Аласдэру не требовалось напрягать воображение. Он слишком хорошо знал, как они выглядят, если их распустить; когда он вспоминал об этом, его ладони становились влажными, а пульс учащался. Он смотрел на идущую в толпе Эсме — на ее идеально прямую спину, на то, как она наклоняла голову и улыбалась, сначала в одну сторону, потом в другую, и не одна пара мужских глаз поворачивалась в ее сторону.

Этот выскочка Сматерз уже вел ее, явно собираясь отыскать пустой уголок, где можно было бы спокойно беседовать вдвоем. Аласдэр с неудовольствием наблюдал, как лорд Торп принес ей рюмку хереса и с заискивающей улыбкой пошел рядом с другой стороны.

— Она напоминает мне статуэтку, которую я однажды видела в Венеции, — тихонько сказала леди Девеллин. — Мраморную мадонну. Спокойную и прекрасную — но также и непреклонную.

— Одета немножко простовато, — вставил Девеллин. — Но элегантно. Очень хорошо держится.

И Аласдэр должен был признать, что она действительно оставалась спокойной и сдержанной. С прямой спиной, с высоко уложенными волосами, открывающими нежную шею, она двигалась как герцогиня, несмотря на маленький рост.

В этот момент к ней подошла настоящая герцогиня. Мистер Сматерз и лорд Троп ретировались, улыбки на их лицах увяли. Мать Девеллина взяла Эсме за одну руку, леди Таттон за другую, и они пошли в другой конец зала. Он слишком поздно понял, что они направлялись в его сторону.

— Леди Таттон, — оживленно сказала герцогиня, — вы помните моего сына, маркиза Девеллина?

Во время церемонии представления маркиза Аласдэр оцепенело молчал. Когда очередь дошла до него, леди Таттон признала их знакомство коротким «мы встречались».

Он низко склонился, целуя ей руку, потом поцеловал руку Эсме, сказав всего несколько слов сверх предписанного. Сначала он подумал, что Эсме так и будет смотреть вниз. Но в последний момент она оторвала взгляд от пола и посмотрела ему прямо в глаза — совсем как в ту ночь, когда они впервые встретились. Результат был тем же. Как удар в живот. Взгляд ее правдивых зеленых глаз пронзил его насквозь. Легко прорвал защиту. Как если бы ей была ведома каждая его мысль. Как если бы она знала его лучше, чем он сам.

— Рада видеть вас снова, сэр Аласдэр.

Он изнемогал от этого тихого голоса, теплого и вызывающего воспоминания. Оказывается, ему не хватало его. В замешательстве он отпустил ее руку и быстро отступил назад. Она повернулась к Куину, улыбнулась ему, и ее улыбка не была совсем неискренней. Затем трио двинулось дальше, оставив Аласдэра провожать их глазами.

Последовавший вскоре обед оказался самым жалким из всех, на которых приходилось бывать Аласдэру, поэтому первое время он бросал негодующие взгляды на Девеллина, который завлек его сюда. По меркам Мейфэра, гостей было немного, и большая часть гостей хорошо знали друг друга. За длинным столом не умолкали оживленные разговоры, прерываемые взрывами смеха, которых не услышишь на обедах, носящих более официальный характер. Герцогиня владела искусством приема гостей, все же признал Аласдэр.

Он сидел между Сидони и Изабел, леди Кертон, лучшей подругой герцогини. Аласдэру она была очень симпатична. Филантропка, она приобретала друзей везде, где бы ни появлялась, и, несмотря на свой возраст, любила пошутить и подурачиться. Всего несколькими месяцами раньше она помогла ему устроить веселую мистификацию, которая позволила предать забвению пресловутого Черного ангела, а Деву и его невесте наслаждаться удачным браком, не боясь, что его омрачит прошлое Сидони.

Однако на этот раз даже общество леди Кертон не оживило Аласдэра. Он машинально отвечал на ее вопросы, пока она наконец не обратила внимание на джентльмена слева, оставив Аласдэра в одиночестве посреди шумного веселья.

Эсме, заметил Аласдэр, сидела между Сматерзом и молодым человеком по имени Эдгар Ноуэлл, благовоспитанным и скучным, о котором было известно, что он протеже герцога в политике и большой подхалим. Эсме одинаково улыбалась и тому, и другому. Кто бы мог подумать, что сухарь Ноуэлл может так любезничать.

Эсме смеялась над остротой, которую Ноуэлл прошептал ей, слишком близко наклонившись к ее ушку. Чтобы не остаться забытым, Сматерз привлек ее внимание, накрыв ее руку, лежавшую на столе, своей. Жест был слишком дерзким. Эсме повернулась к нему с неприкрытым интересом. Аласдэр почувствовал, как что-то внутри противно екнуло.

— Она восхитительна, не правда ли? — услышал он возле своего уха.

Возвращенный к действительности, Аласдэр повернулся к леди Кертон.

— Прошу прощения?

Ее светлость смотрела на него ясными, полными жизни глазами.

— Мисс Гамильтон, я имею в виду, — пояснила она. — Я вижу, вы не сводите с нее глаз.

— На самом деле я смотрю на ее платье, — холодно сказал он. — Не могу определить его цвет. Оно ведь не черное?

— Оно цвета баклажана, красновато-лиловое, — пояснила она. — Бедная девочка весной потеряла мать. Я видела ее на прошлой неделе на чае у герцогини, а потом еще раз в литературном салоне на Парк-лейн. Мы долго беседовали, мисс Гамильтон и я.

