Все наелись до отвала, громко смеялись и в конце даже спели хит Аббы «Happy new year», хотя Новый год был давно позади. В целом всё прошло неплохо, за исключением того, что Дин опрокинул шикарную малахитовую вазу, после чего у той отломалась одна из позолоченных ручек, а дедушка пару раз слишком громко издал отрыжку, после чего нарочито громко заявлял о том, что его желудок не привык к такому количеству съеденных им креветок: «Забодай меня носорог, если я съем еще хоть одну креветку! Пэт, подай мне третий кусочек торта» или «Надеюсь, что у меня не начнутся газы лишь из-за моего пристрастия к морепродуктам… Пэт, как думаешь, мне можно съесть устрицу или она отзовется в моем организме далеко не отрыжкой?». Улыбаясь, бабушка подавала деду устрицы, параллельно съедая очередную канапешку с креветкой. Интересно, смогу ли я когда-нибудь кого-нибудь полюбить также сильно, как эта парочка любит друг друга?

Глава 81

Следующим утром я впервые после Рождества вернулась с небес на землю — у Мартина случился очередной эпилептический припадок, но на сей раз, Роланд был рядом. Оказалось, что на каникулах в Лондоне у мальчика тоже был кратковременный приступ в Мэрилебон[60], случившийся сразу после посещения им музея восковых фигур мадам Тюссо. Итого два приступа за один месяц.

Весь день после припадка Мартин пролежал в своей постели, отказываясь оторваться от «Приключений Тома Сойера». Полдня я провела в компании мальчика, пока не осознала, что он действительно заинтересован книгой, до окончания которой оставалось минимум полсотни страниц. С разрешения Роланда, я отправилась в свою комнату, после чего он метался между мной и Мартином, словно боясь кого-то из нас упустить из виду, поэтому уже через полтора часа я снова вернулась в спальню своего подопечного, не желая наблюдать необоснованные метания Олдриджа в мою сторону.

* * *

Я стала чаще массировать ногу и ушиб начал постепенно спадать. Уже спустя пару дней я могла передвигаться без костылей, со стороны походя на оловянного солдатика. Я буквально подпрыгивала при каждом своем шаге, чтобы иметь возможность волочить своё туловище для того, чтобы добраться до комнаты Мартина, который в последние дни слабо поддавался уговорам покинуть свою постель. На десятый день моего пребывания в поместье, я с братьями Олдриджами отправилась в Лондон, на очередной запланированный прием в Национальном неврологическом госпитале. Ковыляя из поместья в сторону машины Олдриджа, я тащилась словно улитка, безумно опасаясь коварности ледяного налета под ногами. Естественно по приезду в Лондон я не разрешила Роланду помочь мне дохромать до входа в госпиталь, однако ему было глубоко наплевать на мои запреты, так как он не собирался тратить четверть часа на то, чтобы наблюдать за передвижением улитки в виде своей няньки. Вернее няньки его брата. В общем, он нетерпеливо хмыкнул на моё самоуверенное «нет», после чего резким движением подхватил меня на руки и, как ни в чем не бывало, опустил лишь в холле госпиталя.

— Ты бы видела, как вы по-дурацки смотритесь со стороны, — злорадно улыбался Мартин, подошедший к дивану, на котором меня оставил Роланд, отправившийся к ресепшену. Красноречивая улыбка Мартина не оставляла у меня сомнений — мы точно выглядели по-дурацки. Всё еще краснея от смущения, я осмотрелась по сторонам и сразу же словила на себе взгляды пары зевак, отчего меня залила еще более густая краска.

* * *

— Плюс полтора миллиметра за восемь месяцев. Прогноз неутешителен. Боюсь, вам придется скоро попрощаться, — вздохнул доктор, поседевший за эти восемь месяцев минимум на два тона. Интересно, как часто ему приходится говорить людям о том, что в скором времени они станут пустой копилкой, из которой вынут все до единой монетки радости, возможно даже посредством раздробления копилки изнутри самими монетками? В последнее время я ощущала себя именно такой копилкой. Вот-вот меня так сильно встряхнут, что, под тяжестью врезающихся в мою душу монет счастья, накопившихся за счет Мартина, раскроят моё нутро на миллион черепков. Я безумно боялась представить, что именно старший брат Мартина ежедневно вынужден переживать в своей душе.

* * *

Хотя Роланд и был не в восторге от моего решения, он высадил меня у дома вместе с моими вещами, пообещав в течение следующей недели присылать за мной автомобиль с Джонатаном (я согласилась лишь на неделю, так как регулярное пользование услугами личного водителя для меня было чрезмерной роскошью).

Несмотря на все перипетии, я снова была дома и снова чувствовала себя хреново, как, собственно, всякий раз по возвращению домой после длительного отсутствия. Первую ночь я даже не смогла толком выспаться из-за того, что отвыкла от своей скрипящей раскладушки.

Накануне дедушка с бабушкой вернулись в свою квартиру, так как молодой человек, которому они её сдавали, съехал в середине января, и наша семья больше не была в бедственном положении, чтобы препятствовать старикам жить отдельно. Если честно, я всегда хотела переехать из кладовки в более просторную комнату, но как только Эмилия и Тэмми выехали из нашей спальни, я вдруг поняла, что она слишком большая для одной меня, поэтому беспрепятственно уступила её своей племяннице. Элис была в восторге от того, что огромная комната, с двумя шкафами и тремя тахтами, отныне находится в полном её распоряжении. Дин же пребывал в восторге от того, что теперь ему не придется делить свои владения с девчонкой. Все были по-своему счастливы.

За столом вдруг образовалась огромная брешь, которую отец нейтрализовал посредством сложения стола, из-за чего в комнате появилось неожиданно много пространства и гостиная начала казаться слишком большой, так как столько места для уменьшенного состава нашей семьи было совершенно ни к чему. Откровенно говоря, мне было непривычно сидеть за маленьким столиком в скромной компании своих родителей и племянников. Уже проглатывая очередной кусок утреннего сэндвича, я вдруг впервые на тысячу процентов почувствовала, насколько грядущий год обещает быть тяжелым.

После новых препаратов Мартин стал агрессивнее. Он начал чаще срываться на крик и грубо высказываться, вместо того, чтобы попытаться попросить в мягкой форме подать корм для Гектора или почитать ему книгу. Когда он не кричал, он обязательно впадал в уныние, иногда даже плакал. Раньше я никогда не наблюдала слез в его глазах… Ну почему это произошло именно с Мартином? Почему эта злосчастная аневризма вылезла в неоперируемой области мозга с учетом того, что таких областей считанные единицы? Почему она образовалась «неправильной» формой? Почему все оказались бессильны?

В середине февраля, когда я уже могла самостоятельно добираться до работы, маму неожиданно госпитализировали из-за одностороннего гайморита, поэтому, в течение последующей недели (повезло, что не больше!), мне пришлось заведовать домашними делами самостоятельно. Из-за этого домашним пришлось довольствоваться панкейками, сэндвичами и картофельным пюре с готовыми салатами из магазина — это всё, на что хватало моего времени. Я просыпалась в шесть часов, чтобы успеть приготовить завтрак и помочь племянникам собраться в школу, после чего завтракала, передавала двойняшек отцу, прибиралась со стола, приводила себя в порядок, выходила на работу, возвращалась домой, готовила ужин, снова мыла посуду, помогала двойняшкам с домашними заданиями, стирала и гладила одежду, принимала душ и ложилась спать за полночь. Моей большой победой стало то, что я убедила отца починить посудомоечную машину, чтобы больше не стоять над горой посуды. Хорошо еще, что папа взял на себя обязанность читать детям сказки перед сном и вовремя оплатил счета по дому, о чем прежде заботилась только мама. Так я впервые уяснила тот факт, что быть хранительницей домашнего очага, особенно если этот очаг состоит более чем из трех индивидуумов, и одновременно работать вне дома — практически нереальная задача. Как сказал однажды старший Олдридж: делая два дела одновременно, мы распыляемся, сосредоточившись на одном — оттачиваем навыки. Можно было бы утверждать, что мама, за двадцать шесть лет в должности домохозяйки, стала эталоном своего дела. Вот только подростковый возраст и бушующие гормоны собственных детей, сильно пошатнули платформу спокойствия под ногами наших родителей. Даже не представляю, через что им пришлось пройти, переживая все косяки Дэниела, Эмилии и Тэмми… Они потеряли своего первого ребенка и единственного сына! Мои родители точно были разбитыми и заново склеенными копилками счастья.

Из-за моей занятости по дому я стала меньше засиживаться с Мартином, который отказывался понимать мою ситуацию, каждый день выражая своё недовольство претензиями о том, что я не осталась жить с ним. Однажды он даже заявил, что я прихожу к нему лишь потому, что его брат платит мне много денег, после чего, в приступе гнева, выпалил, что ненавидит меня. Естественно уже через полчаса он рыдал в подушку от раскаяния, делая мне своими слезами еще больнее.

Когда мама, наконец вернулась в строй, я снова начала задерживаться на работе, только еще больше, чем когда бы то ни было. Я приходила к восьми, крутилась на кухне возле повара, чтобы после отнести завтрак в постель Мартина, и уходила около полуночи. Я совершенно не обращала внимания на недосып и, прежде пугающие, хождения мимо заброшенного сада в предрассветные и ночные часы. Я думала лишь о том, как продлить всё это хотя бы на несколько часов дольше, чем это было отмерено судьбой.

Роланд стал чаще стушевываться передо мной, особенно когда замечал моё появление слишком поздно, или когда встречался со мной, пребывая в компании Кэрол. Блондинка вернулась в город после двухмесячного отдыха в Альпах и снова взяла «быка за рога». По-видимому, Олдридж не отталкивал рыбу-прилипалу, так как зачастую я случайно наблюдала за их общением вне дома. Конечно, невозможно было не заметить, что она стала персоной нон грата в этом доме, совершенно утратив привилегию переступать порог поместья. Однако, частые разговоры Кэрол с Роландом на тротуаре напротив поместья, вернули меня с небес на землю. Я призналась себе в том, что моя душа разворачивается фейерверком, когда старший Олдридж смотрит на меня, и сворачивается в клубок, когда он смотрит на Кэрол. После этого признания мне стало легче осознать, что этот мужчина создан не для меня. В жизни не возможно повторение истории Золушки и принца — социальное положение выше дурацких сказок: я запутаюсь в названии элитных сортов его коллекционных вин, а он запутается в понимании моего пристрастия экономить копейки на проездной билет. Так и будем спотыкаться о пороги наших противоположных социальных статусов. Это замкнутый круг. Я окончательно разорвала в клочья блеклую, какую-то безумную надежду на то, что даже если этот мужчина когда-нибудь обратит на меня внимание, он сможет не потерять ко мне интерес в ближайшие пару суток после того, как получит от меня «желаемое». Порвав в себе идеализированный портрет Роланда Олдриджа, мне вдруг стало легче. Я начала смотреть на него как на обычного мужчину, ничем не отличающегося от других парней, за исключением данных ему крестными феями красоты, набитого кошелька, фактической вседозволенности и безмерной боли от грядущей потери брата. Я также со стыдом для самой себя осознала, что в последние месяцы зачастую задерживалась на работе лишь из-за необоснованного желания подольше побыть в обществе Роланда, а не Мартина. Сейчас же, видя, что в конце дня Мартин находится под присмотром брата, я брала свою сумочку и уходила домой, не смотря на уговоры мальчика остаться еще хотя бы на полчаса и не смотря на напряженный взгляд Олдриджа, прожигающий меня непониманием.