И за это Иэн полюбил ее еще больше. Но для порядка решил все же притвориться недовольным:

— Но Эм, ты же студентка!

— Уже нет. Я теперь настоящий учитель, с дипломом! И сегодня ходила на первое собеседование.

— И как все прошло?

— Отлично, просто отлично!

— Поздравляю, Эм, это же просто здорово. — Он перегнулся через стол, чтобы поцеловать ее в щеку… нет, в обе щеки… нет, может, все-таки в одну? Ну ладно уж, в обе.

Они открыли меню, которое Иэн предварительно просмотрел, чтобы придумать шутки, и, пока Эмма пыталась сосредоточиться, начал свое комическое представление и выдал несколько наиболее удачных: сукияки — блюдо из мяса женских особей, и далее в том же роде. Поскольку в меню значился сибас на гриле, Иэн счел нужным пожаловаться на то, что в последнее время каждый окунь метит в сибасы, и вообще, что такое «минутный стейк» — он жарится ровно минуту, или такой маленький, что его можно съесть меньше чем за минуту? И что за паста, с каких пор старые добрые макароны стали пастой? А банальную яичницу с сосисками и кетчупом они как обзовут? «Суфле из яиц с деликатесными подкопченными колбасками в соусе руж»? Или как?

Остроты сыпались одна за другой, и Эмма вдруг почувствовала, что ее надежды хорошо провести вечер померкли. Он пытается очаровать меня своим чувством юмора, подумала она, хотя на деле его чувство юмора лишь заставляет предвкушать поездку домой на метро. В кино его хотя бы отвлекали конфеты и отрубленные головы, но здесь, лицом к лицу, уже ничто не может сдержать эту компульсивную болтовню. Для Эммы это было не в новинку. Ребята из педагогического колледжа, все как один, были полупрофессиональными хохмачами, особенно в пабе после пары пива, и хотя ее это сводило с ума, она знала, что сама их поощряет. Девчонки сидели и хихикали, пока мальчишки показывали фокусы со спичками и пародировали детские телепередачи и рекламу. Заразная болезнь, эти бесконечные мальчишеские концерты в пабах — они ужасно ее раздражали.

Она сделала глоток водки с тоником. Иэн взял винную карту и начал свой номер о том, что винные карты составляют одни извращенцы, цитируя описание: «Чувственный глоток со вкусом тлеющей древесины и взрывными нотками карамельного яблока» — и так далее. Эта излюбленная тема всех горе-комиков могла в перспективе продолжаться бесконечно, и Эмма поймала себя на том, что представляет идеального, не существующего в реальности мужчину, который просто взял бы карту и, не выпендриваясь, заказал вино — с видом знатока, но без показухи.

— …«вкус чипсов с жареным беконом и насыщенным запахом жирафа»…

Он хочет вогнать меня в ступор, мысленно сказала она. Можно было бы взбунтоваться, конечно, бросить в него булочкой, но он все их съел. Она посмотрела на других посетителей: все так же рисовались друг перед другом. Неужели в этом и смысл? — подумала она. Неужели романтическая любовь — это шоу талантов? Совместный ужин, постель, любовь и обещание годами радовать друг друга такой вот высококлассной комедией?

— …а если бы были пивные карты? — Акцент уроженца Глазго. — Наш особый букет крепко ударит вам в нос и вызовет в воображении коммунальное жилье, ржавые сумки-тележки и разруху бедных городских кварталов. Отлично гармонирует с синяком под глазом…

Она задалась вопросом: откуда возникло убеждение, что ни одна женщина не устоит перед мужчиной с чувством юмора? Ведь Кэти влюбилась в Хитклифа вовсе не потому, что тот был хохмачом. Но самое досадное было в том, что Иэн действительно нравился Эмме; она шла на это свидание, питая большие надежды и даже с волнением предвкушая увидеть его снова, а вместо этого…

— …наш апельсиновый сок поразит вас апельсиновым вкусом с сочной басовой ноткой апельсинов…

Ну, всё. С нее довольно.

— …с нежностью… нет, со страстью выдавленное из коровьего вымени, винтажное молоко тысяча девятьсот восемьдесят девятого года имеет ярко выраженный молочный вкус…

— Иэн?

— Да?

— Заткнись, ладно?

Наступила тишина. Иэн выглядел обиженным, и Эмме стало стыдно. Не надо было пить двойную порцию водки, наверное. Чтобы разрядить обстановку, она громко произнесла:

— Давай просто возьмем вальполичеллу.

Иэн сверился с меню:

— Тут говорится: ежевика и ваниль.

— Видимо, у этого вина вкус ежевики и ванили.

— Тебе нравится ваниль и ежевика?

— Обожаю.

Он посмотрел на цену:

— Ну, тогда давай возьмем.

И после этого, слава богу, вечер пошел на поправку.

* * *

— Привет, Эм. Это опять я. Знаю, что ты где-то гуляешь с «комиком месяца», но просто хотел сказать, что когда придешь — если, конечно, будешь одна… в общем, я решил не ходить на эту премьеру. Буду весь вечер дома, если захочешь зайти. Я был бы рад, между прочим. Дам тебе денег на такси, и можешь переночевать у меня. Вот так вот. Так что когда бы ты ни вернулась, просто позвони мне и поймай такси. Всё. Надеюсь, позже увидимся. Целую и все такое. Пока, Эм. Пока.

