Anne Dar - Один год жизни

— Сколько… Ему осталось, — рвано поинтересовалась Сэм, после того, как натянула, сначала на меня, потом на себя, связанные бабушкой носки.

— Не более полугода, — нервно сглотнула я.

— Как Роланд?

— Не знаю, — ответила я, не ожидав услышать подобного вопроса. — Уверена, что хреново. Он стал регулярно спать с Мартином, за исключением тех редких случаев, когда мальчик изъявляет желание остаться во сне наедине с собой. В такие ночи Роланд на всякий случай приставляет к нему кого-нибудь из прислуги, но Мартин об этом не догадывается…

— Ты должна быть с ним.

— Я и так с ним, — непонимающе отозвалась я.

— Не с Мартином. С его братом. Когда Мартина не станет, у вас с Роландом останется одна боль на двоих… Она уже начинает душить вас обоих.

— У меня с Роландом нет ничего общего, кроме боли. Этого недостаточно, чтобы понять друг друга.

— Да, но обоюдной боли достаточно для того, чтобы поддержать друг друга, а поддержка — это то, с чего начинается нечто большее, чем взаимовыгода. Например — понимание. Понимаешь, малыш? Ведь именно своей поддержкой, ты породил свою боль.

Наступили долгожданные Рождественские праздники. Не смотря на то, что я не раз и даже не два раза предупредила родителей о возможности эпилептического припадка у Мартина, они не отступили от своего решения пригласить Олдриджей на праздник. Дух Рождества ежегодно укладывал моих предков на лопатки, заставляя необоснованно веселиться, тратиться и приглашать всех кого ни попадя в гости, даже троюродную тётю Мэгги, решившую в прошлом году всё-таки принять наше сотое приглашение. Тем Рождеством тётя Мэгги отличилась скверным характером и отменным умением награждать двойняшек подзатыльниками, когда те наступали ей на ноги. Однако уже после единственного принятого ей приглашения, она наотрез отказалась ступать на порог нашего дома из-за того, что дед случайно уронил в её стакан свою глазную линзу, которую она едва не проглотила (вообще, в её родстве с нами сомневалась даже бабушка — едва ли всерьез можно воспринимать родство с падчерицей двоюродного брата деда, ведь она даже не одной крови с нами!).

Последние шесть лет наше Рождественское дерево не отличалось ни стойкостью, ни порядком на своих растрепанных иголках, так как ровно шестой год к ряду она подвергалась уверенному нашествию двойняшек (Дин умудрился опрокинуть на дедушку праздничное дерево уже в пятимесячном возрасте, даже не покидая границ своей колыбели, всего лишь потянув в рот висящую рядом гирлянду — благо она была отключена от розетки!). Сейчас же я пыталась придать нашей многострадальной елке хоть какой-нибудь праздничный, а не мученический вид, пока за моей спиной творился хаос — Дин и Элис пытались оседлать своих вымахавших щенков, от разбросанных клочьев шерсти которых никто в этот день не был в восторге.

— Мама, поставьте, наконец, индейку на середину стола, — бегая вокруг праздничного стола, пыталась привлечь к себе внимание бабушки мама. — Возьмите печеный картофель и каштаны. Дерек, брюссельская капуста, пастернак и бекон должны стоять рядом, ведь к ним подается клюквенный соус.

— На сей раз, мы не ударим в грязь лицом перед Олдриджами! — радостно заявил отец. — На что спорим, что Роланд потеряет дар речи, когда я вручу ему свой подарок?

— Боюсь, ты не удивишь его ни своим мини-баром, ни связанным бабушкой шарфом с его именем, — пробубнила себе под нос я. — Или ты забыл о гигантском бронзовом пегасе в его поместье?

— Дорогая, будь добра, поправь звезду на макушке праздничной ели и свою пессимистичность, — сдержанно попросил меня отец. — Этот мини-бар стоил мне целое состояние!

— Попрошу заметить, что пегас не позволит насладиться мистеру Роланду жизнью так, как сделает это мини-бар, и не согреет его в зимний вечер так, как мой прекрасный шарф, — вмешалась бабушка, и я решила придержать при себе колкое замечание о том, что у Роланда уже имеется минимум четыре мини-бара из красного дерева и, конечно же, он жаждет заполучить пятый из дуба. Плюс ко всему, у него уже есть брендовый шарф (бабушка), лучшие сорта вин в личном погребе (дедушка), разнообразные сейфы и не только в виде книг (мама), едва ли он не способен купить сам себе билеты на каток (Сэм), он вообще не увлекается курением, даже электронным (Эмметт), автомобильная массажная накидка с подогревом (серьезно, Эми? и что она будет ему массажировать и подогревать? его крепкая пятая точка, больше походящая на кокосовый орех, должна повторно треснуть от регулярного перенапряжения?). Хотя, если посмотреть правде в глаза, подарки замечательные. Это ведь, Рождество, а не очередной показ золотых запонок и бронзовых пегасов, правда? Думаю, подарки в такой день должны быть особенными, поэтому — держи, Роланд, фотографию с изображением меня, себя и Мартина, в самой дорогой рамке, которую я только смогла откопать в этом городишке, и самой дешевой в твоей коллекции серебряно-бронзово-золотых рамок!.. Кажется, я уже не хочу, чтобы Олдриджи приходили к нам в гости. По крайней мере, сегодня.

