Примерно через пять минут меня опустили на что-то мягкое. Отдернув ладони от лица и осмотревшись, я поняла, что оказалась на шезлонге и Олдридж внимательно смотрит мне в глаза с максимально близкого расстояния, словно пытаясь проверить мои зрачки. Эта неловкая для меня сцена продлилась буквально несколько секунд, после чего Роланд тяжело выдохнул и куда-то поспешно ушел. В секунду, когда он отстранился от моего лица, передо мной сразу же возникли фигуры обеспокоенных Доротеи и Мартина.

— Чего ты плачешь? — обратилась я к Мартину настолько сиплым голосом, что самой стало страшно.

— Я чуть… Не… Утопил тебя, — рывками ответил Мартин, потирая свои покрасневшие глаза.

— Только не плачь, — явно не своим голосом попросила я. — Иначе твой брат меня прикончит.

— Прикончит? — вдруг сквозь слёзы улыбнулся Мартин, явно радуясь подобному варианту развития событий, после чего подошел ко мне впритык, продолжая раззадоривать свою улыбку. — Выходит, он спас тебя лишь потому, что хочет собственноручно прикончить? Ты бы видела, как он вытаскивал твоё обездвиженное тело из поглощающей тебя пучины, а потом вдруг начал тебя целовать, называя свои поцелуи «вентиляцией легких», и трогать твою грудь, называя это «непрямым массажем сердца». Я расплакался только от того, что брату из-за меня пришлось испытывать подобные муки.

— Ты безнадежен, — улыбнулась я и сразу же скривилась то ли от резкой боли в горле, то ли от очередного осознания собственной ничтожности. Я могла только надеяться на то, что Роланд не заработает нервный тик от того, что ему пришлось дотрагиваться до моей груди и прикасаться своими губами… Фу-у-ух… Я наверняка выглядела отвратительно! Лучше бы я не знала, как Олдриджу пришлось ради тупицы-няньки принести себя в жертву! Я вдруг почувствовала себя ужасно опозоренной…

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно поинтересовалась у меня Доротея.

— Нормально, — только и смогла прохрипеть в ответ я.

— По-моему, нас уволят, — наклонившись ко мне ближе, чтобы Мартин не расслышал её слов, серьезным тоном заключила Доротея.

— По-моему тоже, — нервно согласилась я, вдруг почувствовав, что мне страшно холодно в тени.

Через пару минут перед нами появился Роланд с молодой женщиной в белом халате, которая приказала перенести меня в номер. Несмотря на меня, Олдридж ловко подхватил моё тело и отправился с ним в сторону отеля, пока я от стыда испарялась в его руках.

Уже спустя несколько минут мы оказались в нашем с Доротеей номере. Меня усадили на кресло из ротанга с мягкой обивкой, после чего приступили к пыткам. Всё началось с подкожного введения раствора кофеина, который должен был стимулировать мой дыхательный центр и быстро нормализовать уровень артериального давления. Затем последовала оксигенотерапия, суть которой заключалась в вдыхании смеси кислорода с воздухом с помощью портативного кислородного аппарата. Закончилось же всё дегидратацией — выведением лишней жидкости из организма, для уменьшения увеличенного объема циркулирующей крови, при помощи введения большой дозы сильнодействующего мочегонного средства.

В итоге я на час закрылась в уборной. В течение этого часа я всё-таки смогла слезть с унитаза, принять пятиминутный душ, снова посидеть на унитазе, переодеться в чистый купальник и обмотаться прозрачным, молочным парео. Когда я вышла из уборной, я застала в своём номере только Роланда. Нервно сглотнув, я поняла, что сейчас меня рассчитают, но сильная жажда не позволила мне сосредоточиться на предстоящем разговоре и я, покачивающимся шагом, подошла к журнальному столику, на котором стоял хрустальный графин с водой. Если бы не присутствие Олдриджа, я бы не затрачивала энергию на переливание воды из сосуда в сосуд и сразу бы залила её в горло, из-за жгучей жажды смочить наждак, в который превратился мой язык. Но Олдридж был здесь, так что правила приличия пришлось соблюдать. Взяв с жестяного подноса стакан, я сразу поняла, что мои руки достаточно сильно трясутся, а моё тело покачивается, словно всё еще пытаясь вторить тяжелым волнам. Сев на плетеный стул и зажмурив глаза, белки которых порозовели от давления, я, наконец выпила заветный, первый стакан. Олдридж молча поднес графин к опорожненному и сжатому в моей руке стакану, желая налить мне еще воды, но моя рука так сильно дрожала, что в итоге он молча отобрал у меня стакан и вернул мне его уже полным. Такого сильного обезвоживания я еще никогда не испытывала, даже после попойки с Риком.

Допив очередной стакан воды, я выпила предложенную Олдриджем шипучку, которая должна была восстановить мой водно-солевой баланс, и снова отправилась в туалет своим покачивающимся шагом, от которого меня в итоге замутило и стошнило. Только заново выпив шипучку и аккуратно опустившись всем телом на мягкую постель, я смогла собрать все разбросанные по уголкам сознания слова и превратить их в мысли.

— Я уволена? — шепотом поинтересовалась я, не желая, чтобы Олдридж услышал мой хрипящий голос, больше походящий на звучание наждака в действии.

