— Видите вон ту машину? — оказавшись под лучами вечернего солнца и вдохнув свежий аромат соседских пионов, я немного пришла в себя. — Это самая настоящая машина времени. Смотрите, в ней уже сидит Джудит. Вы ведь с ней неплохо поладили, правда? Она отвезет Вас в замок, в котором вы немного поживете, а потом вернетесь к нам на этой машине, чтобы рассказать нам о своём путешествии.

— Может быть, машина умеет летать, и мы сможем увидеть Лапуту[29]? — Поинтересовался Дин, когда мы уже были возле машины.

— Может быть, — глухо ответила я.

— Добрый вечер, — попыталась улыбнуться мне новоявленная бабушка моих племянников, но я проигнорировала её глупое замечание. За всю свою жизнь я видела эту женщину всего несколько раз: во время первого заседания, когда в суде должна была присутствовать вся наша семья, и мельком по субботам, когда она вторгалась в наши жизни со своей бочкой дегтя.

Судебный пристав открыл багажник и хотел помочь мне погрузить вещи, но я была слишком зла на этих людей, чтобы любезничать с ними, принимая от них сомнительную помощь. Джудит усадила детей на заднее сиденье, и я уже из последних сил сдерживала приступ злости, чтобы не оттолкнуть эту женщину от моих племянников. Когда же она наконец отошла от дверцы, я нагнулась к детям и поцеловала их в лоб.

— Только когда увидите фейри, не хватайте их за крылышки, — для пущей убедительности прошептала я. — Они у них очень тоненькие и их нельзя сломать.

— Хорошо, — уверенно и даже с энтузиазмом ответил Дин.

— Хорошо, — пискнула в ответ Элис.

Я собственноручно захлопнула дверь, после чего дряхлая машина с ревом развернулась возле нашего палисадника и уехала в неизвестном направлении. Мне вырвали сердце. Второй раз после смерти Дэниела.

Глава 35

Сразу после отъезда детей все разошлись по своим комнатам, и только я осталась в гостиной. До девяти вечера я просидела на отцовском кресле без единого движения, стараясь подавить воспоминания о том, как Дин впервые выговорил слово «гувернантка», пытаясь выучить название профессии Тэмми; как Элис выбила свой первый молочный зуб, ударившись о край стола, после чего смеялась через слёзы; как бабушка с мамой тайно готовили праздничные торты, отдельно для каждого из двойняшек, а папа с дедушкой расставляли на них свечи.

Когда Сэм появилась в гостиной и протянула мне свою тонкую, розовую толстовку, я нервно вздрогнула от неожиданности.

— Прогуляемся к качелям? — предложила рыжеволосая.

На улице было достаточно тепло, но я всё равно надела толстовку, зная, что через час точно похолодает. Старые подвесные качели, на которых я обожала пропадать в детстве, находились в конце нашей улицы. В последний раз я ходила на них с Самантой лет десять назад, в ноябре, когда Дэниел разбил хрустальный снежный шар Эмилии, после чего дома началось настоящее землетрясение.

— Ты сильнее всех в этой семье, — вдруг заявила Сэм, усевшись на качелях слева от меня.

— Неправда. Сильнее всех в этой семье ты.

— Мне сложно быть частью семьи. Я говорю не про конкретно нашу семью, я говорю в общем. Я не могу спокойно рассуждать о починки посудомоечной машины, вязать носочки для племянников или поливать цветы на клумбах. Мне сложно жить на одном месте и сложно привязаться к кому-нибудь. Я всех вас люблю и знаю, что вы моя семья, но частью вашего мира я себя не чувствую. Наверное, всё потому, что чувствовать себя частью ограниченного сообщества вроде семьи, для меня слишком мало, поэтому я чувствую себя частью всего мира сразу и всячески пытаюсь его объять. Объять необъятное, понимаешь? Вы часть моей души, но моя душа — это весь мир. Я могу в любой момент сорваться с любого места и уехать куда угодно, но я обязательно вернусь к вам. Вы словно необъяснимая часть меня, которую я люблю всем своим существом, но с которой не могу быть всегда рядом, чтобы не испортить её и не потерять себя. Я наверняка знаю, что уеду отсюда, но не знаю, куда и когда. Ты же — часть этой семьи. И ты самая сильная её часть. Именно ты решаешь самые сложные для существования вашего мира вопросы: убираешь вещи погибшего брата, нянчишь новорожденных младенцев, единственная пытаешься выучиться в университете, который затем бросаешь, чтобы помочь семье, ради которой, впоследствии, работаешь нянькой вредного мальчишки, чтобы приносить домой деньги…

— И всё бессмысленно… Я бросила учебу, устроилась на нелюбимую работу и всё бессмысленно.

— Еще не всё потеряно — в июле будет обжалование. Мы накопим деньги на нового адвоката…

— Ты действительно веришь в то, что детей нам вернут? — поинтересовалась я, словно прося Саманту не заниматься самообманом и не обманывать меня.