После того, как паровой фруктовый пудинг был облит бренди и прилюдно подожжен, все напряженно стали гадать, кому же на сей раз достанется серебряная монетка, спрятанная глубоко в его недрах. Гадали все, кроме меня и мамы, так как мы заранее подстроили, чтобы монетка досталась именно Мартину. Видели бы Вы его лицо, когда он едва не сломал свой зуб о монету-везения. Вот ведь повезло, так повезло — зуб остался цел! Дин и Элис едва ли не расплакались от того, что прозевали удачу на следующий год, в то время как она отошла тому, кого в следующем году даже госпожа удача не способна будет спасти. Уловив довольный восклик Мартина, мы с мамой довольно переглянулись, мысленно радуясь тому, что не ошиблись с куском.

Обмен подарками начался после того, как Дин случайно опрокинул пуансеттию[56]. Мартин признался, что еще никогда не имел чести огрести шарфом с собственным именем, которым бабушка случайно отшлепала его по щекам, пока завязывала изделие на тонкой шее мальчика. После Мартина она переключилась на Роланда, который от неожиданности онемел и округлил глаза, словно наш шарахнутый Гектор.

Все были заняты раскрытием своих подарков, но как бы незаметно замерли, наблюдая за тем, как именно воспринимает каждый распакованный подарок старший Олдридж — я давно успела всех убедить в том, что его невозможно удивить их выдумками. Роланд же улыбался и кивал головой в сторону дарящего всякий раз, когда вскрывал упаковку — отец был уверен в том, что Олдридж пришел в полный восторг от мини-бара и его убеждение всячески подпитывал сам Роланд, периодически задвигая речи о том, что подобного мини-бара у него еще точно не было. От автомобильной массажной накидки Роланда слегка перекосило, из-за чего он улыбнулся шире положенного, тем самым пытаясь скрыть своё недоумение. «Ты прошел посвящение безумными подарками нашей семьи, поздравляю», — пронеслось у меня в голове в момент этой его «искренней» улыбки.

Когда во всеобщей суматохе Роланд открыл мою коробочку с фотографией, все уже забылись в своих обертках и не обращали на нас никакого внимания.

— Самый замечательный подарок, — внезапно улыбнулся мне Олдридж.

— Что там? Фотка? — сразу же активизировался под общий шум Мартин. — Отстой. А мне она подарила подсветку для аквариума, так что наверняка можно определить, что меня она любит больше.

— Ничего подобного, — необдуманно ответила я и лишь через пару секунд поняла, что именно ляпнула, когда словила на себе довольно улыбающийся взгляд Роланда.

— Она только что сказала, что любит тебя, причем даже сильнее чем меня, — начал входить в кураж Мартин, явно желая меня смутить.

— Вовсе нет, — начала сопротивляться я. — Я одинаково люблю вас обоих.

— Я ведь говорил тебе, что мы милашки, и она влюблена в нас обоих, — не успокаивался ухмыляющийся Мартин.

— Я ни в кого не влюблена, — чуть не пропищала от смущения я, чувствуя, как краска приливает к моему лицу.

— Так и знал, что однажды подарив мне Гектора, ты будешь отделываться легким испугом на всех последующих праздниках, даря мне дополнения к его комплекту, — отошел от опасной темы Мартин, и я незаметно выдохнула. — Сначала подсветка, затем водоросли, после камни и очистители воды, еще чуть позже аквариум побольше, так как он не будет вмещать специального фингербайка для рыбок…

— Успокойся, — взъерошил волосы младшего брата Роланд. — И поблагодари за подарок. Мы ведь прекрасно знаем, что ты боялся, что у Гектора разовьется никтофобия[57].

— Ладно, признаюсь — я рад этому подарку больше, чем многогранному кубику-рубику от мистера Кристофера. Открывай уже наш подарок, — ухмыльнулся Мартин, явно ожидая моей реакции.

— Оу, да… Сейчас… А какая из этих оберток ваша? — окончательно запутавшись в коробках, поинтересовалась я, всё еще пытаясь отойти от смущения.

— Красная, тупица, цвет любви, — ответил на поставленный мной вопрос наглый мальчишка и сразу же отхватил символический легкий подзатыльник от Роланда, то ли за то, что он назвал меня тупицей, то ли за то, что «цвет любви»…

Я раскрыла красную коробку и пару секунд просто пыталась понять, что передо мной не карманное зеркало, в котором отображается моё глупое лицо.

— Это что? — упершись правой рукой в бок, с претензией в голосе поинтересовалась я. Я всегда упиралась руками в бока, когда испытывала сильные эмоции. Конкретно сейчас я испытывала негодование.

— И ты еще обижаешься, когда я называю её тупицей, — обратился к старшему брату Мартин. — Ты ведь свой разбила при одной из первых наших встреч. Неловко вышло… Это мобильный телефон.

— Это дорогой мобильный телефон, — заметила я, не скрывая своего возмущения. — Он стоит как моя почка… Как две мои почки. Мы ведь договаривались, что Вы не будете дарить дорогих подарков, чтобы не ставить меня в неловкое положение, — скорее предъявляя претензию к Роланду, нежели к Мартину, напомнила я.