Мелисса Джейкобс - Один-ноль в пользу женщин

– Ах, Лекси, твои желания отличаются от того, что хотят другие. В этом нет ничего дурного. Но это усложняет тебе жизнь. Qui?[46]

– Да, – тихо отвечаю я.

– Пойдем выпьем латте, и жизнь наладится.

Мы идем в «Ла Коломб», французскую кофейню недалеко от Риттенхаус-сквер. Жан-Франсуа заказывает себе эспрессо, а мне латте.

И я не возражаю, что он делает выбор за меня.

Мы пьем кофе, он рассказывает мне о своем детстве и родителях. Мы обсуждаем работу преподавателя и литературу: французскую, английскую и американскую. У Жана-Франсуа очень интересная жизнь. Как и у Элли.

– Элли сказала, что ты ее лучшая подруга, – говорит он мне, когда мы идем по Риттенхаус-сквер, ярко освещенному полуденным солнцем. – И что ты ей ближе всех.

– Да, – подтверждаю я.

– Значит, для меня очень важно, чтобы ты одобрила наш брак.

– Жан-Франсуа, ты можешь обойтись без этого.

– Нет. – Он останавливается, я оглядываюсь и оказываюсь с ним лицом к лицу. – Я не могу допустить, чтобы хоть что-то огорчало Элли. Если ты расстроишься из-за нашей свадьбы, она тоже будет несчастна. А я этого не хочу.

– Я ценю это.

– Итак. – Жан-Франсуа продолжает путь и обнимает меня за плечи. – Решай, нравлюсь ли я тебе. – Он улыбается.

– И когда я должна принять решение?

– Когда тебе будет удобно.

– Ладно.

– Когда ты будешь готова.

– Хорошо.

– Например, сейчас вполне подходящий момент.

– Прямо сейчас?

– Я тебя не тороплю.

– Понятно.

– Когда ты примешь решение. И не секундой раньше.

– Хорошо. – Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. – Ты мне нравишься. Ну вот, я это сказала. Счастлив?

– Очень, – отвечает Жан-Франсуа и кладет руки мне на плечи. – Мы друзья. Ты и я. Правильно?

– Да, мы друзья.

Он предлагает мне взять его под руку, и я не возражаю.

– C'est bon,[47] – говорю я с испанским акцентом.

– Мы поработаем над твоим французским, – смеется он.

– Oui, monsieur.[48] Чуть позже. А сейчас мне пора к врачу.

– Ты плохо себя чувствуешь? – заботливо спрашивает Жан-Франсуа.

– Проблемы с головой.

– Ах, психиатр, – кивает Жан-Франсуа. – Мы еще увидимся?

– Oui. Ciao![49] – отвечаю я и уже собираюсь уходить.

– Нет, нет! – кричит он, и я испуганно оборачиваюсь. – Мы должны попрощаться по-французски. С тебя французский поцелуй.

– Что?

– Иди сюда, – говорит он и тянет меня назад, пока я снова не оказываюсь напротив него. Улыбаясь, он сначала целует меня в правую щеку, потом в левую и снова в правую. – Во Франции друзья целуются трижды. Поняла?

– Поняла, – киваю я.

– Au revoir,[50] Лекси, – говорит Жан-Франсуа и уходит, а я стою, чуть не плача, потому что его поступок был простым, но очень искренним. Ему ничего от меня не нужно. Только дружба.

Я остаюсь стоять посреди парка, на дорожке, выложенной булыжником, и чувствую абсолютное спокойствие, словно поцелуи Жана-Франсуа одурманили меня. Как я счастлива! Как хорошо, что я взяла выходной, чтобы встретиться с ним.

На церкви Святого Патрика бьют в колокола, и их музыкальный перезвон разносится по всей площади. Четыре удара. Господи, уже четыре часа! Я опаздываю к доктору Франклину.

– Я хотел бы услышать о твоей работе, – просит доктор Франклин.

И я начинаю хвастаться: рекламные мероприятия, известность, встречи со знаменитостями, большой офис, высокая зарплата… С драматичными нотками, обычно свойственными Лоле, я излагаю историю своего прихода к власти в «Голд груп». Но доктор Франклин видит меня насквозь:

– Такое впечатление, что у тебя напряженные отношения с владелицей компании.

– Со Сьюзен? – Я смеюсь. – Я почти не воспринимаю ее как свою начальницу. У нее масса занятий гораздо более важных, чем посещение офиса. Свои круги ада: балет, плавание, музыка, доктора, наборы «Хэппи мил» и супермаркет.

– Ты не завидуешь тому, как она живет?

– Ни капельки!

– Как ты думаешь, она счастлива?

Я пожимаю плечами:

– Она не выглядит счастливой и все время спешит куда-то.

– Некоторые женщины слишком увлекаются ролью матери, но постепенно все приходит в норму.

– Знаю. Моя подруга, Миа Роуз, просто потрясающая мать. Но у нее нет чувства превосходства, как у Сьюзен. Вот в чем дело. Сьюзен считает неполноценной любую женщину, у которой нет детей. «Мне нужно отвезти детей» – вот предлог, которым она чаще всего пользуется. И она произносит это, чуть ли не хвастаясь. «Моих детей!» Но парадокс в том, что я люблю ее детей и сочувствую им. Сьюзен постоянно куда-то спешит, а им не хватает ее внимания.

