Эти чудесные длинные ноги, плотно прилегающие к его ногам… красивое, вспыхнувшее желанием лицо, которое приближается, приближается…

С трудом удерживаясь от громких рыданий, Джулиана зажала рот кулаком. Она так трепетно, так крепко сдерживала свою любовь вот этими самыми руками! Но любовь, как песок, вытекла сквозь пальцы — и была такова.

— Дура! — прошептала девушка в тиши своей пустой спальни.

На самом деле вовсе не Эрик Малро занимал главное место в ее душе. Жажда власти питала ее и подчиняла себе все ее помыслы. Неотвратимость этой власти буквально завораживала, и каждый день будущая правительница Перро видела подтверждение этой неотвратимости. Ей нравилось, как почтительно склоняются перед нею слуги, когда она проходит мимо. Восседая подле отца во время совещаний с министрами, она поистине хмелела от ощущения собственного могущества: ведь эти почтенные пожилые люди безропотно склоняли перед нею свои седеющие головы. Она знала точно, что однажды сами жизни этих людей будут у нее в руках. Но с того дня, как в Перро вернулась Изабель, старшая сестра познакомилась и с оборотной стороной медали.

Джулиана приготовилась ждать предложения от Эрика, ждать сколько потребуется. Она твердо верила в то, что власть способна соблазнить мужчину ничуть не меньше, чем пара открытых навстречу вожделению стройных женских ног. Однако, похоже, она ошиблась — зов сладострастия оказался сильнее. Ну конечно, Изабель могла позволить себе пустить собственную судьбу по ветру, ведь ей нечего было терять!

Еще маленькой девочкой Джулиана полностью отдавала себе отчет в том, что и взрослые, и дети вмиг воспламеняются в обществе ее младшей сестры. Гувернантки и няни смеялись любым проделкам Изабель, даже если эти проказы шли вразрез с установленными правилами. Теряя последнюю надежду призвать ее к послушанию, они все равно прижимали к себе озорницу и ласковыми руками нежно гладили черные волосы. Тем временем Джулиана могла полдня просидеть на своей игрушечной лошадке-качалке, едва-едва помяв передничек к вечеру.

Мэксин при виде того, как ее любимица передразнивает своего строгого учителя, расплывалась в лучезарной улыбке, а милая тихоня Джулиана, молча сидевшая на своей качалке, желала сестричке смерти.

В тот день, когда Изабель отправляли в пансион, она рыдала так яростно, что бедная Мэксин боялась, как бы дитя не упало в обморок. А Джулиана по обыкновению молча стояла на крыльце и, прикусив изнутри щеку, сдерживала торжествующую улыбку победительницы.

— Ну, не грусти так, дорогая, — сказала Мэксин, прижав ее к своей пышной груди, — Изабель приедет на каникулы, не успеешь и соскучиться.

С того момента Джулиана считала дни, но не потому, конечно, что тосковала по сестренке. Напротив, она бесконечно наслаждалась каждым мгновением без нее. В отсутствие Изабель все тепло и свет доставались ей одной. Так и должно быть! В конце концов в один прекрасный день трон Перро перейдет к ней. Это ее родовое право, ее законная привилегия, которую не сможет оспорить даже сестра со всем своим обаянием. И все же любовь окружающих… Похоже, это навсегда останется в безраздельном владении Изабель.

— Но это нечестно, — произнесла Джулиана, и голос се отозвался эхом под потолком пустынной спальни.

«Она не может вечно получать все, чего ни пожелает! Если я соберу в кулак все свое мужество, то сумею еще изменить ход событий. Ведь соблазнительная внешность — обоюдоострое оружие, и Изабель отнюдь не единственная, кто в состоянии воспользоваться им. Что ж, ей удалось нанести первую рану, но я-то все равно выйду победительницей. Приз за победу в этом турнире — будущее! Настало время востребовать все то, что принадлежит мне по праву, начиная с Эрика Малро».

Глава 2

Не каждый день парню из Куинса доводится ночевать в настоящем средневековом замке.

Дэниел Бронсон отлично разбирался в том, какие преимущества дают человеку деньги, но даже его самоуверенность богатого выскочки поколебалась при виде всемогущества старинных, наследных капиталов, подкрепленных столетиями самого высокого общественного положения. Как ни парадоксально, при этом вовсе не имело значения, сколько именно у вас денег. Главное, чтобы к ним прилагалась достаточно древняя родословная, а еще лучше, если и титул в придачу.

Поговаривали, что, несмотря на все свои регалии, принц Бертран, правитель маленького альпийского княжества Перро, обладал довольно скромными запасами зеленых. Или, точнее, голубых бумажек, до сих пор казавшихся Дэниелу непременным залогом успеха в жизни. И все же приходилось признать, что по тому размаху и щедрости, с которыми был устроен бал в честь трехсотлетия независимости этого карманного государства, невозможно было догадаться о плачевном состоянии здешних финансов. Шампанское лилось рекой, и посреди каждого стола высились горы черной и красной икры. Даже ливреи лакеев выглядели так, будто их нарочно пошили к этому торжеству в дорогом доме моделей. Да уж, этот принц отличался невероятной щедростью! Всем гостям женского пола были подарены бриллиантовые серьги-гвоздики, а мужчин осчастливили элегантными швейцарскими часами. Они стоили так дорого, что на сумму, уплаченную за каждый экземпляр, семья из четырех человек спокойно могла бы прожить в течение целого года в каком-нибудь в самом худшем районе Нью-Йорка, например в Куинсе. Правда, Дэниел уже не так хорошо знал, что происходит сегодня у него на родине. Казалось, он полжизни провел в дороге в поисках настоящего прибыльного дела. — Ты точно как твой старик отец, — любил говаривать его досточтимый родитель Мэтти Бронсон, — чуешь деньги за целых два штата.