— Нет, — неожиданно в лоб ответила Сэм, согласившись с моим видением ситуации. — Их не вернут. И в этом ты сильнее меня. Я видела их пару раз в год и для меня не будет такой проблемой встречаться с ними по субботам, как для вас. Пожалуй, я буду видеться с ними даже чаще чем раньше. Я уеду и снова приеду, а ты останешься переживать эту ситуацию. В самые ужасные моменты своей жизни, ты единственная в этой семье, кто собирает весь свой здравый смысл в кулак и лишь по прошествии всего ужаса, когда всё остаётся позади, и ты выстояла очередной бой, ты позволяешь себе заплакать. Остальные же впадают в апатию еще до начала битвы.

На небе начали появляться первые звезды, и мы заскрипели качелями. Я знала, о чем говорит Сэм. Я была единственной, кто хладнокровно сделал то, что, по мнению некомпетентного судьи, должна была сделать моя семья — взяла детей в руки и без рыданий отдала их незнакомой женщине. Это было ужасно и это осталось позади. Сегодня ночью я буду плакать.

— Как мы будем жить дальше? — поинтересовалась я у такой молодой и такой всезнающей тёти.

— Вы будете биться с драконом еще некоторое время и в битве спустите все заработанные вами деньги, и даже влезете в тягостные долги. Вы проиграете. Твой отец едва ли найдет себе новую работу, у Тэмми тоже шансов мало в этом городе. Ты быстро накопишь на возвращение в университет и вернешься в Лондон, чтобы со временем стать успешным врачом. По субботам вы будете видеться с растущими вдали от вас двойняшками, а я буду пару раз в год приезжать в этот город.

— Как пережить поражение?

— Это не поражение — это опыт. Просто прими его, каким бы жестоким он не был, — ответила Сэм, после чего вдруг тяжело вздохнула. — Я иногда задумываюсь о том, кем же могут быть мои биологические родители. Может быть, они алкоголики, преступники или наркоманы? Или может они политики, поп-звезды, спортсмены… А может быть комбо? — грустно улыбнулась рыжеволосая. — Может быть, у меня есть братья или сестра? Я имею в виду биологических, а не твоего отца, который стал для меня лучшим братом на планете Земля. Как я оказалась подкинутой под двери женского монастыря? Может быть, меня потеряли? Или всё же от меня отказались?.. И, знаешь, к какому выводу я прихожу, размышляя обо всем этом бреде?

— К какому?

— Нет смысла думать о том, чего не можешь изменить. Тем более нет смысла думать о том, что кто-то, когда-то решил за тебя. Даже если я поверну время вспять и снова стану младенцем, я не смогу предотвратить того, что произошло. И стоило бы вообще что-то предотвращать? Я ведь счастлива «здесь» и «сейчас», а если я изменю своё «здесь» буду ли я счастлива «сейчас»? То, что вы лишились двойняшек — не ваша вина, как и не ваша заслуга в том, что они у вас были. Вы научились с благодарностью принимать дары судьбы, теперь же вам стоит с благодарностью принять её новый дар — опыт. Пусть даже этот опыт заклеймен словом «боль».

Домой мы возвращались, когда звезды уже высоко светили над нашими головами. Под крышей нашего дома ужина сегодня не было, но мне и так кусок в горло не лез, так что я отказалась от предложения Сэм съесть бутерброд, после чего поднялась наверх. Все заперлись по своим комнатам, и меня впервые никто не норовил выгнать из ванной, поэтому я простояла под прохладным душем с полчаса, прежде чем намылила голову. Стоя под потоком воды, я пыталась заплакать, но меня словно закупорили изнутри, чтобы я не смогла просто взять и выплакать свою боль. Уже возвращаясь к себе в комнату, я увидела в детской спальне, лежащую на матрасе Тэмми, которая всё время после раздора с Эми спала в комнате племянников. Сейчас же, оставшись в опустевшей спальне двойняшек, сестра не перебиралась на тахту Дина или Элис, оставаясь на своём захудалом матрасе. Увидев это, к моему горлу подступил комок. Лишь запершись в своей спальне и сев на кровать, я вдруг разревелась так сильно, что пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы мои всхлипы никто не услышал.

* * *

Спустившись с утра на кухню, я никого не обнаружила. Сегодня Эмилия ночевала у Эммета, отчего в этой семье только мне нужно было позавтракать, чтобы с утра пораньше отправиться на работу. Я пошарила в холодильнике, чтобы наскоро съесть хоть что-нибудь, но в итоге остановилась на лежащем на столе яблоке. Уже отправляясь на выход, я вдруг увидела папу, сидящего спиной ко мне на старом диване в гостиной. Всю свою жизнь он всегда выглядел моложе своих лет, но последние месяцы его сильно подкосили. Сначала заседания в судах, затем увольнение с любимой работы и в итоге потеря двойняшек. Только сейчас я заметила, как он вдруг резко постарел: его виски покрыла первая седина, между бровей появилась новая, старческая морщинка и он весь словно поник изнутри. Я положила яблоко на место.

— Пап?

— Глория? — повернулся ко мне отец, и я чуть сразу не разревелась от того, что он впервые в жизни не услышал моих шагов.

— Что ты здесь делаешь? — через силу сглотнув комок боли, поинтересовалась я.

— Мама сегодня не встанет приготовить завтрак…

— Ничего страшного, я уже ухожу на работу.

— Да-да, я тоже сегодня пойду на биржу, возьму с собой Тэмми, — словно оправдываясь, начал рассказывать свои планы на день отец.