Стоило ему открыть глаза, как мир вернулся. Рядом машина светила фарами. Позади в доме горели огни. Чуть дальше были видны фонари. Телефон лежал на земле. Он поднял его. Провёл по разбитому экрану. Тот засветился голубоватым светом. И что это было?

Данко дошёл до дома. Стоило войти в квартиру, как он сразу окунулся в ароматы, что доносились с кухни. Из комнаты показалась голова Ваньки. Мальчишке было уже шесть лет. Разноцветные глаза сейчас только ярче стали выделяться. Светлые волосы и такой же непоседливый характер заставлял думать соседей, что шестилетний мальчишка его сын. Ванька чему-то рассмеялся и убежал назад. Прошло уже пять лет. Через год ему уже в школу идти. Быстро время идёт.

— Что готовишь? — спросил Данко, заглядывая на кухню. Эля стояла у плиты, что-то напевая себе под нос. При виде него, улыбнулась.

— Картофельную запеканку. Как там Генка?

— Нормально, — Данко усмехнулся, вспоминая прошедший вечер. Сел за стол.

— Ты чего так смотришь? — спросила Эля, всё с той же улыбкой.

— Ничего. Тобой любуюсь. Или нельзя? — спросил он. Она продолжала носить короткие стрижки и почти не изменилась со днях их знакомства. Только цвет волос периодами меняла. Эля вначале засмущалась, потом рассмеялась.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Эля. Налила ему чай. Из духовки достала запеканку. На стол поставила салат из свежих овощей.

— Почему ты считаешь, что я не могу на тебя любоваться?

— Любуются в первые месяцы брака. А у нас с тобой уже вон сколько, — она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону.

— Ага и мы с тобой прям такие старенькие бабушка с дедушкой, что на лавочке сидят и семечки лущат.

— Нет, но говорят, что люди привыкают за долгое время друг к другу. Отношения начинают идти на спад. Это естественно. И…

— А у тебя чувства на спад пошли? — посмеиваясь, спросил Данко. — Тогда надо сегодня ночью их возродить.

Он подошёл к ней, обнял сзади, положив подбородок ей на плечо. Эля тяжело вздохнула. Скользнула пальцами по его руке. Посмотрела на него.

— У нас с тобой какие-то ненормальные отношения.

— Как будто есть понятие норма, — поцеловав её в щеку, ответил Данко.

— Мы уже должны были по десять раз разочароваться друг в друге.

— С чего бы это? — не скрывая своего удивления, спросил Данко.

— Так в одной статье написано. Сегодня читала, пока не было посетителей.

— А ты поменьше их читай. И не забивай голову всякой ерундой. Нас слишком много связывает, чтоб так просто друг от друга отказываться. И не надо проблемы придумывать. Они и без нашей помощи в дверь постучатся.

— Не хочу, чтоб они к нам стучались, — ответила Эля.

— Так это не от нас зависит. Не может всё в жизни быть идеально. Но мы их так встретим, что они нас испугаются, — пообещал Данко.

— Я большой и серый волк! — из-за угла выскочил Ванька в пластиковой маске. — У-у-у!

— Какой страшный волк! — Данко поймал его и поднял над головой. Раздался довольный смех.

— Папа! Волки не умеют летать!

— А ты будешь первым волком — космонавтом, — сказал Данко, кружа его по кухне.

— Ребята, хватит. Давайте за стол, — сказала Эля. — Снесёте мне здесь всё.

— Мы аккуратно. Космические волки очень аккуратные создания, — сказал Данко. Но Ваню поставил на место.

— Пап, а я буду волка играть в спектакле! Мы с мамой даже мне маску купили.

— Которую ты сломаешь, если сейчас не снимешь, — сказала Эля.

— Так я аккуратно, — но маску ей отдал.

Данко смотрел на всё это и не мог поверить, что мета сбылась. Вкусный ужин, детский смех, тёплые взгляды, которые на него то и дело кидала Эля, сухая квартира. Сложно было поверить, что когда-то ему негде было жить, а будущее висело на волоске. Если бы он тогда сдался, то всего этого бы не было. Не было бы работы, семьи. А ведь тогда ему хватило выдержки проявить твёрдость. Теперь бы только Гене помочь, то совсем бы было хорошо.

Ночь. Ваняка уже уснул. Эля размазывала по лицу какой-то крем, от которого пахло свежей травой. Он знал, что она переживала за свой возраст. Не сильно и это было скорее временами. Тогда в доме появлялись какие-то кремы от морщин, а по вечерам она делала маски, которые пугали своей «красотой». Правда, потом всё это резко пропадало, так же резко, как и появлялось. А ведь достаточно было ей просто шепнуть, что она ему нравится любая. Тогда Эля словно расцветала. И кремы были не нужны.

— Ты спать собираешься или так и будешь продолжать маски накладывать? — ворчливо спросил он.

— Это не маска. А всего лишь крем. После того, когда ты меня водой облил с перепугу, я не решаюсь их делать, когда ты дома, — усмехнулась она.

— Так не надо было из темноты на меня выходить измазанной зелёной глиной с красными разводами.

— Это водоросли были такие. Они давали эффект подтянутой кожи.

