Николас только вскинул вопросительно бровь, но ничего не сказал.

Я стиснула зубы и уставилась в окно. Прошло полчаса, прежде чем я отважилась заговорить снова:

— Сэр, у меня возникла идея. Может быть, вы слышали за своей дверью не Би, Матильду или Полли. Может быть, вам почудился голос вашей жены?

— Я не спал, когда услышал ее голос, и это было уже второй раз, мисс Рашдон.

— Но, возможно, сэр, вам только казалось, что вы бодрствуете. Часто люди теряют счет времени…

— Я совершенно точно не спал, мисс.

— В таком случае, у меня есть другое объяснение. Возможно, это был ветер.

Я смотрела во все глаза, стараясь понять его реакцию.

— Могло это быть, милорд?

— Нет.

До этой минуты я как-то не вспоминала о смехе, который слышала во время своего визита в эту комнату. Если бы в тот момент кто-нибудь попытался убедить меня, что это был всего лишь голос ветра, завывающего за окном, я бы яростно возражала.

В эту минуту Николас уронил кисть. Я смотрела, как он нагибается, чтобы поднять ее. И тут заметила, что свеча, которую я уронила, когда тайком приходила сюда, лежит у его ног. К своему стыду, я покраснела.

Уиндхэм выпрямился, вертя в пальцах кисть, и принялся всматриваться в полотно. Я снова украдкой посмотрела на свечу, потом на него. Глаза его, холодные и жесткие, как свинец, будто оценивали меня. Странный это был взгляд, не столь свирепый, чтобы напугать меня, но все же в нем таилась какая-то угроза.

Я выпрямилась и снова стала смотреть в окно. Он продолжал сосредоточенно работать.

* * *

В половине одиннадцатого утра я стояла в приемной Тревора, закатав рукав платья до локтя. Лекарственная настойка, которой он смачивал мои царапины, жгла кожу. Я вглядывалась в маленького человечка, скрючившегося в кресле между полками, уставленными медицинскими книгами, и столом, заваленным бумагами. Локти его упирались в колени, а голова была низко опущена, так что я не видела его лица. Он глухо застонал, я бросила взгляд на Тревора и сказала:

— Кажется, он страдает от боли.

— Ничего, подождет своей очереди, — ответил Тревор резко. Потом, в последний раз смазав мои ссадины, пробормотал: — Глупый старик уже третий раз на неделе приходит и жалуется на боль в желудке и голове. Я выцедил из него столько крови, что у него уже ноги дрожат, а он все-таки ходит сюда.

Его тон озадачил меня, но я не подала виду.

— А вы не пробовали каломель? — спросила я и тотчас же, поняв неуместность своего вопроса, прикусила губу и бросила взгляд на пациента, продолжавшего стонать. Я задержала дыхание в ожидании реакции Тревора.

Но, если Тревор и слышал меня, он не показал этого. Повернувшись к столу, он снова закупорил флакон пробкой и бросил использованную повязку — она не попала в предназначенную для этого корзинку и оказалась на полу.

— Послушайте, док, — послышался глухой голос посетителя. — У меня раскалывается голова и ужасно болит живот. Есть у вас хоть что-нибудь, чтобы облегчить мои страдания, пока я дожидаюсь своей очереди?

— Я не умею творить чудеса, — ответил Тревор, как мне показалось слишком отрывисто и резко.

Опустив рукава, я приблизилась к бедному старику, заметив, что лицо его побелело, а глаза приобрели стеклянный блеск. Он жалобно посмотрел на меня и покачал головой.

— Он снова выпустит из меня кровь. У меня и так ее мало осталось.

Я оглянулась и увидела Тревора, приближавшегося к пациенту со скальпелем в одной руке и чашкой в другой. Я взяла руку старого джентльме-на и сжала в своей.

— Вы ведь будете молодцом, верно?

— Я не буду визжать, как свинья, мисс, если вы это имеете в виду. Но я вам кое-что скажу. Я буду просто счастлив, когда вернется док Брэббс. Его слишком долго нет. Мэри Френсис слегла в постель две недели назад, да так и не поднялась. Прискорбное зрелище, скажу я вам, и с каждым днем она все слабеет. Если Брэббс не вернется, она долго не протянет.

Тревор со стуком поставил чашку на стол, взял скальпель и устремил взгляд своих голубых глаз на лицо старика.

— Где вы хотите, чтобы я сделал надрез на этот раз, Дональд? Может быть, перерезать вам глотку?

Когда я с изумлением воззрилась на него, он лишь усмехнулся и пожал плечами.

— Ладно, старый нытик, подставляй голову, я постараюсь сделать операцию как Можно безболезненнее для тебя.

— Не надо ли согреть для вас чашку? спросила я Тревора.

Ответом мне был отрывистый кивок, и я принялась нагревать маленькую стеклянную мензурку над огнем, пока она не раскалилась так, что стала жечь мне пальцы. Я видела, как незадачливый старый джентльмен склонил голову почти до колен и закрыл глаза, в то время, как Тревор стоял возле него со сверкающим острым скальпелем.

— Готовы, мистер Дикс? — спросил Тревор.

— Да, — пробормотал старик.

— Готова чашка? — крикнул он мне.

— Да, — ответила я.

— Тогда приступим.