— Уверен, она очаровательна.

Леди Кертон отпила маленький глоток из бокала.

— Леди Таттон сказала мне, что ее племянница не будет танцевать после обеда. Мисс Сматерз исполнит на пиано несколько деревенских мотивов.

— Я не знал, — отвечал он. Леди Кертон улыбнулась.

— Мне кажется, молодая леди ничего не будет иметь против того, чтобы просто прогуляться по залу.

Аласдэр насмешливо взглянул на нее.

— Боюсь, вы неправильно истолковали мой интерес. В глазах леди Кертон, казалось, блеснул огонек.

— Мне следовало бы надеть очки. Но малышка все же прехорошенькая — знаете, ее мать слыла в Шотландии красавицей, а ее дедушка оставил ей по завещанию девяносто тысяч фунтов, так что, надо думать, она будет хорошо устроена.

Аласдэр подумал, что плохо расслышал ее слова.

— Прошу прощения?

Леди Кертон непонимающе моргнула.

— Ее мать была известной красавицей, — повторила она. — Говорят, во время ее первого выезда в свет граф Стрейтен и герцог Лангуэлл дрались на дуэли за то, кто будет танцевать с ней последний танец, оставшийся не расписанным в ее бальной карточке.

Аласдэр покачал головой:

— Нет, насчет завещания. Я думал… ну, я думал, у ее семейства совсем не было средств?

Графиня снова невинно моргнула.

— Отчего же, на самом деле это не совсем так! — сказала она. — Ее отец действительно растратил свое состояние и умер банкротом. Но ее дед со стороны матери разбогател на морских перевозках. Когда он умер, Ровена уже была замужем за очень богатым лордом Таттоном. А Розамунд, ее сестра, вышла замуж за… ну, за еще одного красавца. Аласдэр чуть улыбнулся.

— Должно быть, эта привычка ей дорого стоила.

— То же самое сказал ей ее отец! — шепнула леди Кертон. — Поэтому, как истый рассудительный шотландец, он перевел все имущество в доверительную собственность и стал опекуном своих внучек, Энн и Эсме, оставив завещание, что они получат свои доли при вступлении в брак или по достижении тридцатилетия, в зависимости от того, что наступит раньше. Итак, на что вы поставите?

— Поставить на что? — не понял Аласдэр.

— Что, по-вашему, наступит раньше? — не отступала ее светлость. — Есть ли хоть какой-нибудь шанс, что такая прелестная девушка останется не замужем до своего тридцатилетия теперь, когда она появилась в городе? Я не думаю!

— Не знаю, — отвечал он. Он молил Бога, чтобы она вышла замуж. И чем скорее, тем лучше.

Леди Кертон легонько дотронулась до его руки и наклонилась ниже.

— Кому-нибудь следовало бы тем не менее остеречь ее относительно мистера Сматерза, как вы считаете? — проворчала она. — Девушка, наверное, столь же неопытная, сколь и хорошенькая. Леди Таттон может не знать, что Сматерз недавно заложил свое поместье в Шропшире. Мне сказали, что он потерпел ужасные убытки на американском рынке ценных бумаг.

Наконец до Аласдэра дошло, о чем она говорит. Сматерз охотился за приданым. А у Эсме были деньги. О Боже! Если ее тетя не будет глядеть в оба глаза, крошка станет овечкой, предназначенной на заклание.

— Конечно, всегда есть лорд Торп, — шептала леди Кертон. — Прекрасный титул, но его мать настоящая мегера, а он у нее под башмаком. А вы не интересуетесь невестами?

— Боже милостивый, нет!

— Я так и думала, — призналась ее светлость. — Поэтому вы, вероятно, не знаете, что от Торпа в последнее время отступились не менее трех молодых леди — как они говорили, вдова каждую из них доводила до слез. Можете себе представить более жалкую участь жены?

Он не мог. Это звучало ужасно.

— Есть еще мистер Ноуэлл, — сказала леди Кертон. — Ноуэлл собирается выдвинуть свою кандидатуру на следующих выборах, и все считают, что он будет избран в палату общин. Вот кого я бы для нее выбрала.

Аласдэр уронил вилку.

— Не верю, что вы говорите это серьезно! Леди Кертон прижала руки к груди.

— Почему же, я не могла бы быть серьезней.

— Только не Ноуэлл! — воскликнул Аласдэр. — Бог мой, Изабел, он самый скучный человек, которого я когда-нибудь встречал в своей жизни. Любая женщина, ставшая его женой, рискует заснуть и утонуть в чае прежде, чем закончится прием по случаю бракосочетания.

— Дорогой, вы, должно быть, правы, — пробормотала она. — А что вы скажете о мистере Дейвисе? Он валлиец, я знаю, но такой необыкновенно красивый.

— У него любовница и трое детей в Спитлфилдзе.

— Вот как! Тогда мистер Шелби, может быть?

— Безнадежно пустой и тщеславный человек.

— Согласна, согласна! Сэр Генри Батстон?

— Он, Изабел, имеет другие наклонности. Я надеюсь, вы меня понимаете.

Уледи Кертон порозовели щеки.

— Боже мой! Кажется, поняла. Нашла! Ваш друг Уинвуд!

— Исключено, — выпалил Аласдэр. — Куин дал зарок не влюбляться.

— Фи. — Леди Кертон легонько ударила его по руке. — Любовь к этому не имеет никакого отношения. Он должен жениться. По средам я играю в вист с его матерью.