— У тебя и так кожа нормальная. Но тогда первой мыслью было, что апокалипсис наступил и зомби напали.

— А не надо было фильмы про зомби смотреть, — ответила ему Эля.

— Тут не в фильмах дело. Пять утра, только глаза открыл, а из темноты ты с маской. Хорошо в кружки вода была, а не чай горячий, — ответил Данко. Они переглянулись. Рассмеялись. — Вот скажи, нормальная женщина будет в пять утра маски делать?

— Мне не спалось, — ложась рядом, ответила Эля.

— Не спалось. Разбудила бы меня. Я нашёл бы как нам время провести, — его рука скользнула по её телу. — А ты меня напугать решила.

— Я не специально. А будить тебя не хотела, потому что тебе надо было на работу, — расслабленно ответила Эля.

— Я забыл спросить, сегодня свет выключали?

— Когда?

— Вечером. Перед моим приходом.

— Не было ничего такого.

— Точно?

— Я бы запомнила. Как раз запеканку в духовке проверяла. А что случилось?

— Ничего, — накрывая её губы своими, ответил Данко. — Совсем ничего.

— Тогда почему ты спросил?

— Потом отвечу. Сейчас у меня другие мысли голову занимают, — ответил он.

Она так и не вспомнила о его словах. После той страсти, что была у них в эту ночь, Эли хватило сил лишь чтоб упасть на его плечо и уснуть. Данко же не спалось. Сегодняшняя слепота его напрягла. Хотя, может просто показалось… И беспокоится не стоит…

Глава 2

Тошнота, головокружение. Душный бар, в котором набилось много народу. Пахло пивом, потом. Мутит. И ничего не помогает. Тошнота отказывалась проходить. Токсикоз Таю заставлял несколько раз на дню отдавать еду белому фаянсовому другу. Раздражение. Злость на всех. И никто не замечал, что она плохо себя чувствовала. Друзья называются. Хотя им было всё равно. Главное, чтоб выходила на сцену и отыгрывала свою партию в спектакле для публики. Шуты. Скоморохи, которые отдавали душу на потеху публики. Каждый играл отведённую роль. Риг пел. Плохой мальчик с золотым, завораживающим голосом. Леший играл на барабанах. Человек на третьих ролях, который был за нашими спинами, но без него музыка была бы не та. Он нагнетал, рубил атмосферу. Заставлял почувствовать напряжение. Гонг вторил ему на гитаре. А Тая сопротивлялась. Скрипка плакала и просила, уговаривала прекратить. Пьеса жизни, которая разыгрывается каждый день в любом доме. Отношения. Сколько раз так парень уходил, бросал! Сколько раз девушка уговаривала его вернуться! Музыка и жизнь — они переплетались. Группа же рассказывала эту историю. Пусть слова были о другом. Но музыка говорила громче слов.

Как ни странно, когда Тая брала в руки скрипку, то чувствовала себя лучше. Она словно пропадала из этого мира. Забывала обо всём. В том мире не было проблем. Не было разбитого сердца, не было неуверенности в завтрашнем дне. Музыка, солнце, луна, ветер, снег — всё это было легко представить. Легко сыграть.

Она никогда не боялась сцены. Можно сказать, что Тая на ней жила. В её жизни всегда были конкурсы, выступления, репетиции. Ещё в детстве она научилась не обращать внимания на зал. Для неё его не существовало. Только музыка, которую она играла. Таи было безразлично, как пройдёт выступление. Это никогда не было важно. Больше всего она боялась переиграть. Забыться, что находится не дома, а на сцене.

Все два месяца Тая ждала окна, которое появится в гастролях. Но график был составлен так плотно, что они выступали почти каждый день. Если не выступали, то были в пути. Они ездили по небольшим городкам. Выступали в местных домах культуры. В областных центрах выступления проходили в клубах. Где-то собирали полный зал, где-то приходило человек тридцать. Но они всё равно играли, чтоб потом собрать чемоданы и поехать дальше. И вот до её родного города всего двадцать минут езды. У них образовалось окно в один день. Тая всё-таки решила пойти к врачу. Платная клиника. Первый осмотр.

— У вас четырнадцать недель, — ответил врач.

— Я хочу сделать аборт. И не надо меня отговаривать. Я не могу оставить ребёнка, — твёрдо сказала Тая, готовая отстоять своё право. Она знала, что её могут начать отговаривать, поэтому приготовилась к спору. Она долго репетировала свои доводы, но боялась до последнего произнести эти слова. И вот слова были произнесены.

— Какой аборт? — возмутился доктор. — Четырнадцать недель! Никто на этом сроке аборты не делает. Ребёнок уже полностью сформировался.

— Мне нужен аборт. Я не могу оставить ребёнка. Не могу, — Тая не хотела верить словам врача. — Почему не делают аборт на таком сроке? Какая разница?

— Большая. Если не нужен был ребёнок, то раньше думать надо было, — строго сказал он. Тая смотрела на этого мужчину, с седыми волосами и уставшим взглядом и не могла поверить, что он не понимает. — Я не могу рожать. Поймите. Мне жить негде. Отец ребёнка против. Я сейчас без работы. Мы закончим выступать. Надо будет искать работу, жильё. Кто меня с пузом возьмёт? У меня нет никого.