Марина еще покрутилась кругами, как большая рыба, потерявшая свою стаю. Потом еще раз нырнула, поглубже. Потрогала камни, которые торчали в том месте, где когда-то был широкий подводный вход в грот. Вынырнула, полежала на спине, отдыхая, и поплыла прочь.

Видимо, она отсутствовала очень долго, потому что киевлянка, которая осталась охранять ее вещи, беспокойно выхаживала по пляжу, завернувшись в полотенце, и вглядывалась в даль. Она не сразу узнала Марину, и лишь когда та потянула полотенце из аккуратной кучки под скалой, близоруко прищурилась, всплеснула руками и забегала кругами:

– Ой, я ж вас не признала! Я же ж уже думала, что стряслося! Все уже приплыли, а вас все нет и нет! Ой же ж, господи боже ж мий! Ну как вы ж так долго?! Я смотрю, плаваете прям как рыба! Я ни! Я по-собачьему! А тут совсим боюсь! Тут, говорят, такая глыбь, что я не захожу ниже за колена!

Она тарахтела, смешно коверкая русские слова. Они поговорили немножко. Марина рассказала новой знакомой о том, как тут все изменилось. Потом постелила полотенце на камни и легла сверху. И только тут поняла, как она замерзла. Марину трясло мелкой дрожью, и она снова покрылась гусиной кожей.

«Сейчас отогреюсь и пойду». Марина еще у несуществующего больше грота решила, что будет делать дальше.

Соседка-киевлянка, которая так и не искупалась, громко сокрушалась о том, что какая-то нелегкая занесла ее на этот Фиолент, где смотреть нечего, купаться нельзя, на «каменьях» лежать – холодно.

– И вообще, в Крыму все так дорого, так дорого! Я вот в Египте была, так там все много дешевше! А пирамиды какие?! Это ж древности! Культура! И море очень теплое, и египтяне очень обходительные! И какая ж я дура, што в этот Крым собралась! – Потом помолчала минутку и взялась за свою пляжную сумку. – Вы уж извиняйте за компанию, но я буду сбираться. Щаз вже пароходик с Балаклавы придет. Может, и вы тоже вже поедете?

Марина повернулась к киевлянке:

– Нет, на теплоходик я точно не пойду. У меня машина наверху, поэтому хочу я или нет, но мне предстоит отправиться вверх по лестнице – восемьсот ступенек к небу.

– Тю! – удивленно протянула киевлянка. – Восьмисот? 3 ума сойтить! Я б не смогла!

– А куда б вы делись, если б надо было?!

– Ну да... Ежели только шибко надо было... Ну тогда я вас не жду, без компании поеду. Больше сюда не приеду уж, далеко и не поглянулось мне тут...

Киевлянка вроде все это Марине говорила, а на самом деле себе самой. Она еще пару раз вздохнула глубоко, печалясь «за потерянный день», сложила в сумку подстилку, полотенце, надела шорты и футболку и попрощалась с Мариной:

– Прощевайте! Вы меня извиняйте, я ведь даже имя ваше не спросила...

– Марина.

– А я Тамара Леонардовна, з Киева. Будете у Киеве – милости просимо! У гости!

– Спасибо! – отозвалась Марина и только хотела написать из вежливости свой питерский адрес, как новая знакомая сорвалась с места.

«Вот те раз! А куда ж к вам в Киев-то? «У гости!» На деревню дедушке!» – Марина улыбнулась, глядя, как ее недавняя соседка шустро чешет, подворачивая на камешках ноги в неудобных босоножках.

Она полежала еще с полчаса, обсохла и отогрелась. И потеряла интерес к тупому лежанию. Марина вообще не любила вот так загорать. Читать невозможно – солнце слепит, а просто валяться и дремать она могла только после плавания. Но стоило ей отдохнуть, как она подхватывалась, собиралась и уходила с пляжа. Да и не полезно ей было на солнце жариться с такой белой кожей.

Марина ловко переоделась в сухое белье, закутавшись в полотенце. Натянула светлые бриджи, смешную старую футболку, украшенную разноцветными бусинами, носки, кроссовки. Ей сразу стало тепло и уютно. Только волосы не просохли. Поэтому Марина собрала их в хвост, который завязала высоко на макушке. Под этот хвост у Марины была специальная бейсболка, с отверстием по центру: просовываешь в него хвост, затягиваешь шнурок, козырек посильнее на глаза надвигаешь, чтобы солнце не слепило, и никакой солнечный удар не страшен!

* * *

...Тропа, по которой они когда-то спустились с обрыва, сильно заросла, но была различима в кустах. Ею, судя по всему, пользовались, хоть и крайне редко. А зачем скакать по камням, когда теперь неподалеку монастырская лестница, открытая для посетителей? Правда, по лестнице с крутыми ступеньками идти было не легче, чем по тропе. А может, даже тяжелее. Лестница – это постоянный ритм, как у солдатика: ать-два, ать-два. По тропе с ее пологими «языками» порой проходить было проще.

– Ну, была не была! – сказала Марина себе и, зацепившись руками за корни, подтянулась и поднялась на тропу.

* * *

Место, где когда-то стоял их лагерь, Марина не узнала. То ли это, то ли нет. И похоже, и не очень. Как-то тогда все иначе выглядело, или она все забыла?.. Наверное, за эти годы какие-то деревья были уничтожены, какие-то выросли. Да и камнепады случались, и они значительно изменили пейзаж. В общем, сюр какой-то! Но место, где две тропы расходятся, Марина нашла легко. И источник бил из камней, не иссяк.