– Ты не завидуешь Сьюзен, но считаешь, что она завидует тебе?

– Именно так, док, – киваю я с умным видом.

Он кивает одновременно со мной:

– Пытаясь утвердиться в собственных глазах, она общается с тобой свысока.

– Точно.

– А может, ты ведешь себя высокомерно, чтобы оправдать свой образ жизни?

Я беспомощно смотрю на доктора Франклина. Он ждет ответа.

– Доктор, но вы же должны быть на моей стороне!

– Так и есть, Лекси, – усмехается он. – Может быть, ты считаешь нелепой жизнь Сьюзен, чтобы не искать проблем в своей? Легко судить других, сидя в уютном безопасном местечке. Ты, случайно, не ведешь себя по отношению к ней как футбольный болельщик у телевизора?

– Вы спрашиваете или утверждаете?

– Мне интересно, как ты сама это видишь, – объясняет он.

– Док, я вижу это следующим образом: Сьюзен пытается вести двойную жизнь, быть одновременно матерью и деловой женщиной, вот только это ей не удается.

– Ты считаешь, что ей следует определиться с приоритетами?

– Она, черт возьми, может делать все, что вздумается, пока это не влияет на мою жизнь! На мне лежит ответственность перед сотрудниками и клиентами «Голд груп», а решения Сьюзен очень часто подрывают мой авторитет и мешают деловым планам.

– Ты ее не уважаешь.

– А она не уважает меня.

Прервав мои разглагольствования, доктор Франклин записывает что-то в свой желтый блокнот и протирает очки, а я пытаюсь отдышаться.

– Ну и ну, даже не верится, что я все-таки сказала это. Я еще никому в этом не признавалась, даже самой себе. Вот вам и джинн в лампе, скорее стерва.

– Ваши отношения нельзя назвать конструктивными.

– Это Сьюзен ведет себя неконструктивно.

– Любые отношения подразумевают двоих, – улыбается он.

– Да-да, – соглашаюсь я, вздыхая. – И что теперь?

– Тебе решать, Лекси. Из твоего рассказа о работе следует, что тебе нравилось заниматься связями с общественностью еще до того, как ты стала вице-президентом. До того как ты занялась административными вопросами, ты получала удовлетворение от работы, помогая клиентам развивать бизнес. Правильно?

– Да.

– Ты стала вице-президентом, потому что так сложились обстоятельства. И собиралась замуж по этой же причине. Мне кажется, что ты очень много времени тратишь на реализацию чужих ожиданий, даже если это не радует тебя и в душе ты хочешь совсем другого. Знаешь, Лекси, счастье – это тяжелый труд.

– Тяжелый труд?

– Да, чтобы быть счастливой, нужно принимать сложные решения. Если бы путь к счастью был легким, я бы остался без работы, – доктор Франклин снова замолкает. – По поводу ситуации у тебя на работе. Мне кажется, есть только два выхода. Наладить отношения со Сьюзен или сменить работу.

– И то и другое очень сложно, – говорю я, и он кивает, соглашаясь. – Почему вы не можете, как любой врач, сказать: «Да, это очень интересно!» – и выписать мне успокоительное.

– Лекси, таблетки тебе не нужны. Если хочешь решить свои проблемы с их помощью, обращайся к другому специалисту.

– Док, мне кажется, именно это у вас называется «озарением».

– Да, – улыбается он.

– Нам, наверное, стоит обняться? – Я поворачиваюсь к нему.

– Нет, – смеется он. – Думаю, сегодня мы существенно продвинулись. На этом остановимся и продолжим разговор на следующей неделе. А пока подумай, как ты будешь справляться с ситуацией на работе. Тебе нужно принять несколько непростых решений.

– Да, – соглашаюсь я и поднимаюсь с дивана. Около двери я оборачиваюсь:

– Знаете, док, я ведь пришла к вам не для того, чтобы обсуждать работу. У меня проблемы в личной жизни.

– Мы сможем обсудить их в следующий раз, – заключает доктор Франклин.

Слова доктора Франклина еще звучат у меня в голове, когда я захожу в бар на Уолнат-стрит и оглядываюсь в поисках человека, который соответствовал бы описанию Лолы.

– Лекси?

Оглянувшись, я вижу симпатичного мужчину в брюках хаки, светло-голубой рубашке и темно-синем галстуке.

– В жизни ты еще лучше, чем на фотографии, – говорит он.

– Спасибо. – Он выглядит вполне нормально, но даже если бы это был самый сексуальный парень в мире, я все равно сейчас не расположена к общению. Тем не менее я согласилась выпить вместе с ним, а обещания нужно выполнять.

Джон рассказывает, что он юрист в некоммерческой организации «Проект: Д.О.М.», которая занимается реабилитацией бездомных, находит им временное жилье и дает профессию. Он доволен своей работой.

– Извини, я совсем заболтался, – говорит Джон через некоторое время. – Расскажи лучше, чем занимаешься ты. Связи с общественностью, да?

Я смотрю вниз на свое пиво. И начинаю плакать. Всхлипывать. Рыдать.

После сеанса у доктора Франклина меня вдруг захлестывают эмоции.

– Прости, – сквозь слезы говорю я. Люди в баре оборачиваются в мою сторону. Он хлопает меня по плечу и просит:

– Успокойся, успокойся…

От его сочувствия я начинаю рыдать еще сильнее.