Аласдэр быстро терял терпение. Это было совсем не похоже на предвкушаемое им радостное возвращение домой, и ему не понравилось приведенное леди Таттон сравнение.

— Надеюсь, мадам, я не пал так низко, как человек, который может выбросить детей на улицу умирать с голоду! — резко сказал он. — Вы здесь с какой-то целью? Если так, изложите ее и оставьте меня. Я соболезную вашему горю в связи со смертью сестры, но отец ребенка — не ваша забота.

— Однако благополучие Эсме меня заботит, — возразила она. — А вы, сэр, едва не погубили ее репутацию.

— Боже мой, чего вы хотите от меня? — проскрежетал он. — Я не просил ее являться сюда!

— Да, но вы убедили ее остаться! — отвечала леди Таттон. — Вы знали, что она наивная, вы знали, что она в отчаянном положении, и вы воспользовались этим, ни на йоту не задумавшись о том, какой ущерб это нанесет ее доброму имени.

Теперь ее обвинения падали все ближе к цели.

— А Эсме… — Его голос дрогнул. — Что сказала вам Эсме? Леди Таттон посмотрела на него с подозрением.

— Она сказала, что сама во всем виновата. Что вашей вины здесь нет. Но я ни на секунду не поверила ей. Она очень неопытна, совершенно не знает жизни, и вам это известно.

Аласдэр отвел глаза и уставился в глубину комнаты. Время, казалось, остановилось, только тиканье напольных часов опровергало это.

— Тогда я женюсь на ней, — наконец проговорил он. — И больше не придется говорить о погубленной репутации.

Леди Таттон задохнулась от негодования.

— Ради всего святого! Нет, нет и нет!

Он снова посмотрел на нее и заставил себя говорить спокойно и твердо.

— Это сделало бы меня самым счастливым человеком на земле, — произнес он. Он не хотел такой судьбы для Эсме, но раз уж так вышло, перечисление леди Таттон всех его грехов облегчило ему задачу — он сделал то, что, как уже знал в глубине души, он должен был сделать. Но леди Таттон оставалась непреклонной.

— Ни в коем случае! — возмутилась она. — Если только вы не сообщите причину, по которой она не сможет сделать хорошую партию.

Аласдэр перевел дыхание.

— Эсме сделает честь любому мужчине, — сказал он. — И хотя я знаю, что не заслуживаю ее, я мужчина, которого обвиняют в том, что он бросил тень на ее доброе имя.

Глаза леди Таттон стали жестче.

— Вы только сделаете ее несчастной, — заявила она. — Вы погубили ее мать. Зачем заставлять Эсме выходить замуж за игрока и соблазнителя женщин? За человека, семейство которого всего лишь два поколения назад перестало быть арендаторами? Моя сестра, возможно, была немного экзальтированной, но наш род уходит корнями во времена Вильгельма Завоевателя. И если в вас осталось хоть что-то от джентльмена, отойдите в сторону, придержите свой язык и дайте кому-нибудь достойному взять ее в жены!

Последовало долгое молчание. Аласдэр подошел к окну и смотрел на улицу. Его снова переполнял доводящий до дрожи гнев и бессильное чувство, что нечто драгоценное ускользает из его рук.

Но Эсме не грозило попасть под колеса кареты. Она не умирала от потери крови. У нее появились другие возможности. Шанс стать тем, кем она должна была быть по крови и рождению. А он… ладно, в сущности, он был как раз таким, каким его обрисовала леди Таттон. И без всяких оправданий.

Он не был отвергнут отцом в раннем возрасте, как его друг Девеллин. Он не страдал от невосполнимой утраты первой любви, как Меррик. У него не было темной байронической тайны, как у Куина. Он был просто обаятельным прожигателем жизни. Потому что он так захотел. И теперь, когда он приблизился — ну, не к осени, но к позднему лету своей жизни, — у него нет прав сетовать на это и погубить молодость, красоту и невинность просто потому, что он почувствовал что-то вроде трогательной нежности подростка к девушке, которой он не заслуживал. Это пройдет, и довольно скоро.

— Вы полагаете, мадам, что вы сможете удачно выдать ее замуж? — спросил он глухим голосом.

— Я уверена в этом, — сказала она. — Ваши слуги много болтают?

— Совсем нет, — уверенно сказал он. — Более того, они относились к мисс Гамильтон чрезвычайно уважительно.

— Тогда я смогу выдать ее замуж к Рождеству, — объявила леди Таттон.

Однако он заметил в ней некоторое колебание. Он понял, что это не сулит ему ничего хорошего. — И?.. Леди Таттон вздохнула.

— Конечно, Эсме не хочется расставаться с сестренкой. Поэтому мне кажется, было бы лучше, если бы вы просто позволили…

Он повернулся к ней, его лицо было маской гнева.

— Нет! — выкрикнул он. — Об этом не может быть и речи! Как вы смеете просить меня об этом!

— Признаюсь, ситуация неловкая, — сказала она. — Но девочка моя племянница, и…

— Она моя дочь! — отрезал он. — Моя! И я в состоянии, мадам, вырастить девочку и окружить ее всяческой роскошью. Если Эсме хочет уйти от меня, берите ее и идите ко всем чертям! Я не могу удерживать ее. Но мой ребенок? Нет. Никогда.

Леди Таттон немного поежилась.

