— Ничего, — наконец прошептала она. — Я ничего не хочу.

— Что ж, если подумать, так и надо, — согласился он. — Одно дело, Эсме, если вы хороши собой и ищете себе мужа. Но когда в игру вмешиваются деньги — ну, вы никогда не отличались осмотрительностью. Вот все, что я пытаюсь вам сказать. Охотников за наследством множество. Будьте осторожны.

В этот момент из дома вышел Меррик. За ним, осторожно выбирая, куда поставить ногу, спускался Ноуэлл — сначала по ступенькам, потом по доскам, проложенным, чтобы удобнее было сойти на землю. Эсме почти бесстрастно наблюдала за ним.

— Как вы думаете, Аласдэр, — пробормотала она, — мой красивый молодой поклонник — охотник за наследством?

Его лицо сделалось совсем белым.

— Ноуэлл? — отвечал он. — Насколько мне известно, нет. Эсме повернулась так, чтобы можно было смотреть ему прямо в лицо.

— А как насчет мистера Сматерза? — спросила она, вынуждая его не отводить взгляд. — И лорда Тропа? И вашего друга Уинвуда? Скажите мне, Аласдэр, кого вы посоветуете? Вы так озабочены тем, чтобы я получила самое лучшее.

Его глаза вспыхнули.

— Так и есть, — ответил он. — Поскольку вы спрашиваете, Сматерз охотится за наследством. Троп — маменькин сынок, а Ноуэлл так же привлекателен, как дохлая рыба. Если честно, я удивлен, что ваша тетушка не может вытянуть рыбку получше.

— Вы ничего не сказали о лорде Уинвуде, — спокойно напомнила Эсме.

— Он друг. Но если он женится, он сделает это из чувства долга.

— А не по любви? — спросила она. — Вы это хотите сказать? Если так, можете танцевать на нашей свадьбе. Я не ищу любви. Больше нет.

Аласдэр отвернулся и больше не сказал ничего. Меррик и Ноуэлл закончили разговор и теперь спешили к ним. Поспешно поблагодарив Аласдэра, Ноуэлл взобрался в кабриолет, щелкнул кнутом, и они тронулись в обратный путь. В самый последний момент Эсме повернулась на узком сиденье, чтобы посмотреть назад. Меррик Маклахлан исчез. Но Аласдэр стоял все там же и смотрел им вслед.

Вечером в среду все улицы, ведущие к театру, оказались забиты каретами на добрую четверть мили. Эсме старалась смотреть в окно так, чтобы не выглядеть деревенской простушкой, какой она в действительности и была. Весь Лондон, как заявила тетя Ровена, стремился попасть на премьеру «Врат», чтобы не показаться менее набожными и менее праведными, чем соседи. Некоторые даже ожидали, что это будет занимательно.

Но для Эсме посещение театра действительно было событием, потому что она никогда не видела настоящего спектакля, если не принимать в расчет бродячих актеров на деревенской ярмарке, где ей случилось быть однажды летом. В театре их провели в их ложу, маленькое красивое помещение, отделанное темно-красным бархатом. Эсме, как оказалось, должна была сидеть в переднем ряду с лордом Уинвудом, остальные три леди заняли места сзади и немедленно начали шептаться, сплетничая обо всех и каждом вокруг.

Уинвуд был сама учтивость, предлагал освежающие напитки, позаботился, чтобы ей было хорошо видно, и занимал ее легким разговором в ожидании, когда погаснет свет. Однако Эсме чувствовала — его что-то тяготит. Его взгляд блуждал по театру, и он явно принуждал себя вести разговор.

Эсме не стала долго размышлять над этим. Шепот сзади становился все громче и оживленнее. Эсме прислушалась.

— Какая наглость! — бормотала ее тетя. — Всегда он как павлин. А она, догадываюсь, будет играть сегодня не одну роль.

Голос леди Кертон звучал тихо и ровно.

— Я верю, что она его сестра, — говорила леди Кертон. — И что Карлссон действительно хорошие актрисы. Я встречалась с ними однажды, вы знаете.

— Да, какой ужас! — сказала тетя Эсме. — Вы ведь говорите о том кошмарном случае в «Друри-Лейн». Когда была убита актриса, игравшая Черного ангела?

— Она застрелила себя, Ровена, — поправила леди Кертон. — Это был несчастный случай.

— Все же, Изабел, нужно признать, что вы оказались в неподходящем месте в неподходящее время, — сказала леди Уинвуд. — И к тому же были задержаны полицией, да еще с этими ужасными сестрами Карлссон! Дорогая, со мной бы случился обморок, я уверена!

— Я не падаю в обморок при виде крови, Гвендолин, — спокойно сказала леди Кертон. — Тем более от посещения полицейского участка с двумя актрисами. Мы все трое были свидетельницами несчастного случая, и все трое выполнили гражданский долг. Я нахожу, что они были очень любезны.

Леди Уинвуд проигнорировала это тактичное замечание.

— Тем не менее я молю Бога и надеюсь, что Уинвуд никогда не устроит такого спектакля, как он. Надеюсь, что Уинвуд вовсе не захочет ее знать!

Лорд Уинвуд рядом с Эсме, казалось, глубже вжался в кресло. Эсме хотела оглядеться, чтобы обнаружить, кто вызывал такое страстное неодобрение, но в это время начал гаснуть свет.

Поскольку пьеса была длинная, вступительной части не было, и Эсме приготовилась смотреть. Лорд Уинвуд склонился к ее уху и шепотом спросил:

— Вы читали знаменитую аллегорию мистера Беньяна, мисс Гамильтон?

