом. – Но ведь живут люди и без любви, особенно когда у них общие дети, особенно если любовь была...

– Мама, вот ты сама и сказала – «была». В другой жизни. И ее я никогда не забуду. А сегодня нет ее, и вот тут, – Марина постучала себя в грудь, – пусто.

– Ну да, ну да...

* * *

Поздно вечером Марина провожала Андрея в гостиницу.

– Давай все-таки я отвезу тебя, чтоб не заплутал!

– Не надо, Мариш! Я возьму такси, доеду до отеля, заберу вещи – и в аэропорт. Ночью есть рейс на Симферополь. А вот с Егором я еще хочу поговорить. Ты не против, если он проводит меня до остановки?

– Ну о чем ты говоришь?! Егор взрослый человек, и он сам решает, что ему делать.

– Спасибо. Мы договорились, он ждет меня во дворе. И еще... Марина, ты возьми кольцо, ладно? Просто как подарок, за сына.

– Но это очень дорого, и покупал ты его по другому поводу.

– Да, по другому. Я старый дурак, Марина! Я решил, что все можно! А сейчас вижу – не все. Но я очень счастлив, поверь! У меня теперь сын есть. Возьми кольцо. Это подарок. Не думай о деньгах. Есть вещи, которые деньгами не меряют.

Он помолчал.

У нее же в голове теснились мысли: «Кажется, он понял, что не меня сегодняшнюю любит, а ту, что была в прошлом. Меня сегодняшнюю он совсем не знает и любить не может. А той, что была тогда, сегодня уже нет. Я же это поняла! Думаю, что и он поймет!»

Андрей переминался с ноги на ногу. Пора было уходить. И оставалось сказать лишь последние слова, которые принято говорить на прощание.

– Я еще тебе хочу кое-что сказать. Послушай меня. Ты – лучшая. И единственная. И только действительно влюбленный в тебя мог придумать тебе такое имя – песочная принцесса...

– Да, я его всегда помнила. Спасибо тебе.

...Марина погасила свет и прижалась лбом к холодному стеклу. За окном бесновался безумный балтийский ветер. Он срывал одежду с кленов и тополей – красные и желтые листья крутились над землей и никак не могли упасть. Сильный ветер. Того гляди, и надует на Неве волну, которая приведет за собой наводнение.

Осень.

Из подворотни вышли двое: один – высокий и широкоплечий, другой – хрупкий, среднего роста. Отец и сын. Они шли к автобусной остановке, сопротивляясь сильному ветру, что швырял им в лицо охапки листьев. Им было одинаково трудно идти против ветра. А кто говорил, что будет легко?!

* * *

– Маринка! Колечко – просто блеск! Вот это мужик! Вот это подарок! – Сашка примерила кольцо на каждый пальчик, любовалась им, отводя руку в сторону и поднося к свету, заставляла камни пускать по стене зайчики-радуги. – Мариш, может, имело смысл попробовать хотя бы?..

– Ну ты еще поучи меня! – Марина сердито одернула подругу. – Саш, давай не будем, ладно? Все хорошо именно в том варианте, который есть. У Егора есть отец, и они нашли общий язык.

– Но колечко приняла-а-а-а-а! – пропела Сашка и, увидев недовольный взгляд подруги, закончила: – Молчу, молчу! И все понимаю!

– Саша, глупо было отказываться. Или ты думаешь, что последовал бы красивый жест – колечко в мусоропровод? Ну, не будем глупости говорить. Так только в книжках бывает. А на деле... Ну отказалась бы я наотрез и поставила бы его в неловкое положение. Он же мужчина, негоже ему с цацками разбираться. К тому же я сначала отказалась и взяла кольцо как подарок, уже при повторном предложении.

– Ну-ну, Мариш, извини, я не хотела обидеть тебя. Да и нормально все! Ты ему нравишься, а женщинам, которые нравятся, мужчины с мозгами иногда дарят подарки. И даже очень дорогие.

– Саш, закрыли тему уже, а?

– Молчу, молчу! Ну а как вообще-то?

– Ну что ты допрашиваешь? Все сама знаешь: Егор счастлив, как мне кажется, Андрей, по-моему, тоже очень рад. А больше и сказать нечего...

К тому же обо всем на свете они уже переговорили. Как Егор и его друзья говорят, «перетерли»! И сколько можно еще перетирать?! Черное море с его странными приливными волнами, полосатый тигровый мыс на юге Гераклейского полуострова и странное стечение обстоятельств открыли тайну, которую хранили почти четверть века. А можно сказать «двадцать с лишним лет». По сути, одно и то же. Но двадцать с лишним – это все-таки некоторое количество лет, а четверть века – это целая эпоха. И она закончилась.

VII

Незадолго до Нового года Марина тащилась из супермаркета с тремя пакетами продуктов. Вот же удивительное дело: живет она одна, мама к ней на обед вообще не ходит, предпочитая молочные супы и каши собственного производства, Егор заскакивает поесть крайне редко, а продуктов она покупает как на большую семью. И ведь куда-то все уходит!

Сколько раз себе говорила – без особой нужды в супермаркет не заезжать! Это ведь бездонная яма. Зайдешь купить хлеб и молоко, но окажется, что нужно еще купить мясо, рыбу, полуфабрикаты, колбасу, сыр, стиральный порошок, шампунь и бальзам для волос, пену для ванны, салфетки и фильтры для кофеварки, новый фен, симпатичные чашки, пять штук миленьких прихваток, весы напольные и новый пылесос. В итоге денежки – тю-тю, зато куча новых, милых сердцу вещей.

