Choose-chose-chosen.

Стоя перед зеркалом, я сооружала пучок на затылке – свою обычную рабочую прическу. Какая положена безмужней вековухе. Вытащив шпильки, расчесала волосы.

Become-became-become.

В черном костюме я выглядела так, словно намылилась на деловую встречу. Так не пойдет. Я надела короткую юбку и легкую вышитую блузку в деревенском стиле. Руки дрожали, пока я красила ресницы и подводила глаза. От когда родилась я так не волновалась.

Begin-began-begun.

Вдруг обратно ничего не получится?

А вдруг наоборот получится в лучшем виде?

– Даша, Дашенька, – напутствовала бабуля. – Не переживай ты так. Он всего лишь мужчина, а их тьма тьмущая. Уж как-нибудь найдешь себе одного-то сударика не из самых завалящих.

Я кивнула и вышла на улицу. Проскочила мимо колодца и пышной глицинии, овивающей здание. Вместо того чтобы втискиваться в автобус, остановила бомбилу (так в Одессе называют частных таксистов) и договорилась о поездке в аэропорт и обратно по справедливой цене. Когда водитель поинтересовался, кого я там встречаю, выдала ему брехню, которую заготовила для Дэвида, если тот вдруг увидит меня с Тристаном:

– Кузена из Америки. Хочет прикоснуться к корням.

– По гостям-то из америк шастать они все горазды, а вот пожить среди здесь наотрез не хотят, – проворчал извозчик.

Я пожалела, что соврала. Есть в таксистах что-то особенное, вызывающее на откровенность. Почему так? Они же ж знают о городе все подряд и видят тебя и в радости, когда едешь на свадьбу или в театр, и в горести, когда возвращаешься с неудачного свидания. Кому еще довериться, как не им?

Водитель рулил молча, и меня стали обратно засасывать мандражные мысли.

– А кем еще вы работаете? – спросила я, чтобы как-то отвлечься.

– Хирургом.

Врачи у нас получали гроши. Петля бедности на Украине душила все новые жертвы, и люди всеми руками хватались за подработки, чтобы хоть как-то держаться на плаву в океане нищеты. Иначе мне бы и в голову не пришло выскакивать замуж за незнакомца на чужую сторону. Перво-наперво мне хотелось стабильности. Да, сегодня я неслабо зарабатывала, но уже завтра могла фанеркой вылететь на улицу – безо всяких западных выходных пособий или там компенсаций. Наша компания была под плотным колпаком у государства, стремившегося урвать как можно больше налогов. Хотя «дань» выплачивалась и выплачивалась регулярно, только за крайние полгода случились аж три наезда на антисемитской почве, за которыми не последовало ни арестов, ни даже расследований, поскольку физически никто не пострадал. Но без шлифовки ушей истинная причина бездействия властей, конечно же, заключалась в том, что «Аргонавт» являлся израильской фирмой, а в Одессе никому не интересно заступаться за евреев. На месте начальника я бы давно отсюда слиняла. Спрашивался вопрос, почему Дэвид тут окопался, если даже мне не терпелось сделать ручкой адью родному городу. Через все это я и катилась в аэропорт. За своим выездным билетом. За Тристаном из Америки.

Пока бомбила парковался, я пошла проверить, не задерживается ли рейс. Нет, сел по расписанию. Скоро я дождусь мужчину, который пролетел полмира, чтобы пройти через эти двери мне навстречу. Привстав на цыпочки, я выискивала в потоке выходящих людей каштановые волосы и голубые глаза. Наконец я увидела аккурат того, кого искала, если бы не седина. Ага, он присылал мне фотографии с себя, но сделанные лет десять назад, а то и побольше. Ну конечно, я знала, что Тристан здорово устанет после долгого перелета с несколькими пересадками, знала, сколько ему по-настоящему лет. Но и вообразить не могла, что он окажется таким... стариком. В кроссовках и джинсах. Я вас умоляю, я не рассчитывала на смокинг, но все же надеялась, что он немножко принарядится к нашей первой встрече.

Тристан тоже меня углядел и сделал круглые глаза.

– Рад. Встрече. Дора. Вот это да! Наконец-то увидеть тебя. Вау! Добраться сюда. Ничего себе! Живьем ты очень хорошенькая.

– Дарья. Очень приятно.

Пролет. Я в пролете. Ну да, я знала, что он старше меня, но этот кадр и мужчина, которого я всю дорогу себе рисовала, составляли ну очень большую разницу... Бабуля велела бы поискать плюсы. У Тристана, как на снимках, ласковые голубые глаза и робкая улыбка. Он проделал кошмарно долгий путь из Америки и все заради меня. Настоящий мужчина. Приличный. Не юбочник, как некоторые.

Он таращился на меня, будто язык проглотив. Я тоже не могла сообразить, что тут сказать. Мы обменялись великим множеством писем, а теперь вдруг остолбенели лицом к лицу, как два истукана. Чтобы да, так нет, гораздо проще общаться с компьютерной картинкой, чем с живым человеком. Мне следовало заранее сочинить и отрепетировать эту сцену.

Swim-swam-swum. Dive-dove... doven? Do-did-done.

– Пожалуй, пойду возьму его багаж, – вмешался таксист. – Мужик в таком восторге от вас, что как пить дать все остальное позабудет.