Марина перешагнула ручей. Сразу за ним начались заросли колючей ежевики. Помнится, тогда до них надо было пройти десятка два метров.

Она долго искала место, где можно было пролезть через кустарник на поляну, хотя идти туда было совершенно бессмысленно, и она заранее знала, что ничего там не отыщет. Но ей хотелось еще раз вернуться в то далекое лето.

Не найдя тропы, Марина решила аккуратно пролезть сквозь заросли ежевики и попала в западню.

* * *

Из дневника Марины

«Никогда! Слышите, никогда не ползайте в заросли ежевики! Это чревато последствиями!»

* * *

Последствия таковы: царапина во всю щеку, глубокая, красная, и исчерченные вдоль и поперек руки и ноги. Шипы у ежевики пострашнее, чем у розовых кустов. Они более острые и загнутые, как крючки. Зацепляешься рукавом футболки, начинаешь выворачиваться из цепких объятий и попадаешь на крючки еще в десяти местах. Да еще и влажные волосы, собранные в хвост, запутываются вокруг тонкого колючего прута. Остается только зажмуриться и рвануть изо всей силы, что Марина и сделала.

На поляне она осмотрела себя. Царапины зудели и чесались от соли. Марина достала бутылку с водой, носовой платок и промыла царапины. Они немного успокоились, но выглядели ужасно, как будто приличная женщина дралась насмерть с дикими кошками. И все ради чего?! Поляна была пуста, что и требовалось доказать. Место, где она когда-то обнаружила желтую палатку, было засыпано плоскими, как доски, камнями. Похоже, что сверху съехал целый пласт породы и разбился на тысячи «досочек». Если что-то и было под ними, то докопаться было нереально. Да и что там могло быть? Золото монахов? Как тогда говорил Митя, никакого золота монахов в природе не было. А если и было что-то когда-то, то все было украдено и надежно пристроено в добрые руки в лихие годы разорения монастыря. А это уже даже не двадцать лет назад, а все восемьдесят.

Марина быстро обошла поляну, сообразила, куда ей спускаться, чтобы выйти к монастырской лестнице, еще немного поборолась с буйной растительностью, что произрастала на теплой благодатной почве, в которой даже черенок от лопаты будет колоситься и плодоносить, и через пять минут вышла прямо к смотровой площадке. На ней под соснами стояла скамейка, на скамейке сидела женщина в цветастом сарафане с зонтиком.

Марина присела рядом, достала бутылку с водой.

– Пить хотите? – спросила женщину.

– Нет, спасибо, – отрицательно качнула та головой, – есть у меня вода, а вот ноги не идут.

– Вы вверх или вниз?

– Уже вверх. – Женщина помолчала, вздохнула тяжело. – Представляете, приехала из санатория на экскурсию в монастырь. Все посмотрели, много фотографировали. Потом экскурсовод показал нам эту вот лестницу. Историю рассказал про то, как ее тут строили. Вот, говорит, если пойти вниз, то можно увидеть кельи монахов-схимников. Ну и вообще погулять у моря. Времени на прогулку дал два часа. Честно сказал, что тут более восьми сотен ступенек. Мне б, дуре старой, сразу подумать о том, что не про меня такая дорожка. А я решила, что потихоньку, не напрягаясь. А теперь вот гадаю, дождется меня автобус или нет. И вообще, поднимусь я наверх когда-нибудь или придется тут загнуться...

Дама пригорюнилась.

– Ну, об этом вы не думайте даже! Автобус никуда не уйдет, пока все не соберутся. Это же экскурсионный транспорт, и экскурсовод ответственность несет за каждого туриста. Не переживайте! – подбодрила Марина женщину.

– Я из Петербурга, – сказала вдруг женщина. – И у меня завтра поезд, домой надо ехать.

– Знаете, я тоже из Петербурга. Но я только-только приехала отдыхать. – Марина встала. – Я пойду, а вы еще отдохните. Я к водителю вашего автобуса подойду и скажу, чтобы вас подождали. Вы не переживайте.

– Да, спасибо. Попросите подождать. И хорошего вам отдыха!

– И вам счастливой дороги!

* * *

Марина прикинула расстояние. От этой смотровой площадки до монастыря было примерно три четверти пути, значит, около шестисот ступенек.

Первую сотню Марина после хорошего отдыха сделала легко. Но затем!.. Чем выше она поднималась, тем или ступеньки становились круче, или ноги сильнее наливались чугунной тяжестью, но отрывать их от ступеньки и переставлять на ту, что выше, было просто невыносимо. Двадцать ступенек – и Марина задыхалась так, что делала шаг в сторону, освобождая дорогу тем, кто шустро сбегал вниз и не менее шустро поднимался вверх. Она стояла, обнимая какое-нибудь облезлое дерево, минут пять, потом штурмовала следующие двадцать ступенек и снова отдыхала.

«О-хо-хо! Басенька-то спросит меня, как разведка и нельзя ли ей со мной на этот пляж, – рассуждала Марина, чтобы отвлечься от мрачных мыслей и подсчета каменных убийц. – Васеньке, если она сможет спуститься, на обратную дорогу придется вертолет МЧС вызывать. Так и скажу! Да что там – скажу! Я себе сейчас скажу... Кажется, это был мой последний поход на милый сердцу Фиолент. Последний поход, как это, братцы, ни печально».