Мне не удалось перехватить её на входе, поэтому пришлось идти за ней в дом Мартина. Когда я увидел её ковыряющейся в каминной зале, с черными пальцами, о маникюре которых она забыла думать, я понял, что всё плохо. Так и не выяснив причину её бледности, я уехал с Мартином в бассейн, хорошенько отчитав его за брошенное в камин лего.

Когда во время обеда Мартин случайно затронул тему смерти брата Глории и его жены, о чем, после встречи с двойняшками, я примерно догадывался, но не знал наверняка, я решил, будто Глория побледнела из-за неприятных воспоминаний о брате, но когда речь зашла о Дине и Элис, я всё понял.

Полминуты я стоял у двери в ванную и пытался собрать пучок своих нервов в кулак, чтобы выдержать её всхлипы. Самым тяжелым, оказалось, уговорить девушку рассказать мне суть своей проблемы и когда я понял, что смогу решить этот вопрос, я, наконец, снова почувствовал себя у руля. Обменяв свою услугу на «не безрассудное желание», я впервые в жизни был так доволен состоявшейся сделкой, которую предложил даже не я. Ничего безрассудного в поцелуе я не вижу.

Когда я услышал, что она хочет в скором времени уволиться, из-за появившейся возможности вернуться в университет, я не скрыл своего негодования. «Меня вообще, за прошедшие два месяца, в этом доме никто не полюбил. Даже Джонатан не заметит моего отсутствия. В конце концов, два месяца — это слишком короткий срок для сильной привязанности», — её слова звенели у меня в ушах. Я снова разозлился на эту девушку, подумав о том, что Мартин не зря называет её тупицей. «Самоуверенная, малолетняя нахалка», — пронеслось у меня в голове, когда Мартин возник перед нами и попросил отвести его в уборную, чем буквально спас накаляющуюся ситуацию. «Слишком молодая, — мелькало у меня в голове, пока я ожидал брата, стоя перед зеркалом в туалете. — Слишком смелая. Слишком красивая. Она вся „слишком“. С такой придется долго возиться».

Когда мы вернулись, Глории уже не было в коридоре. Я оставил Мартина наедине с журналами и зашел в кабинет консультирующего нас доктора. Как я и предполагал, она оказалась там. Впервые я видел подобное выражение её лица. Даже из-за ситуации со своими племянниками, Глория не была так подавлена. Я всё понял прежде, чем доктор произнес «неоперируемая аневризма головного мозга». Еще до произнесенного вслух приговора, я мысленно стал перебирать знакомых, способных помочь в сложившейся ситуации, и переводить деньги на их счета, но уже с первой минуты разговора с доктором понял, что ситуация может оказаться безвыходной. Никакие деньги и операции уже могут не помочь. Как только я осознал это, за моей спиной раздался подозрительный шорох. Обернувшись, я понял, что Глория находится в шоке. Не нужно было её брать с собой.

— Кажется Вашей сестре плохо, — заметил опешивший доктор.

— Глория, всё в порядке? Глория?

Она подняла на меня взгляд оглушенного человека, после чего рухнула на пол прежде, чем я успел к ней подбежать. Я резко приподнял её тело и перевернул лицом вверх, после чего увидел кровь на левом виске. Сила удара оказалось достаточно мощной, чтобы разбить голову в кровь. На светлой плитке пола остался небольшой кровавый след, и я откровенно испугался бледности её лица, на которое стекала тонкая струйка алой жидкости. Доктор выбежал на коридор и начал звать на помощь. В кабинет тут же вбежал испуганный Мартин и начал спрашивать, что именно произошло, пока я безрезультатно пытался нащупать пульс Глории. Я совершенно забыл о существовании Мартина, обезумев от страха за девчонку, пульс которой не прощупывался ни на её молочной шее, ни на обескровленном запястье.

Уже через два часа я выходил с Мартином из поликлиники, оставив Глорию в палате VIP-класса с сотрясением головного мозга и в очередной раз думая о том, что нельзя было брать её с собой. В отличие от меня, Мартин успокоился сразу после того, как узнал о том, что Глория запуталась в собственных шнурках и упала на месте. Он сказал, что с ней этот случай произошел уже второй раз — в первый раз Глория упала за нашим домом, в результате чего разбила свой мобильный и следующие несколько дней хромала на правую ногу. Вспомнив её хромоту, я лишь утвердительно кивнул головой.

Вернувшись домой, я начал заниматься спасением брата. Сосуд в его мозге мог лопнуть в любой момент, о таких ситуациях говорят — промедление подобно смерти. Мартин в буквальном смысле ходил с бомбой замедленного действия в своей маленькой черепной коробке. Доктор сказал, что жизнь мальчика напрямую зависит от роста аневризмы, которая может: а) прекратить разрастаться, б) продолжить рост, в) попросту разорваться в любой момент.

Через два часа я уже организовывал билеты в Швейцарию и визы Канаду, собирал необходимые документом и создавал загранпаспорта для Мартина, Глории и Доротеи. Всё должно было быть готово к следующей субботе.

Глава 42

Два сотрясения за один месяц — это слишком много для моего посредственного мозга. Когда я очнулась, моя голова была словно чугунный колокол, который при малейшем движении сотрясался в вибрации. В последующие полчаса после моего первого пробуждения, я рывками приходила в сознание, но словно не могла за него зацепиться, снова и снова опускалась в холодный омут, с мыслью о том, что всерьез рискую захлебнуться, ведь я до сих пор так и не научилась плавать. Каждый раз, когда я открывала глаза, надо мной нависало лицо Олдриджа — может быть из-за этого я и отключалась раз за разом? Еще иногда перед глазами возникало озабоченное лицо Мартина. Спустя час, когда я, наконец смогла окончательно прийти в себя, я обнаружила на голове аккуратную марлевую повязку. Не в силах вспомнить, что именно со мной произошло, я принялась тереть уши, чтобы избавиться от помех, отдаленно напоминающих белый шум, но мои попытки были безрезультатны.