«Черт возьми, — уныло усмехаясь, думал сегодня Дэниел. — Лучше уж сказать «за два континента»». Ему не стоило труда получить приглашение на это трехсотлетнее торжество. Все, что для этого требовалось, — небольшая известность и достаточно заметное состояние, и вот вы уже в замке. Впрочем, сегодня в тесное альпийское княжество слетелось множество известных и почти совсем никому не известных людей с обоих берегов Атлантики.

Все они желали принять участие в начинавшихся празднествах. Однако лишь самая верхушка элиты осталась ночевать в самом замке, в окружении зубчатых стен с башнями, коллекций старинного оружия и привидений, живших здесь все триста лет, большинство из которых прошли в своеобразном менуэте то наступательных, то оборонительных кампаний.

По всей скромной территории княжества, куда ни кинь взгляд, виднелись следы прошлого — красноречивые свидетельства былого великолепия и одновременно дикой жестокости: вокруг каждого самого крохотного поселения высились толстые каменные стены, в древности спасавшие жителей от врагов. Даже свежевыкрашенные стены фермерских домиков хранили память о прошлом, пусть и не таком далеком, — то были шрамы, оставшиеся от последних войн. История лежала здесь прямо на дороге, по которой вы шли, звучала в музыке, под которую вы танцевали, и, конечно же, жила в замке, гордо высившемся над подвластными князю, пусть и совсем не бескрайними землями.

Бронсону никогда в жизни и не снилось такое. Он вырос в квартире с окнами на самую обыкновенную игровую площадку и, может быть, поэтому не мог всерьез предположить, что когда-нибудь проведет ночь в самом настоящем замке бок о бок с королевской фамилией. Самые смелые мальчишеские мечты уносили его в лучшем случае к верховьям Хадсон-Ривер.

Крошечная страна под названием Перро, подобно брошенному прихотливой рукой снежку, затерялась высоко в Альпах. Однако, как ни трудно отыскать ее на карте мира, все же труднее забыть, единожды побывав в ней. Некоторые считают, что именно труднодоступность этих мест придает княжеству особенную прелесть. Другие полагают, что дело в той особой сказочной атмосфере задумчивости и печали, которая постоянно висит над замком, словно утренний туман. Правда, эта крохотная страна мало напоминала настоящую монархию, но Бронсона и не волновали династические вопросы. Все равно замки впечатляют, и он не боялся признать это, по крайней мере перед самим собой.

Дэниел взглянул на женщину, которая спала на соседней подушке. Грета была уроженкой одной из тех восточноевропейских стран, границы которых еще более гибки, чем бюджет Пентагона. У Греты были длинные ноги и бледно-золотистые, как «Дом Периньон», волосы. Ее нравственные принципы зависели от складывающихся обстоятельств, и Дэниел был доволен, что сегодня их стечение позволило ему приятно провести ночь.

На сей счет у него сложились свои принципы, сходные с правилами поведения в бизнесе. Как в делах, так и в личных связях он предпочитал естественность и легкость, а для этого надо было только избегать таких пошлых сюжетов, как обсуждение с партнершами совместного будущего.

К превеликому разочарованию своих родственников, разменяв уже четвертый десяток, Дэниел так и не создал семьи, без которой, как полагали его родители, вообще невозможно достойное существование. Единственная его попытка жениться была предпринята скорее ради успокоения многочисленной переживающей за него родни, чем во имя обустройства личной жизни. Он даже обрадовался, когда его жена в конце концов подыскала себе пару более подходящих супружеских рук. Дэниел не мог обвинять ее.

Какая-то часть его души все время как бы стояла в стороне и наблюдала за окружающими, никак не находя ответа на вопрос, действительно ли все эти «жили долго и счастливо» возможны в реальности, или счастливые браки — лишь плод коллективной фантазии общества, выросшего на фильмах с Джоном Уэйном и «Дисней-уорлде». Должно быть, еще с молоком матери он впитал необъяснимую тонкую ирландскую печаль, и, наверное, потому казалось, что перед ним на горизонте постоянно маячит некое облако, готовое закрыть узенькую светлую полоску.

В нью-йоркских бульварных газетах его называли «золотым парнем», человеком с печатью Мидаса. И никто даже не подозревал о том, какие глубокие золотоносные жилы строгого католического воспитания заложили в него старомодные сестры из монастыря Святого Доминика. «Докажи, — слышал он до сих пор их настойчивые голоса. — Докажи, что у тебя есть все для того, чтобы добиться цели».