Она улыбнулась самоуничижающе. Хорошо, что было уже темно.

— Я пыталась, — призналась она. — Я смогла прочитать довольно много, кажется, до долины Призрака смерти, а потом решила — пусть бедный Христианин бредет себе дальше к заслуженной награде без меня. А вы дочитали до конца?

Он тихонько засмеялся.

— Вы удивитесь, но я прочитал каждое слово «Странствий паломника» дважды. И оба раза с ножом у горла — перочинным ножиком, поскольку мой наставник был известен своей твердокаменностью. Так что если у вас есть вопросы, смело обращайтесь ко мне.

Откуда-то со стороны оркестровой ямы зазвучала почти неземная музыка, постепенно усиливавшаяся по мере того, как занавес медленно уходил вверх, поднимаемый скрипучими механизмами.

— О Боже, — поморщился Уинвуд. — Им следовало смазать блоки.

Хор состоял из трио прекрасных, одетых в белое ангелов с зажженными факелами в руках. Центральный ангел, высокая, необыкновенно красивая девушка, светлые, почти белые волосы которой спускались ниже талии, подняла факел и выступила вперед. Все трое заговорили, предрекая трагичными театральными голосами многие бедствия и искушения. Вскоре вперед вышел актер, играющий роль Христианина-паломника, и первый акт начался.

Автору пьесы удалось искусно соединить элементы повествования, сохранив только самые главные эпизоды. Три прекрасных ангела все время оставались на сцене, мудро связывая сцены и неизменно высоко поднимая горящие факелы. Эсме пришло в голову, что у них должны неметь руки.

Эсме сидела на краешке кресла, пока мужественный герой разоблачал обман мистера Житейская Мудрость и преодолевал многие опасности, такие как Трясина Отчаяния и Замок Сомнений на пути в Небесный град, Новый Иерусалим. Но вскоре аллегория наскучила ей, и она начала смотреть по сторонам.

Ей не пришлось долго рассматривать театр. Сцена с Христианином закончилась, хор ангелов отступил назад, и занавес начал опускаться с еще большим скрипом и визгом, чем поднимался.

Эсме расслабилась. Начинался антракт. Позади нее снова энергично зашептались. Уинвуд встал и поклонился.

— Прошу извинить, мисс Гамильтон, — тихо сказал он. — Я увидел человека, которому должен засвидетельствовать свое почтение.

Получив наказ от матери принести что-нибудь из прохладительных напитков, Уинвуд откинул занавески и вышел. Три женщины возобновили свою болтовню. Оставшись одна в первом ряду ложи, Эсме развлекалась, разглядывая прекрасно одетую публику в ложах напротив. Вдруг сзади раздался странный, придушенный звук. Эсме повернула голову в сторону этого звука, посмотрела направо и почувствовала, как сердце у нее упало.

Аласдэр. Аласдэр, к которому присоединился лорд Уинвуд. И Аласдэр был не один. Она — очень красивая незнакомка — сидела рядом с ним. Она была в красном и с красным пером на шляпке. Эсме узнала стройного белокурого ангела с длинными волосами из хора. Она улыбалась Уинвуду, и все ее лицо выражало радость.

Уинвуд встал позади Аласдэра и поцеловал ее с томным видом протянутую руку. Актриса уронила руку и оборотила взгляд на Аласдэра, обольстительно опуская ресницы, даже когда смотрела на него. Эсме почувствовала укол ревности. Женщина была очень хороша собой, и Эсме недоумевала, как она смогла появиться в зале так быстро и в совершенно другой одежде, когда снова услышала слова леди Уинвуд:

— О чем он только думает? Мне следовало бы… мне следовало бы…

— Следовало бы что, Гвендолин? — мягко прервала ее леди Кертон. — Отшлепать его? Выбранить? Он взрослый мужчина, моя дорогая. А она однажды станет очень известной актрисой. Кроме того, ее пригласил сэр Аласдэр, не Уинвуд.

— Она его любовница, — заявила леди Уинвуд. — Или одна из них, и все это знают.

— Нет, я так не думаю, — сказала леди Кертон. Но даже она сейчас казалась смущенной. — Думаю, его любовница — ангел из хора, или она была его любовницей. В ложе — это ее сестра.

«Сестры», — подумала Эсме. Так их две? Это не утешило ее.

— Ах, дорогая, — произнесла леди Таттон. — Это очень неловко.

— Да, и сэр Аласдэр ваш дальний родственник! — заметила леди Уинвуд, как бы желая распространить ответственность за поступки Аласдэра на всех, кто имел к нему хоть какое-то отношение.

— Ну, я не совсем уверена, что он… — Леди Таттон не стала продолжать. — В общем, в любом случае не близкий родственник. Может быть, пятиюродный кузен.

К этому времени лорд Уинвуд исчез из ложи сэра Аласдэра. Аласдэр и белокурая актриса — сестра ангела — шептались, целиком погруженные в свой разговор. Эсме спокойно сидела, скромно сложив руки на коленях. Но под перчатками костяшки пальцев у нее стали белыми от гнева. Так это любовница? Или сестра его любовницы? Она не исключала, что он мог быть близок с обеими!

Следующие десять минут она провела в неприятном волнении. Затем появился Уинвуд, руки которого были заняты бокалами. Он передал их дамам, с некоторой досадой взглянув на Эсме. Эсме заставила себя улыбнуться и поблагодарить. Снова стал гаснуть свет. Уинвуд едва успел занять свое место, как со скрежетом начал подниматься занавес.