– Почему мы стоим? – спросила Джесс в пустоту. Она нажимала кнопки радио, пытаясь найти информацию о пробках. – Что-то случилось?

– Просто затор.

– Что за бред, – сказал Никки. – Ну разумеется, пробка – это затор. Что же еще?

– Например, авария, – сказала Танзи.

– Но пробка сама по себе мешает движению. Так что проблема все равно в заторе.

– Нет, когда машины едут медленнее оттого, что их слишком много, – это совсем другое.

– А результат один и тот же.

– Но это неточное описание.

Джесс уставилась на навигатор.:

– Мы приехали куда надо? Я думала, доки рядом с университетом.

– Надо проехать через доки, чтобы попасть в университет.

– Вы уверены?

– Я уверен, Джесс. – Эд старался подавить напряжение в голосе. – Посмотрите на навигатор.

Последовало краткое молчание. Светофор впереди дважды загорелся зеленым, но никто даже с места не сдвинулся. Джесс, наоборот, непрерывно двигалась, ерзала, оглядывалась по сторонам в поисках свободного пути, который они просмотрели. Эд ее не винил. Он чувствовал то же самое.

– Боюсь, мы не успеем купить новые очки, – пробормотал он, когда светофор в четвертый раз загорелся зеленым.

– Но Танзи без них ничего не видит.

– Если мы отправимся на поиски аптеки, то не успеем к полудню.

Джесс закусила губу и повернулась:

– Танзи? Ты можешь смотреть через второе стекло?

Из пакета вынырнуло бледное зеленое лицо.

– Я попробую.

Автомобили окончательно остановились. Все притихли, напряжение в машине мучительно нарастало. Когда Норман заскулил, все хором зарычали: «Заткнись, Норман!» Эд чувствовал, что у него растет давление, как будто бремя ответственности становится все тяжелее. Надо было выехать на полчаса раньше. Надо было продумать дорогу как следует. А если они опоздают? Эд покосился на Джесс, которая нервно барабанила по колену. Наверное, она думает о том же. Наконец дорога необъяснимым образом расчистилась, как будто боги играли с ними, словно кошка с мышкой.

Эд мчался по мощеным улицам. Джесс вопила: «НО! НО!», навалившись на приборную панель, как будто была кучером и правила лошадью. Эда так заносило на поворотах, что навигатор начинал бормотать что-то непонятное. Эд въехал в университетский городок на двух колесах и следовал за маленькими печатными указателями, как попало расставленными на разномастных столбиках, пока не отыскал корпус Даунса – малопривлекательное административное здание, построенное в семидесятых годах из того же серого гранита, что и все остальное.

Машина с визгом въехала на парковку и замерла. Эд протяжно выдохнул и посмотрел на часы. Без шести минут двенадцать.

– Вот и все?

– Вот и все.

Джесс внезапно застыла, словно не могла поверить, что они наконец на месте. Затем расстегнула ремень и уставилась на автомобильную парковку, на мальчишек, которые разгуливали вокруг, как будто никуда не спешили. Одни читали электронные устройства, других сопровождали заметно нервничающие родители. На всех была форма разных частных школ.

– Я думала, это будет… масштабнее, – произнесла Джесс.

Никки смотрел на окружающий пейзаж сквозь серую морось:

– Ну конечно. Соревнование по математике – кассовое зрелище!

– Я ничего не вижу, – пожаловалась Танзи.

– Идите, регистрируйтесь. Я куплю очки.

Джесс повернулась к Эду.

– Но мы не захватили рецепта.

– Как-нибудь разберусь. Идите. ИДИТЕ.

Он видел, как она смотрит ему вслед, когда он юзом выехал с парковки и помчался обратно в городской центр.


Через семь минут и три попытки Эд сумел найти достаточно крупную аптеку, в которой продавали очки для чтения. Он затормозил так резко, что Норман упал вперед и стукнулся своей большой головой о его плечо. Ворча, пес заново устроился на заднем сиденье.

– Сидеть, – скомандовал Эд и бросился внутрь.

В аптеке никого не было, не считая пожилой женщины с корзинкой и двух продавцов, беседующих приглушенными голосами. Эд метался между полок с тампонами и зубными щетками, мозольными пластырями и уцененными рождественскими подарочными наборами, пока наконец не нашел нужную стойку рядом с кассой. Черт побери! Ну почему он не спросил, дальнозоркость у Танзи или близорукость? Он потянулся за телефоном, но вспомнил, что у него нет номера Джесс.

– Черт! Черт! Черт! – Эд стоял и строил догадки. Очки Танзи выглядели довольно сильными. Он ни разу не видел ее без очков. Вероятно, у нее близорукость? Дети чаще всего близоруки. Это взрослым приходится отодвигать предметы подальше, чтобы их разглядеть. Эд помедлил секунд десять и после мгновенного колебания снял со стойки все очки, для дальнозорких и близоруких, средней и сильной степени коррекции и бросил на прилавок груду прозрачных стекол в пластмассовых оправах.

Продавщица оторвалась от беседы с пожилой женщиной. Посмотрела на груду очков и на Эда. Обратила внимание на слюну на его воротнике. Эд украдкой попытался вытереть воротник рукавом, но только размазал пятно.