— Что со мной произошло? — в никуда, шепотом простонала я, упираясь взглядом в слишком белый потолок.

— Она упала в обморок после того, как я сообщил диагноз мальчика, — послышался где-то вдалеке голос доктора, явно обращающийся не ко мне, и я вдруг всё вспомнила. Мартина не было в палате, рядом со мной сидел лишь Роланд, внимательно всматривающийся в моё лицо.

— Хорошо, что ты ничего не помнишь, — заключил он.

— Я вспомнила… Про Мартина я…

У меня жутко заболела голова, из-за чего мои слезы отказывались катиться из глаз.

— Тише-тише, — попросил Олдридж. — Лежи тихо. Я приеду за тобой завтра. Ты можешь сама позвонить родителям — я оставлю телефон на тумбочке.

Роланд ушел прежде, чем я успела отказаться оставаться здесь на ночь и уже спустя минуту после его ухода я никак не могла вспомнить, действительно ли он обращался ко мне на «ты» или у меня ум за разум начал заходить.

Первое время у меня так сильно болела голова, что я могла лишь обездвижено лежать и стараться как можно реже моргать болящими глазами. В итоге, меня трижды стошнило, после чего я проспала до вечера. Проснувшись от входящего звонка на мобильный и обнаружив шестнадцать пропущенных вызовов, я перезвонила отцу.

— Ну и где ты ходишь в восемь часов вечера? — его голос оказался слишком громким, отчего мне пришлось отодвинуть трубку подальше от своего уха, чтобы окончательно не оглохнуть. Наверняка он звонил только для того, чтобы узнать, можно ли во время ужина съедать мою порцию.

— Эммм… Пап, всё в порядке. Просто Мартин, он… Он заболел и я останусь на ночь с ним, чтобы присмотреть за его состоянием.

— Гхм… Надеюсь, тебе хоть доплатят? — шепотом поинтересовался отец и, услышав положительный ответ, заговорчески добавил. — За маму не переживай, я всё ей объясню.

Поговорив с отцом, я попыталась встать и обнаружила, что имею проблемы с координацией. Меня в последний раз так штормило на втором курсе, когда я перебрала дешевого виски. Впервые же у меня подобным образом заплетались ноги, когда мне было шестнадцать и Мэйсон Уильямс, друг Дэниела и отверженный мной страстный поклонник, заставил меня согласиться опробовать самый жестокий для вестибулярного аппарата, аттракцион в парке развлечений.

Успешно добравшись до туалета, я вернулась в палату и нажала на кнопку, расположенную над моей кроватью. Молоденькая медсестра немедленно очутилась возле меня. Измерив мой пульс, который оказался немногим ниже нормы, как, собственно, и моё давление, она принесла мне ужин. Откровенно говоря, мне кусок в горло не лез, но я понимала, что моему телу необходимо восстановиться до завтрашнего утра. Съев всё, что было на подносе, я снова улеглась спать, но на сей раз заснуть удалось лишь через час. Мысль о том, что в этом мире есть ребенок, часы жизни которого уже сочтены, заставляла меня всем телом сотрясаться от дрожи. Накрывшись тонким одеялом, я попыталась не думать о маленьком мальчике, который любит разбрасывать своё лего по всему дому и который в любую секунду может умереть у меня на глазах. К глазам подступили слёзы, и голова снова разболелась. Я попыталась собраться, убеждая саму себя в том, что сегодня плакать никак нельзя. В итоге, я уснула почти будучи полностью уверенной в том, что всё происходящее мне просто снится.

В восемь утра меня навестил уже знакомый мне доктор, чтобы проверить моё состояние и сообщить, что за мной заедут после обеда. Я не собиралась мириться с подобным ходом событий. Сразу после ухода доктора, я отправилась в уборную, чтобы привести себя в порядок. Сняв с головы дурацкую повязку, я обнаружила на правом виске небольшой шрам с кровоподтеком. Хорошенько разобрав волосы руками, я порадовалась тому, что вчера закрепила их пеной для укладки, после чего отправилась на выход, постоянно оглядываясь по сторонам, в страхе, что меня вычислят и снова запрут в палате.

Мне повезло. Когда я выходила из поликлиники, к зданию подъехало такси и высадило белокурую даму, в шикарном, бело-лиловом костюме. Сев в такси и назвав адрес поместья Олдриджа, я вдруг вспомнила, что у меня нет с собой денег, однако даже не стала переживать по этому поводу, так как уже знала, что в жизни бывают куда более неразрешимые вопросы. От одной только мысли о том, что Мартин может умереть в любую секунду: стоя напротив меня и называя меня тупицей или рисуя что-то секретное в своем блокноте, или раскидывая для меня своё пестрое лего, — к моему горлу подступил комок. Маленького, девятилетнего мальчика, любящего своего брата, компьютерные игры, рисование, слово «тупица» и футбол, может не стать в любой момент. Я попыталась взять себя в руки, чтобы не расплакаться и к концу пути мои старания принесли плоды. По крайней мере, я была способна мыслить не через пелену слёз. Попросив таксиста меня подождать, я позвонила в дверь, которую, уже спустя минуту, передо мной распахнул Джонатан.