— Конечно, — Пейдж кивнула костюмерше, чтобы та вышла.

— Так что у тебя на уме, дорогая? — спросила она, когда они остались одни.

Через десять минут Женни вышла от Пейдж, вернулась на площадку и одарила Кристоса сияющей улыбкой. Если он когда-нибудь раскусит, он не просто уволит ее, он ее убьет. Но это необходимо было сделать. И она сделала.

* * *

Следующие три дня стали испытанием для всей группы. И прежде всего для Кристоса. Женни видела, что чувство юмора напрочь оставило его. Все шло одно к одному — снежная машина вместо хлопьев принялась выплевывать настоящие твердые снежки, кран уперся и больше не поворачивался, а Дэвид Истон слег с высокой температурой. Конечно, нельзя было с уверенностью сказать, в чем причина его дурного настроения, но утром, улучив момент, Женни сообщила Беннати, что Кори уволена с работы, а номера ее домашнего телефона в справочнике нет.

— Так что не представляю, как ты ее найдешь, — закончила она, глядя на него в упор.

— Женни, ты рискуешь нашей дружбой. Перестань меня преследовать с этой Кори Браун. Если я захочу ее найти, то найду сам, без твоей помощи. Ну перестань совать нос не в свое дело. Попробуй только заговорить об этом, когда съемки возобновятся, и я действительно тебя уволю.

В этот момент появился Ричард.

— Похоже, тебе удалось улучшить его настроение, — насмешливо заметил он.

— Не умничай. Ты, когда в меня влюбился, был не лучше. Ты ведь тоже не собирался влюбляться, правда?

— Я и сейчас не хочу. Но ты же не даешь мне и слова сказать. — Он засмеявшись поцеловал ее в губы и зашагал к своим лампам.

Но это происходило несколько часов назад, а сейчас Ричард уже не улыбался. Он готов был поступиться своим хладнокровием, споря с упрямыми английскими электриками. Пейдж тоже была не в себе, заметила Женни, оглянувшись на рассвирепевшую Пейдж, фурией вылетевшую из трейлера и вопившую парикмахерше, что ей плевать, сколько времени уйдет на парик. Но этот она не наденет.

Оставив Ричарда улаживать свои проблемы, Кристос пошел к Пейдж. К величайшему удивлению, Пейдж вдруг отвергла его помощь и бросилась к гримерному трейлеру, готовая орать и топать ногами там.

В этот момент к Беннати приблизился Колин Уолкер, британский актер, чьи съемочные дни были передвинуты из-за болезни Истона.

Кристос прямо-таки застонал. Этот парень появился у них сегодня утром, но уже успел проявить себя самым набитым дураком, с которым ему приходилось когда-то работать. Занятый всего в трех эпизодах, он уже в пятый раз спрашивал Кристоса, откуда ему выходить! Беннати собрал остатки готового улетучиться терпения и еще раз прошелся по сценам вместе с Уолкером.

— Линда! Иди сюда, займись Колином, — велел Кристос секретарше. — Он хочет узнать, в какой руке держал носовой платок в последнем кадре.

— Черт его побери, да в кармане же, — проворчала Линда и тут же, мило улыбнувшись, пошла выполнять задание.

Казалось, прошла целая вечность, но снеговая машина наконец заработала, повалили нормальные хлопья, электрики все наладили, а Пейдж была в парике — можно снимать.

— Дубль пятый! — Первый помощник, дождавшись сигнала от Кристоса, застыл с мегафоном в руках.

Кристос кивнул, камера заработала, первый уже набрал воздуха, чтобы скомандовать, как вдруг…

— Подождите, подождите! — закричал Колин Уолкер.

Заскрежетав зубами, Кристос отвел глаза от монитора:

— Что такое?

— Я просто подумал, может, мне сперва коснуться головы, а потом поднести руки к сердцу? Как?

— Выключите камеру, — велел Кристос.

— Я извиняюсь, — хихикнул Колин, когда Кристос приблизился. — Я не хочу надоедать, но мы же стараемся как лучше, так ведь?

Через несколько минут камера снова заработала. На этот раз Кристос наблюдал за действием с другой стороны площадки.

Женни в карманах скрестила пальцы. Конечно, взрыв приближался, но пока снег падал, как надо, ветер исправно завывал, а машина с сухим льдом нагнетала туман, и вся группа затаила дыхание. Камеру потянули через снег, электрики сменили свет на зеленый, потом на желтый, голубой, и в кадре в своем рваном костюме времен короля Георга появился Уолкер. Его глаза были полны слез, накладные усы и борода в морозном инее. Кристос махнул рукой, и сцена началась. Уолкер обернулся, как положено, но, растерявшись, оказался не в том месте и не в то время — в кадр попали женщины в современных летних платьях. Уолкер заморгал, смутился, испугался, мимо него промчался ребенок, с любопытством глядя на дяденьку, потом Уолкер прижал руки к груди, застонал и в агонии, рыдая, упал на колени.

— Выключить! — взревел Кристос.

Женни закрыла лицо руками, Уолкер съежился и спрятался за человеком, пускавшим снег.

— Для чего ты это сделал? — завопил Кристос.