— Вы почти успешно уволились около часа назад, — серьезным тоном ответил Роланд, после чего сел на край кровати слева от меня.

— Почему «почти успешно»? — всё-таки сорвалась на скрежет голосовых связок я.

— Потому что Вы не утонули, что значит, что Вы до сих пор работаете на меня. Почему Вы до сих пор не прочли контракт, подписанный Вами на время нашей поездки? Там сказано, что если Вы погибните во время путешествия, Вы останетесь у меня в вечном служении.

— Ужасная участь, — слабо и одновременно криво улыбнулась я.

— Должен ведь я оправдывать звание тирана, которым наградил меня Ваш отец, — взаимно кривовато улыбнулся Олдридж, после чего притронулся тыльной стороной ладони к моему лбу. — Вы замерзаете. Лучше будет накрыть Вас одеялом и выключить этот дурацкий кондиционер.

Наверняка он до сих пор пребывал в шоке от произошедшего и лишь поэтому еще не спустил на меня своих цепных псов, как сделал это на пляже с Доротеей. Когда же он, наконец, поймет, что мне больше ничего не грозит — он наверняка вколотит меня в стену.

Как только одеяло из-под меня было успешно вытащено и плотной пеленой опущено на моё резко ослабевшее тело, я моментально провалилась в тяжелый, но глубокий сон.

Глава 58

Мы провели на Виргинских островах немногим больше недели, прежде чем вернуться на туманный Альбион. За это время произошло две совершенно невероятные вещи: я перешла на дружеские отношения с Мартином и научилась плавать. По сути, Мартин изменил своё отношение ко мне после незапланированно-неудачной попытки убить меня посредством утопления, но по-настоящему мы сдружились лишь после того, как я вскользь упомянула о своем желании когда-нибудь научиться плавать, после чего Мартин стал моим официальным репетитором по плаванию. Каждое утро мы встречались на террасе у бассейна и начинали разминаться перед вхождением в воду. Сам факт серьезности возложенной ответственности на Мартина, как на маленького мужчину, делал его сосредоточеннее и ответственнее, чем иногда напоминал своего собранного, старшего брата, которому он пытался подражать во всем (вот только никак не мог перенять у Роланда пресловутую ему собранность). После недельных занятий я всё-таки научилась плавать, но настолько плохо, что могла осилить не больше десяти ярдов, прежде чем начинала уходить на дно.

За день до отлета я с Мартином вышла на вечернюю прогулку по берегу и наткнулись на гигантскую ридлею[35] длина которой составляла не менее двадцати семи дюймов, и вес которой определенно варьировался от девяноста до ста фунтов. Обрадовавшись подобной находке, мы наблюдали за тем, как оливковая черепаха медленно, но верно добирается до нежных волн, которые с тихим шепотом подступали к берегу, чтобы вылизать его своей пеной.

— Никогда раньше не видел таких больших черепах! — восхитился Мартин.

— Ей, наверное, больше ста лет.

— Больше ста?!

— Я где-то читала, что черепахи могут прожить около трехсот лет, вот только из-за различных факторов они обычно не доживают до столь преклонного возраста.

— Круто! Я бы тоже хотел прожить так долго. Жалко, что человеку тоже мешают различные факторы. Например, старость…

Я нервно отвернулась от мальчика, желающего себе долгой жизни и даже не подозревающего о том, что фактором, который в скором времени отнимет у него дыхание, будет являться не старость, а злосчастный механизм, помещенный злым гением в его крохотную, черепную коробочку. Отшатнувшись от черепахи, я уставилась на затылок Мартина, под выгоревшими волосами которого скрывалась аневризма. Мне хотелось протянуть руку к его голове и вытащить злосчастную нить смерти, но я смогла лишь запустить пальцы в отросшие, густые волосы мальчика, напоминавшие пучок свежего сена. Кажется, я нервно выдохнула через подступившие к глазам слёзы. Страшнее смерти только бессилие. Бессилие, пожалуй, самая страшная вещь на земле.

* * *

Мы оказались в аэропорту Хитроу в воскресенье, в шесть часов утра по местному времени, и уже в начале девятого Роланд высадил меня у родительского дома, с пожеланием увидеть меня завтра на рабочем месте в положенное время.

Я открыла вход собственным ключом и, поставив чемодан возле трельяжа, тихонько закрыла за собой дверь, надеясь не разбудить обитателей дома, которые по воскресеньям не отличались особой любовью к ранним подъемам. Только повторно обернувшись, я увидела папу, в его сине-белой пижаме и темно-зеленом халате, с кружкой дымящегося какао в руках. Он заговорчески прошел ко мне по коридору, приложив указательный палец к губам, после чего крепко обнял меня.

— Мама всё еще не в восторге от твоего решения, — шепотом сообщил мне отец. — Будет устраивать тебе бойкот, а бабушка займется поучительно-наставительными речами. Сама понимаешь, чтобы избежать твоей участи, мне с дедушкой придется молчать в тряпочку и немо соглашаться с женщинами. Этих прекрасно-опасных существ слишком много в нашем доме. Всего на двух мужчин и несмышленыша Дина приходится целых шесть тёток. Попомни моё слово, матриархат ни к чему хорошему в нашем доме не приведет.