* * *

Когда тарелки после первого убрали, она и Иэн принялись вспоминать старые добрые времена — ведь это было всего два года назад. В то время как Эмма заказала суп и рыбу, Иэн предпочел высокоуглеводное ассорти, начав с огромной тарелки пасты с мясом, в которой он закопал снежные горы пармезана. Плотный ужин и красное вино слегка его успокоили, и Эмма тоже расслабилась, точнее, захмелела. И почему бы и нет? Разве она не имела права? Последние десять месяцев она не покладая рук трудилась над тем, во что верила, и пусть некоторые вакансии, которые предлагали учителям, наводили ужас, она интуитивно понимала, что эта профессия для нее. И кажется, во время сегодняшнего собеседования начальство пришло к тому же выводу — директор кивал и одобряюще улыбался, и хотя она не осмелилась бы высказать предположение вслух, работа была у нее в кармане, она это чувствовала.

Так почему бы не отметить с Иэном? Он все болтал и болтал, а она смотрела на его лицо и думала, что он, несомненно, стал привлекательнее, чем раньше; теперь при взгляде на него мысли о тракторах в голову уже не приходили. Правда, в нем по-прежнему не было ни капли утонченности и благородства; если бы она снимала фильм о войне, то выбрала бы его на роль простого отважного солдата, который пишет письма матери, в то время как Декстеру досталась бы роль… Кого? Изнеженного нациста? И всё же ей нравилось, как Иэн на нее смотрит. С нежностью, вот то самое слово. Нежным и пьяным взглядом. И она в свою очередь ощутила тяжесть в ногах, жар и нежность к нему.

Он плеснул в ее бокал остатки вина:

— Так ты видишься с кем-нибудь из наших?

— Нет. Один раз случайно встретила Скотта в этом жутком итальянском ресторане, «Хайль Цезарь». С ним все в порядке, все еще сердится на меня. А вообще стараюсь ни с кем не встречаться. Это как после тюрьмы — не хочется иметь ничего общего со старыми сокамерниками. Кроме тебя, конечно.

— Неужели тебе было так плохо? Когда работала в «Локо Кальенте»?

— Скажем так: два года жизни, что я там провела, никогда не вернутся. — Высказанное вслух, это наблюдение поразило ее, но она отмахнулась. — Даже не знаю, пожалуй, не лучшее было время, что еще сказать.

Он грустно улыбнулся и слегка толкнул ее руку кулаком:

— Так почему ты не отвечала на мои звонки?

— А я не отвечала? Не помню, может быть. — Она поднесла бокал к губам. — Но сейчас же мы здесь. Давай сменим тему? Как твоя карьера комика?

— О, нормально. Выступаю с импровизациями, реально спонтанный номер, совершенно непредсказуемый. Иногда, правда, выходит совсем несмешно, но в этом и есть прелесть импровизации, верно? — Эмма была не совсем согласна с этим утверждением, но все равно кивнула. — А еще по вторникам у меня выступление в клубе «Мистер Чаклз» в Кеннингтоне. Это уже более жесткий юмор, более тематический. Вроде как скетчи Билла Хикса[22] про рекламу. Дурацкая реклама по телевидению и все такое.

Он снова взялся за свои шутки, а Эмма заморозила на лице улыбку. Его убило бы, если бы она призналась, что за все время их знакомства ему удалось рассмешить ее, ну, может быть, два раза, причем один из двух раз это было, когда он упал с лестницы в подвале. Иэн был человеком с прекрасным чувством юмора и вместе с тем несмешным абсолютно. В отличие от Декстера. Тот никогда не интересовался анекдотами и, наверное, считал, что люди с чувством юмора, как и политически сознательные люди, выглядят несколько нелепо и ничуть не круто. Но с Декстером она смеялась постоянно, иногда покатывалась со смеху, а пару раз, стыдно признаться, даже чуть штанишки не намочила. Когда они отдыхали в Греции, то все десять дней только и делали, что хохотали — после того, как уладили то маленькое недоразумение в начале. Где сейчас Декстер? — подумала она.

— Ты смотришь его по телику? — спросил Иэн.

Эмма вздрогнула, точно ее застали с поличным:

— Кого?

— Твоего приятеля, Декстера, и его идиотскую передачу.

— Иногда. Ну, не специально.

— И как он?

— Да в порядке, как обычно. Ну, если честно, у него в последнее время немножко кругом голова, он сам не свой. Его мама болеет, и он не очень хорошо справляется.

— Жаль. — Иэн обеспокоено нахмурился и попытался сообразить, как бы сменить тему, чтобы не выглядеть бесчувственным: ему не хотелось, чтобы болезнь незнакомого человека испортила им вечер. — Вы часто общаетесь?

— Я с Дексом? Разговариваем почти каждый день. Но почти не видимся — он слишком занят своей работой на телевидении, да и многочисленными подружками.

— И с кем он сейчас встречается?

— Понятия не имею. Они как аквариумные рыбки: нет смысла давать им имена, все равно долго не проживут. — Она и раньше использовала это сравнение и надеялась, что Иэн его оценит, но тот по-прежнему хмурился. — Почему такой серьезный?