– Все. Беру все, – сказал Эд. – Но только если вы можете пробить покупку быстрее чем за тридцать секунд.

Продавщица взглянула на своего начальника, который пристально посмотрел на Эда и едва заметно кивнул. Девушка молча начала пробивать очки, аккуратно укладывая каждую пару в пакет.

– Не надо. Нет времени. Просто бросайте их внутрь. – Эд протиснулся мимо нее, чтобы запихивать очки в полиэтиленовый пакет.

– У вас есть дисконтная карта?

– Нет. У меня нет дисконтной карты.

– У нас сегодня специальное предложение: три диетических батончика по цене двух. Хотите…

Эд пытался сгрести очки, которые упали со стойки.

– Никаких диетических батончиков, – заявил он. – Никаких предложений. Спасибо.

– Сто семьдесят четыре фунта, – наконец сказала продавщица. – Сэр.

Она обернулась, как будто наполовину ожидала, что сейчас кто-то скажет: «Вас снимает скрытая камера!» Но Эд лишь набрал пин-код, схватил пакет и побежал к машине.

– Ну и манеры, – бросила продавщица ему в спину с густым шотландским акцентом.

Когда он вернулся, на парковке было пусто. Эд остановился у самого входа, предоставил Норману устало карабкаться обратно на заднее сиденье и побежал по гулкому коридору.

– Соревнование по математике? Соревнование по математике? – спрашивал он каждого встречного. Мужчина молча указал на заламинированную табличку. Эд взлетел на следующий этаж, перескакивая через ступеньку, пробежал по очередному коридору и оказался в приемной. За столом сидели двое мужчин. Напротив стояли Джесс и Никки. Эд шагнул к ним.

– Достал. – Он триумфально поднял пакет. Он так задыхался, что едва мог говорить.

– Танзи уже зашла, – сказала Джесс. – Олимпиада началась.

Эд посмотрел на часы, тяжело дыша. Семь минут первого.

– Прошу прощения, – обратился он к мужчине за столом. – Мне нужно передать очки девочке за дверью.

Мужчина медленно поднял глаза. Он разглядывал полиэтиленовый пакет, который Эд держал перед ним.

Эд наклонился над столом и сунул ему пакет.

– Она сломала очки по дороге сюда. Она ничего не видит без них.

– Прошу прощения, сэр. Я не могу вас впустить.

Эд кивнул.

– Еще как можете. Послушайте, я не пытаюсь обмануть или украдкой передать подсказку. Просто я не знал, какие очки она носит, и мне пришлось купить все, что есть. Можете проверить их. Каждую пару. Смотрите. Никаких секретных кодов. Только очки. – Он держал перед собой открытый пакет. – Отнесите ей очки, чтобы она могла найти подходящую пару.

Мужчина медленно покачал головой:

– Сэр, мы не можем нарушить порядок…

– Еще как можете. Это крайняя необходимость.

– Это правила.

Эд пристально смотрел на него ровно десять секунд. Затем выпрямился, прижал ладонь к голове и пошел прочь. Он чувствовал, как его распирает от давления, словно чайник, подскакивающий на плите.

– Знаете что? – Эд медленно обернулся. – Мы целых три дня добирались сюда. За эти три дня моя новенькая машина провоняла рвотой, а что пес сотворил с обивкой – неприлично сказать. Да я вообще не люблю собак! Я провел ночь в машине с незнакомкой. В плохом смысле «провел ночь». Я жил в гостиницах, каких врагу не пожелаешь. Я съел яблоко, которое побывало в тесных джинсах подростка, и кебаб, наверняка с человечиной. Я оставил в Лондоне совершенно жуткий личный кризис и проехал пятьсот восемьдесят миль с людьми, которых толком не знаю – совершенно замечательными людьми, – потому что даже мне было ясно, что это соревнование очень-очень важно для них. Жизненно важно. Потому что эту маленькую девочку интересует только математика. И если она не получит хоть какие-то очки, то не сможет участвовать в вашем соревновании в полную силу. А если она не сможет соревноваться в полную силу, она упустит свой единственный шанс пойти в школу, в которую ей очень-очень надо пойти. И если это случится, знаете, что я сделаю? – (Мужчина смотрел на него.) – Я зайду в эту комнату, соберу все ваши бумаги по математике и порву на мелкие кусочки. Очень-очень быстро, прежде чем вы успеете вызвать охрану. И знаете, почему я это сделаю?

– Нет. – Мужчина сглотнул.

– Потому что все это не может быть напрасно. – Эд наклонился к нему. – Не может. И потому что сейчас, в эту самую минуту, я совершенно уверен, что мне нечего терять.

С лицом Эда что-то случилось. Это было ясно по тому, как его черты словно плавились и принимали незнакомые формы. Это было ясно по тому, как мужчина за столом смотрел на него. Это было ясно по тому, как Джесс шагнула вперед, осторожно положила ладонь Эду на руку и протянула мужчине пакет с очками.

– Мы будем очень благодарны, если вы возьмете ее очки, – тихо сказала она.

Мужчина встал, обошел стол и направился к двери. Он не сводил глаз с Эда.

– Я попробую что-нибудь сделать, – пообещал он. И осторожно закрыл за собой дверь.