Тристан прикипел ко мне взглядом. Подходя к машине, он потянулся ко мне, словно хотел взять за руку или положить ладонь мне на талию. С минуту водил рукой возле меня, а затем нехотя ее убрал.

Водитель открыл багажник своей «Лады» и заявил:

– Этот американец так пялится на вас, словно и не кузен вовсе.

– У нас очень дружная семья, – с улыбкой ответила я.

Он усмехнулся. Одесситы привыкли, что со всех сторон их потчуют байками. Но это не обидно, когда обманщик берет на себя труд придумать складную историю. Я опасалась, что поездка с незнакомцем на машине без шашечек вызовет недоумение Тристана, поэтому представила ему бомбилу своим дядей. Тот даже хлопнул себя по ляжкам и со смехом подтвердил: «Дядя Вадик!» Мы ехали в нелегальном такси, и чтобы полиция не заподозрила в нас платных пассажиров, я села впереди, а Тристан устроился на заднем сидении.

От аэропорта недалеко до города, у нас дорога заняла минут десять. Объезжая гигантские рытвины, мы мчались в центр по мощеным брусчаткой улицам мимо бетонных многоэтажек советской постройки. По пути я спросила Тристана, каково его мнение об Одессе.

– Ничего подобного я прежде не видел. Ну, здесь... хм, много необычных зданий. То есть, я помню прекрасные фотографии, которые ты мне присылала. Но хочу сказать, что вживую все выглядит даже лучше...

Я улыбнулась, воодушевленная его похвалой. Тристан и дальше делился свежими впечатлениями, а я с интересом слушала носителя языка. Его английский звучал необычно. Так слово «nothing» превращалось в «nuthin». Звук «th» расцвечивал фразы, как крапинки корицы бабулину шарлотку.

Открыв багажник и достав чемоданы, водитель протянул мне карточку с номером телефона и надписью «такси».

– Не стесняйтесь, звоните дяде Вадику в любое время, как только надумаете куда-нибудь съездить. И жду приглашение на свадьбу, – сказал он, к счастью, по-русски. Я покраснела. – До свидания и удачи, – добавил он уже по-английски, обращаясь к Тристану.

– У тебя хорошая семья, – кивнул Тристан.

– Спасибо. Добро пожаловать к нам домой.

Заслышав мой голос, бабуля спустилась во двор. Она прижала руки к груди и переводила взгляд с меня на Тристана с таким восторженным выражением лица, какого я прежде за ней ни разу не замечала.

– Ой, какой симпатичный! И приехал в такую даль ради тебя, – сказала она. Бабуля, как стрелка компаса, не сбивалась с курса. – Поздоровайся с ним за меня и скажи: «Добро пожаловать в солнечную Одессу».

Я перевела, и Тристан, повернувшись к ней, ответил:

– Здравствуйте. Приятно познакомиться.

Мы хором поднялись с гостем в нашу квартиру, где в гостиной на накрытом вышитой скатертью столе были расставлены мои любимые угощения: блюдо свеклы, такой яркой, что расцвечивает даже зимнюю серость; картофельный салат, настолько восхитительный, что никто из попробовавших не уходил от нас, не выпросив у бабули рецепта; маленькие бутербродики; домашняя баклажанная икра, несравнимо лучшая магазинной; рыбное филе, которое бабуля сама отделила от костей, исколов свои узловатые пальцы; ржаной свежеиспеченный хлеб, еще теплый. Мы с бабулей придерживались вегетарианства, но для Тристана она приготовила кролика. (Раньше, когда с продуктами было туго, находились гуси лапчатые, которые вжучивали под видом кроликов освежеванных кошек, поэтому теперь ушастые продавались с пушистыми лапами и головой, чтобы исключить все сомнения.)

– Даша, ты что как неживая, предложи-ка джентльмену стул, – скомандовала бабуля, беспокойно теребя руки.

– Не хочешь присесть? – спросила я, наполняя тарелку гостя всякими лакомствами.

Только я потянулась за главной сластью для каждого одессита – ломтиком хлеба, щедро намасленным и увенчанным сардинкой, – как Тристан прошептал:

– Спасибо, я не голоден.

– Пожалуйста, не отказывайся, ты обидишь мою бабушку.

– Желудок немного болит, – тихо сказал он. – Вижу, что доставил вам много хлопот, но лучше я пока воздержусь и перекушу позднее.

Бедная бабуля не могла взять в толк, что происходит. Я перевела ей слова Тристана, но она все равно не поняла.

– Впервые вижу мужчину, который отказывается от угощения, – процедила она.

В Одессе угощение – это не просто пища, а выражение любви и уважения. Когда мы приглашаем за стол, то предлагаем домашние блюда, приготовленные специально для гостя. Когда мы приглашаем домой, то тем самым предлагаем дружбу.

– Тристан, пойми, отказываться от еды в Одессе – это все равно, что не принять протянутую руку.

Глянув на бабулино закаменевшее лицо, он обреченно взял бутерброд.

– Головы и хвосты тоже надо есть?

Я кивнула.

Он откусил маленький кусочек и медленно-медленно его прожевал. Ясен пень, заколупка была вовсе не в отсутствии аппетита, а в том, что сардины пришлись ему не по вкусу. Тристан плохо разыгрывал хорошую мину, то и дело прихлебывая компот. Без единого протеста он таки прикончил бутерброд. Потом начал резать мясо. Улыбнулся мне, и я ободряюще кивнула в ответ. Было важно получить бабулино благословение.