— Я думал… Мне показалось, так правильнее…

— Мы же пять минут назад все обговорили. Никаких рук, никаких коленей, никаких рыданий! Переснять! Переделать! — Потом угрожающе тихо добавил: — Сделай так, как договорились. Ну сделай для меня, хорошо? — Он протянул руку и помог Уолкеру подняться. — У тебя получается прекрасно, просто замечательно. Просто ничего не придумывай, понимаешь?

Через двадцать минут, с пятой попытки, сцену наконец сняли, и первый помощник запросил перерыв. Кристос кинулся к своему трейлеру, выгнал оттуда всех до единого и хлопнул дверью.

Злой как черт, он места себе не находил. Он ходил по трейлеру взад-вперед, ерошил волосы, бил кулаком по стенке. Никогда в жизни он не говорил в таком тоне с актером, и хотя Уолкер своей тупостью и театральными приемами, может, и заслужил подобное обращение, но дело вовсе не в этом. Дело в том, что он, Беннати, не мог взять себя в руки.

Он выглянул в окно и увидел слонявшуюся неподалеку Женни. Рывком открыв дверь, он уже собирался послать ее подальше, но, прочтя в ее глазах искреннее волнение, хлопнул дверью и промолчал.

Кристос плюхнулся в кресло и обхватил голову руками. Нет, никуда не деться. Чем больше он старался выкинуть ее из головы, тем больше думал о ней. Кори. Кори Браун. Три раза всего! — в ярости твердил он, стуча кулаком по столу. Мы виделись всего три раза, и она перевернула всю мою жизнь! Днем еще ничего, терпимо, но ночью… Он не мог спать, усталость и разочарование настигали его днем. Неужели это происходит с ним?! Он же разумный мужчина! Он знал все, что только можно знать о любви, да и должен был знать: он снимает любовь… В чем же дело? Почему эта женщина вытворяет с ним такое, чего еще никому не удавалось ни одной женщине? И что самое непонятное — он едва ли мог вспомнить ее лицо. Да дело совсем не во внешности и не в ее фигуре, хотя Бог знает, как безумно ему хочется к ней прикоснуться. Она сама! Наивность ее, что ли, смешные замечания. Как же ей хотелось казаться хладнокровной! Он улыбнулся, вспомнив, как она старалась его рассмешить, очень старалась. Черт побери! Непонятно как, но она забрала его не на шутку. И теперь, когда Фитцпатрик уволил ее с работы, которую она так страстно желала, мысль о том, что она останется одна, без поддержки, заставила Кристоса сломаться.

Спустя некоторое время он успокоился, встал — все уже ждали начала съемки, и, высунувшись из трейлера, позвал:

— Женни! Я знаю, ты где-то здесь, поблизости.

Женни возникла как из-под земли.

— Дай-ка мне номер Ти-ви-дабл-ю, — потребовал он, как только она вошла.

— Ты хочешь ей позвонить? — просияла Женни.

— Нет, я собираюсь позвонить Фитцпатрику и выяснить, где она.

В этот момент дверь трейлера открылась.

— Женни, золотко, я видела, как ты сюда зашла… — Это была Пейдж.

— А, Пейдж, — Кристос бросил взгляд на Женни и скинул ноги со стола. — Я хотел бы поговорить с тобой… ну, скажем, сегодня вечером. Ты планируешь…

Он умолк, поскольку, к его удивлению, Пейдж двинулась к двери.

— Как только мы закончим, — прошипела она, — у меня найдется много, что сказать тебе, Беннати. Но пока я работаю, не смей даже прикасаться ко мне! Ты понял? — Не ожидая ответа, она пулей выскочила на улицу.

Ошеломленный Кристос повернулся к Женни:

— Черт побери, в чем дело?

— Откуда мне знать, — пожала плечами Женни, стараясь не переигрывать, изображая неосведомленность. — Похоже, она больше не претендует на тебя. А теперь о Кори Браун.

— Всего-навсего номер телефона, Женни, и отправляйся по своим делам. Хорошо?


Кори собиралась на съемки. Но, по правде говоря, ей не очень-то и хотелось, и не только потому, что место страшное — там спасаются жены от избивающих их мужей, — но еще и потому, что Аннализа стала совершенно невыносимой. Все, что исходило от Кори, отвергалось и высмеивалось, и если бы не печать страданий на лице сестры, она бы не выдержала.

Отец после того памятного вечера в «Ритце» позвонил всего один раз. Сказал, что надо дать всем время успокоиться. Кори здорово разозлилась: Филипп снова прячет голову в песок! Но им все равно придется встретиться еще раз, ибо теперь, после вчерашнего объявления в «Таймс» о помолвке Аннализы с Люком, дело, похоже, совсем плохо. Глаза Аннализы сияли нездоровым блеском, она смеялась чересчур громко, победно поглядывая на Кори. Правда, из всего этого напрашивался только один вывод, что чувства Аннализы к Люку начали стихать, но гордость не позволит ей признаться, и уж Кори-то в первую очередь. Но может, она откроется отцу? Может, он отговорил бы ее от этой ошибки? Конечно, маловероятно, но кто-то же должен достучаться до Аннализы. Конечно, она сама попытается еще раз во время монтажа, но неплохо бы и Филиппу попробовать.

В офисе царил хаос, события на Ближнем Востоке требовали срочного вылета съемочной группы, вокруг стоял шум и гам: телефоны звонили, факсы работали, ксероксы выплевывали страницы, принтеры печатали, и Кори совершенно машинально сняла трубку.