Вот только лифт, черт бы его побрал, в этот день сломался! Видимо, не выдержал нагрузки – не только Марина тащила на себе три пакета с покупками. Все жильцы, как вьючные лошади, перли из супермаркетов все, что в хозяйстве нужно и не нужно. Некоторые вообще мебель новую покупали и все, что влезало в кабину лифта, на нем и везли. Вот чей-то диван и доконал хлипкое сооружение, в котором даже четыре человека без груза могли зависнуть между этажами.

Лифт стоял на первом этаже, створки кабины были открыты, внутреннее пространство плотно уставлено частями разобранного дивана веселенькой расцветки, а хозяин этой обновки бегал по двору в поисках техника.

Марина тяжко вздохнула и двинула вверх по лестнице со своим неподъемным грузом. Три ступеньки – остановка, еще три – и перекур. Она кляла все на свете: сумасшедших соседей, которые и по прошествии пяти лет проживания в доме никак не угомонятся и не прекратят это великое заселение с покупкой диванов, жадность, что когда-нибудь всех доведет до цугундера, техника, которого черти носят неизвестно где, свой четырнадцатый этаж и даже праздник, который виной всему.

Она уже миновала третий этаж, который так люб был когда-то ее женскому нежному сердцу, как стукнула дверь на этаже, и она узнала его по шагам – того, кого назвала Мужчиной своей мечты по имени Михал Иваныч. Глаз у нее на спине, конечно, не было, но была интуиция, и она просто почувствовала, что из четырех квартир на площадке стукнула дверь именно его квартиры.

Ну не везет так не везет, и бороться с этим невезением просто невозможно! Так хочется с предметом своего обожания встречаться вроде бы и случайно, но очень подготовленно, чтобы и прическа была на месте, а не сбоку, и шпильки на ножках, а не ботики-дутики. Про пакеты уродливые вообще лучше умолчать! Умная вроде женщина она, Марина Валерьевна Андреева, в зоопарке кенгуром работает, стройная для своего возраста с хвостиком, а прет три сумки барахла, как последняя барахольщица, как мать многодетная, доведенная до отчаяния ежедневным сочинением обеда для своих киндеров.

«Ну и что теперь делать? Ну и пусть смотрит, как я упираюсь, словно самосвал в гору! Смотреть, как бабы работают, – вот этому наши мужики хорошо научились! А вот чтобы помочь... Тут их днем с огнем...» – додумать свою гневную обличительную мысль про никчемный мужской род она не успела. Руки вдруг перестали у нее вытягиваться до пола, так как раздутые пакеты подхватил кто-то сильный.

– Давайте помогу! А то лифт сегодня не ходит...

Он! Батюшки-светы! Он! Михал Иваныч!

– Здрасьте! – кивнула ему Марина.

– День добрый! – ответил сосед более чем приветливо. – Что ж вы так нагрузились-то?

– Дык... я ж на машине! А кто ж... подумать-то мог, что тут... такая вот напасть?! Да еще и Новый год... Что-то он зачастил! – Марина пыталась не отстать от помощника и по этой причине дышала как рыба, которую вытащили из воды и бросили на берегу. Еще один этаж – и у нее глаза будут как у этой рыбы! Или как у рака! У него они, говорят, на палочках – выставляются из глазниц и шевелятся. Ужас!

– Вы не могли бы чуть-чуть помедленнее! – взмолилась Марина. – Я не успеваю и задыхаюсь!

– Помедленнее, значит, помедленнее! – Сосед сбавил темп. – Этаж у нас который?

– У нас – четыр... четырнадцатый! – выговорила она лишь со второго раза.

– Как же вы высоко забрались!

– Да. Я, знаете ли, специально последний этаж выбирала: не выношу, когда над головой кто-то топчется! Нажилась я уже в таких условиях, хватит! Тут у меня только какой кот заблудший иногда пробежит над головой. Ну или сантехник иногда походит по своим сантехническим делам. И все!

– Да, тут я вас понимаю и искренне завидую. У меня сумасшедший дом: снизу музыка с утра и до вечера, за стенкой – ругаются, как дикие, муж с женой, а сверху... Сверху у меня самое страшное – жуткая итальянская семья! Орут все – от грудного младенца до престарелой умирающей бабушки – и никогда не спят!

– Что вы говорите – итальянцы?! Надо же! Откуда же у нас тут итальянцы-то?! Потомки каких-нибудь Растрелли или Росси?!

– Нет, это я образно. Просто такие же шумные, как итальянцы, горластые и неуемные. И очень многочисленные, да... Пытался затыкать на ночь уши, но это ужасно неудобно, вот и мучаюсь.

Ей хотелось сказать что-нибудь в шутку с намеком типа «ну переселяйтесь на мой четырнадцатый, в мою тишину». Но! Какой-то гад придумал, что в таких вопросах мужчина должен делать первый шаг, и даже в шутку у нее не повернулся язык сказать то, что на нем вертелось.

И тут они пришли на ее четырнадцатый этаж. И в самый последний момент она поняла, что такой классный повод затащить его в гости она проворонила. И тогда она сказала, как с камня в море нырнула с головой: