— Ну не дарить же тебе красную нитку, которую ты потом даже на ночь снимать не будешь из жалости к подарившему, — поморщил носом Мартин, словно вспомнив о чем-то противном. Он явно не одобрял ношение своим старшим братом моего подарка, на его атласном правом запястье.

— О, Артемида[58]! — послышался вопль Эмметта за моей спиной, от которого все присутствующие в унисон содрогнулись.

Глава 78

— Это лучшая клиника в Британии, — пояснил Роланд. — Благодаря её услугам моя знакомая, страдающая бесплодием на протяжении всей своей жизни, впервые стала матерью в сорок пять лет.

Эмилия светилась от счастья, в то время как Эмметт вытирал подступившие к глазам слёзы, отчего мне вдруг стало неловко. Олдридж преподнес паре Бланкар необычный подарок в виде сертификата на экстракорпоральное оплодотворение, которым можно было воспользоваться в течение следующих пяти лет.

— Фортуна откликнулась на мои мольбы, и Артемида улыбнулась нам, — не мог обуздать свою радость счастливый отец еще даже не зачатого ребенка.

— Не тем богам ты молишься, зятёк, — не смогла умолчать я.

* * *

Новый год Олдриджи решили провести вместе со мной и Доротеей в Лондоне, но мне пришлось отказаться от поездки с ними, из-за маминой жуткой хандры по поводу того, что она вынуждена встречать Новый год без своих детей (Эми и Эммет решили отправиться на горнолыжный курорт Невис Рендж, Тэмми с Риком уже перелетели из Бали в Австралию, и я вдруг посмотрела в сторону Лондона). Я не преувеличиваю — она была сама не своя от печали: начала регулярно подавать молочный соус к утренним панкейкам, который никто в нашей семье кроме Эми не любил, отчего его почти никогда не делали; стала следить за прогнозом погоды вместе с дедушкой; забывала снимать бигуди после сна и даже начала делать ставки на любимую лошадь Тэмми, не смотря на то, что старая кляча постоянно проигрывала. Отец тоже был не в восторге от того, что его дочери, чей маршрут прежде совпадал с его маршрутом до работы, «покинули его и заставили ходить по утренним улицам города в гордом одиночестве». Если честно, даже я успела взгрустнуть от того, что за столом внезапно образовалась огромная брешь в виде пустующих мест моих сестер, и нам всем вдруг стало хватать стаканов для бабушкиного грушевого компота. Родители же были настолько подавлены, что в итоге я не смогла бросить их на Новый год. Тем более мне самой не хотелось оставлять своих стариков наедине с новогодней речью королевы.

Внезапно навалившиеся на меня лавиной выходные, на которые я совершенно не рассчитывала, так как слишком поздно узнала о планах Роланда, едва ли не расплющили меня у духовки, которую полностью отмыть после рождественской индейки удалось лишь к началу новогоднего сочельника. Олдриджи уехали сразу после Рождества и должны были вернуться не скоро после Нового года, поэтому у меня была куча времени на себя и пахла эта куча далеко не голландскими тюльпанами: я наводила порядок в своей спальне, периодически натыкаясь на забытые мной год назад под шкафом ароматные носки; вручную стирала грязные детские салфетки, заляпанные тошнотворной массой непереваренного ужина Дина, так как мама искренне верила в то, что хлопок может повредиться из-за стирки в стиральной машинке (как по мне, так эти салфетки вообще больше никто и ничто не сможет повредить, если только Дин вновь не захочет проглотить одну из них!); делала массаж ступней дедушки, искренне пытаясь убедить себя в том, что дедушка и вправду вымыл ноги, просто сделал это дегтем…

Спасительным кругом для меня стала порхающая по дому Сэм, пристрастившая всю семью, включая и меня, к декупажу[59], который она открыла для себя два месяца назад в пригороде Парижа. Еще вентиляционным люком для меня стал выгул Балто и Герды, которые, в последнее время, как и я не отличались позитивным настроем. Виной меланхолии этой парочки стали кастрация и стерилизация, которой подвергла их мама, не желая в будущем наблюдать оргии в своей гостиной.

Конечно были и плюсы моих незапланированных каникул, а именно: поедание шоколадных конфет, которые отцу вручили на работе в честь праздников; сон по восемь, а порой даже и по десять часов в сутки; декупированная мамой полка декупированных мной стаканов; разбросанные по всему дому мандарины, сезон коих серьезно спасал меня от авитаминоза.

Когда Олдриджи и Бланкары вернулись в город (а это произошло в один день, хотя и в разное время суток), мне показалось, словно прозрачную банку, в которой я просидела больше двух недель, раскупорили. Мама перестала хандрить по разъехавшимся детям (Эми почти каждый день заглядывала к нам на ужин, приводя с собой своего мужа, так как она до сих пор не смогла пристраститься к собственноручной готовке), а я снова сломя голову мчалась на работу, чтобы очутиться на пороге поместья на полчаса раньше положенного времени и собственнолично разбудить Мартина, после чего задерживалась допоздна и возвращалась домой лишь в начале одиннадцатого. Сэм снова уехала, пообещав вернуться с весной, папе выписали премиальные в виде тысячи фунтов, двойняшек в школе признали одаренными детьми, из-за их дара искать неприятности на свои микроскопические попки, Мартин на время вышел из меланхолии, по причине привыкания к транквилизаторам, которым мы в срочном порядке должны были найти замену в кратчайшие сроки. После затянувшихся каникул, тучи над моей головой словно рассеялись, заставляя меня безрассудно забывать о том, что гроза с каждым днем приближается к нам, уже пребывая в полной готовности испепелить не только мою душу… Это было лишь затишье перед бурей, но оно было прекрасно.

Глава 79

Во второе воскресенье после возвращения Олдриджей, мы решили воспользоваться билетами Сэм, которые она презентовала Роланду на Рождество, и отправились на каток (навряд ли тот факт, что Саманта подарила ему именно три билета, является результатом отсутствия её навыков в арифметике). Это была наша первая совместная вылазка в мир, после возвращения Олдриджей из Лондона. Одев новый мягкий свитер из альпаки, подаренный мне на Рождество мамой, и снарядившись меховыми наушниками, гетрами с помпонами и короткими минетками, я стала походить на пушистую, белоснежную снежинку, медленно кружившуюся по скользкой поверхности катка. Мой продуманный мамой образ (раньше она занималась внешним видом Тэмми, но по отъезду младшей дочери мама стала постепенно переключаться на меня), вплоть до таких мелочей, как крупная завивка волос и серебристый макияж, жестоко портили старые, потрепанные и посеревшие от пыток временем коньки. Эти коньки видели многое: разбитый нос Дэниела, вывихнутую лодыжку Эмилии, сломанный большой палец правой ноги Тэмми и мои многочисленные падения, которые еще ни разу не приводили меня к серьезным травмам, если не брать во внимание многочисленные гематомы. Положа руку на сердце, я, скрепя зубы, могу во всеуслышание заявить, что мои коньки на этом катке были откровенно самыми страшными, но что было поделать, если я не хотела тратить деньги на неоправданно дорогой прокат инвентаря.

Если быть честной, хотя я и неплохо стояла на льду, ездок из меня был не мощный, поэтому я вышла на каток последней из нас троих. Я совершенно не удивилась тому, что Олдриджи не просто превосходно стоят на коньках, но и чувствуют себя словно рыбы в воде, скользя по поверхности замерзшей жидкости. Еще бы они были профи в шахматах, танцах, гольфе и не были бы профи в фигурном катании! Тьфу!

— Глория, если ты будешь воспринимать свои ноги как французские багеты, ты никогда не сможешь насладиться процессом, — заявил подъехавший ко мне Мартин, сразу после своего завораживающего прыжка, своей близостью заставив меня прислониться к борту.

— Послушайте моего брата, он дело говорит, — улыбнулся Роланд, резко остановившись возле меня.

— Тебя вообще кто учил кататься? — задыхаясь от быстрой езды, снова обратился ко мне Мартин.

— Дэниел и Эмилия, но, по правде говоря, они сами были не сильны…

— Тебе нужен сильный учитель, — заявил Мартин. — Меня учила кататься мама. Она замечательно выполняла винт, от которого у меня до сих пор кружится голова.

— У меня просто давно не было практики…

— Всё! — вдруг радостно выпалил Мартин. — Я научил тебя плавать, пусть даже не слишком уверенно, я же и заставлю тебя не преминуть уроками фигурного катания.

— Только если тебе будет от этого легче, — выдохнула я, представив свой разбитый нос и лужу крови где-то в центре катка, но не желая расстраивать вошедшего в азарт Мартина.

— Отлично! Роланд, ты её научишь! — радостно воскликнул довольный мальчик.

Я точно не была готова к тому, что Роланд Олдридж будет собирать меня по частям, пытаясь отодрать лепешку в виде моего тела от треснувшего подо мной льда. Набрав воздух в легкие, я уже желала отказаться от предоставляемого мне, бесплатного мастер-класса, как вдруг кто-то сзади дернул меня за плечо, тем самым заставив меня повторно схватиться за борт.

— Глория?! — удивленно произнес моё имя друг моего брата Мэйсон Уильямс, остановившись справа от меня. — Целую вечность не виделись! Я думал, что ты еще учишься в Лондоне и скоро напялишь на себя халат парамедика.

— Вообще-то я хотела стать терапевтом, — нервно улыбнулась в ответ парню я. — Я не закончила обучение… Гхм… Вернулась прошлой весной. Знакомься, это Роланд Олдридж, мой… Эмм… Начальник и его брат Мартин.

— Очень приятно, — Мэйсон пожал руку Роланда, затем Мартина, на что только Мартин ответил сжатое «ага».

— Значит, ты устроилась на работу. Выходит ты здесь надолго? Решила пустить корни в этом захудалом городишке?

— Теоретически…

— Замечательно. Какие планы на свой день рождения?

Роланд с Мартином испытывающе на меня посмотрели, явно удивившись тому, что я не упомянула о том, что таковой день в моей биографии существует и что он уже не за горами.