— Хорошо, но дело в том, что Эсме просила меня подождать до полудня, — призналась она. — Мне кажется, сэр Аласдэр, она хотела поговорить с вами.

— В этом нет необходимости, — процедил он сквозь зубы. — На самом деле я не хотел бы этого.

— Я сказала ей то же самое, но вы же знаете, какова она, — сказала ее светлость. — К сожалению, я не знаю, что она задумала. Может быть, какую-нибудь глупость. Поэтому если она скажет что-нибудь неподобающее, я умоляю вас помнить о вашем обещании. Я умоляю вас отбросить эгоизм и хотя бы один раз поступиться своими интересами в интересах другого человека. Брак не должен принести ей разочарование.

Внутри Аласдэра все клокотало от гнева.

— Другими словами, вы хотите найти для нее мужа благоразумного и респектабельного? — проскрежетал он. — Кого-нибудь, кто поможет ей занять достойное положение в обществе? А затронет ли ваш хвалебный муж ее чувства, оценит ли он ее ум, будет ли уважать ее независимый характер — все это будет иметь второстепенное значение? Такой брак, по-вашему, не принесет ей разочарования?

— Хорошо, оставим это, — сказала ее светлость. — Кажется, я задела вас за живое.

Он снова отвернулся к окну, на этот раз его руки вцепились в подоконник.

— Леди Таттон, боюсь, вы испытываете мое небезграничное терпение, — сказал он. — Вы одержали по крайней мере половину пирровой победы. Вы можете забрать одну из ваших племянниц и выдать ее замуж за первого встречного «достойного» мужчину. Теперь же будьте добры, убирайтесь из моего дома!

Он услышал только, как захлопнулась дверь.

Незадолго перед этим Лидия вернулась в классную комнату снова возбужденная, с широко раскрытыми глазами, и предупредила Эсме, что леди Таттон набросилась на сэра Аласдэра, как только он вошел в дом. Но в это время Сорча закапризничала, как и предсказывал доктор Рид, и Эсме принялась успокаивать ее, расхаживая взад и вперед по комнате и похлопывая малышку по спине, пока та не заснула.

Удрученная предстоящими переменами, которые теперь представлялись неизбежными, и очень обеспокоенная тем, что ее тетя могла несправедливо выбранить Аласдэра, Эсме продолжала расхаживать по комнате уже после того, как Сорча была уложена в кроватку, а карета леди Таттон исчезла из виду. С тяжестью на сердце она ходила и ждала. Ждала, что придет Аласдэр, и гадала, что он ей скажет.

Было бы лучше всего, если бы он ничего не сказал. Разве она уже не смирилась с разумностью, нет, с необходимостью покинуть этот дом еще до появления тети? Она не могла оставаться здесь и стать фактически содержанкой. Однако в ее воображении Аласдэр врывался в классную комнату, бросался к ее ногам, умолял не уходить. В моменты, когда она могла рассуждать разумнее, она представляла, что он приводит свои доводы, как прошлой ночью, и вкрадчивыми речами выманивает у нее обещание остаться.

Но ничего не происходило, и к ленчу — еду она отослала прежде, чем с нее сняли крышку, — она поняла, что он не придет. Это была тягостная мысль, но не могла же она уйти, не поговорив с ним последний раз.

Эсме нашла его в кабинете. Дверь была закрыта, но она знала, что он там. Как будто она могла ощутить в коридоре его запах, такой знакомый и успокоительный. Она набрала в грудь воздуха и негромко постучала. В ответ раздалось краткое «Войдите!».

Эсме заглянула в комнату:

— Надеюсь, я не помешала?

— Это вы, моя дорогая? — Аласдэр поднял голову от стола и поспешно задвинул ящик, но она успела заметить две коробочки зеленого бархата.

Она вошла в кабинет и внезапно почувствовала неловкость.

— Я так поняла, что утром вы имели встречу с моей тетей. Он, конечно, встал со стула.

— О чем вы? — спросил он рассеянно. — Ах да! Леди Таттон. Очень достойная леди.

— Да, конечно, — согласилась Эсме. — Но немножко излишне непоколебимая.

Маклахлан улыбнулся.

— По моему опыту, все достойные леди таковы. Эсме хотелось улыбнуться в ответ, но не получилось.

— Вы, конечно, знаете, почему она приехала? Маклахлан подошел к окну и остановился там — одна рука на затылке, вторая на талии. Она уже знала — это признак того, что он сердит или в затруднении. Но когда он повернулся к ней и прошествовал обратно, по его виду нельзя было предположить ни того, ни другого.

— Вот, Эсме, — сказал он, — я узнал, что вы покидаете нас.

— Разве? — сказала она с вызовом. — Мне казалось, что мы должны… вначале обсудить это.

— Эсме! — Он посмотрел на нее с упрекающей снисходительностью. — Нечего обсуждать. Вы должны покинуть мой дом.

Мир вдруг потерял свою устойчивость для Эсме, как будто пол уходил у нее из-под ног совершенно необъяснимым образом.

— Я должна уйти? — откликнулась она. — Вы умоляли меня остаться, а теперь так легко отсылаете укладывать вещи?

Он взял со стола перочинный ножик и начал играть с ним не вполне безопасным образом.

— Это только означает, что появилась непредвиденная возможность, — сказал он, медленно поворачивая лезвие к свету. — Ваша тетя занимает хорошее положение. Она обеспечит вам вход в тот мир, о котором большинство людей могут только мечтать.