Молниеносным движением он сделал надрез на лбу мистера Дикса. Я поспешно подала нагретую чашку, и та тотчас же плотно пристала ко лбу мистера Дикса. Вакуум, образовавшийся в чашке, заставил кровь из надреза брызнуть мощной струей.

Тревор равнодушно смотрел на старика, не пытаясь даже подбодрить своего побледневшего и дрожащего пациента. Обняв мистера Дикса за вздрагивающие плечи, я пыталась успокоить его.

— Ну-ну, сэр. Это, несомненно, вам поможет. Главное, не теряйте веры.

— Из-за этой веры во мне почти не осталось крови, — сказал он.

— Потерпите немного, скоро все кончится. Он произнес с благодарностью:

— Вы добрая девочка.

— Нет, сэр, вы заблуждаетесь.

— Вы нежная и сострадательная…

— Тише, тише.

Я улыбнулась и погладила его по плечу.

— Вы сейчас чувствуете себя неважно и склонны к сентиментальности.

— Вы по-настоящему славная девочка, — упрямо повторял мистер Дикс.

— Сэр, кажется, вам стало лучше? Краска уже возвращается на ваши щеки.

— У вас есть муж, девочка? Мои глаза округлились.

— Видите ли, у меня есть взрослый сын, и ему уже пора жениться…

— Я не собираюсь замуж, мистер Дикс, но, если бы и собиралась, думаю, ваш сын слишком хорош для меня.

Он хлопнул в ладоши.

— Она еще и скромница! Док, где вы ее нашли?

Забыв о том, что к его лбу все еще прижата целительная чашка, он обратил свой лихорадочно блестящий взгляд на врача, который с непроницаемым лицом стоял рядом.

— Она принадлежит моему брату, — сказал Тревор, и я заметила, как его губы скривились в усмешке. — Согласен с вами, мистер Дикс. Мисс Рашдон настоящая филантропка. Она милая, добрая и вдобавок хорошенькая.

Я не привыкла к комплиментам и покраснела.

Заметив мое смущение, Тревор тотчас же переключил внимание на своего пациента, а я поспешила к двери, задержавшись только для того, чтобы попрощаться со старым джентльменом.

В кухне я застала Матильду, которая приветствовала меня самым сердечным образом и усадила за стол, а потом поставила передо мной миску, в которой испускала пар овсяная каша, щедро политая маслом и патокой. Кроме того, мне предложили тост счерничным джемом и кофе.

На кухне суетились служанки, готовя для своих господ более плотный завтрак. На огне шипела ветчина, источая дразнящий аромат, румяной корочкой покрывались кексы в печи. В белом фарфоровом чайнике с изображениями купидонов и гирлянд цветов был заварен крепкий китайский чай, столь высоко ценимый Адриенной.

В этот момент в кухонную дверь со двора вошла Полли, придерживая передник, полный свежих яиц. В комнату вместе с нею ворвался ветер, принесший сухие листья и снежные хлопья. Снег только что начал падать с тяжело нависшего над землей неба.

— Ой, — сказала она, — чертовски холодно! К вечеру все засыплет снегом.

Матильда вскочила, чтобы заварить чай. Она хлопотала вокруг чайника, размахивая руками, как наседка, старающаяся защитить своих цыплят.

— Закрой эту чертову дверь, — рассердилась она. — Ты ведь знаешь, как строга миледи насчет чая. Не дай Бог, остынет!

— Она становится такой же странной, как ее братец, — пробурчала одна из служанок.

Скоро мне предстояло узнать, что имя сказавшей это молодой женщины было Кейт.

— Прошу прощения, — заговорила я, не поднимая головы от своей тарелки.

Суета и шушуканье вокруг меня прекратились. Убедившись, что они меня слушают, я продолжила:

— Не думаю, что вам следует судачить о лорде Уалхэме и его сестре. Они ведь платят вам за работу, верно?

Служанки уставились на меня с разинутыми ртами. Неодобрительно обведя их взглядом и продолжая размешивать сливки в своей тарелке с овсянкой, я твердо заключила:

— Они заслуживают вашей преданности. Если бы не они, вы, вне всякого сомнения, занимались бы гораздо более неприятным и тяжелым трудом.

Матильда смущенно откашлялась и приняла мою сторону:

— Она права, дамы. Я говорила вам…

— Да бросьте, — вступила в разговор Полли.

Выложив принесенные яйца в корзинку, она уставилась на Матильду и скривила рот так, что стала похожа на синицу.

— Лорд Уиндхэм тронутый. Если бы вы спросили меня, я сказала бы даже, что не нахожу в нем ничего человеческого. Если вспомнить о том, что он натворил, его бы следовало запереть до конца дней в сумасшедший дом. Бьюсь об заклад, что, если бы такое сделали вы или я, нас уже давным-давно связали бы по рукам и ногам и туда засадили.

Она закончила свою речь выразительной гримасой.

Рассерженная этим выступлением, Матильда возразила:

— Ни у кого нет доказательств, так что лучше помолчи, наглая девка! Нет никаких доказательств того, что его светлость замешан в смерти своей жены.

— Но ведь он был там тогда или нет?

— Ну и что?

Я переводила взгляд с одной женщины на другую, смущенная и обескураженная их препирательством. Они разговаривали на повышенных тонах, и я не сомневалась, что скоро их спор долетит до ушей хозяев. Я посмотрела на Кейт, когда та тоже вмешалась в перепалку.