Тата Чепурнова - Одержим тобой

Мама залилась краской, на бледных впалых из-за болезни щеках проступили багровые пятна. Отведя взгляд, она нервно теребила край собственной тёплой шали.

Сочувствие, тревога, а главное, неуемная волна открытого возмущения поведением Ляли, болезненно царапали сердце.

И пока я закипала на медленном огне злости, мама понемногу отпустила ситуацию и решила успокоить меня. Выбрав самый тихий тембр голоса, тягучий и обволакивающий. Словно я маленький ребёнок, которого стоит утешить разговором.

— Лика, мне не нужно быть при смерти, чтобы понять, насколько ты самоотверженна. А ещё мне не нужна никакая жертвенность, чтобы всегда быть живой в твоём сердце, — похлопав ладонью по пустому месту на своей койке, мама пригласила присесть рядом с собой. Близость и тепло должны разрядить обстановку. — Я горжусь тобой, детка. И тем, какой ты выросла. Взрослая, моя девочка, хрупкие плечи, которой несут такой непосильный груз!

Мама мягко потянула меня в свои объятия. Но боясь не справиться с накатившими эмоциями, что уже успели пройтись по телу дрожью, я позволила себе лишь опустить голову на мамино плечо.

Осторожно, нежно, так, будто она хрупкая куколка и мне необходимо сберечь её любым путем.

Слёзы предательски защипали в уголках глаз, пришлось даже посильнее закусить губу, лишь бы сдержать накатывающую истерику.

Какая с меня поддержка, если я на грани истерического помешательства?!

Ласковые движения маминой ладони переместились со спины на макушку. Погладили волосы, заправили за ухо непослушную прядь и подарили каплю успокоения.

— Я не имею права просить тебя совершать что-то аморальное ради моего спасения. И не желаю, чтобы ты убивала себя мыслями о продаже своего тела ради продолжения лечения, — вкрадчиво продолжала она. — И я так восхищаюсь тобой, твоей силой духа, что словами не передать.

— Мам, я даже и не против…, — слова застряли в горле, не желая появляться на свет. — Такого рода проституции, если таким образом я продлю твою жизнь, — зацепившись именно за тему торговли себя, бросилась объяснять. — Но Андрей Юрьевич женат. Как? Как я могу лечь под мужчину, чья жена сама постоянный клиент этой клиники? Это ведь неправильно! Верно?

Буквально выпрашивала положительный ответ, чтобы мама поддержала мою нетерпимость с мыслью разрушать чью-то семью ради спасения жизни.

— Никогда не предавай ни себя, ни своё тело ради какой-то выгоды. Будь собой, будь такой же чистой и открытой, — её голос ожидаемо дрогнул, а скатившиеся слезы обожгли мой лоб. — А Ляльку прости. Глупая она, юношеский максимализм во всей красе. Больно ей…

— А мне не больно? А?

Не выдержав, вскочила на ноги, дергано тряхнула головой, словно отгоняя и мрачное настроение, и мамину незаслуженную к Ляле жалость.

Ответа не последовало, лишь совестливый укол пришелся в самое сердце, когда я заметила мамины уставшие глаза полные слез.

— Извини, — понуро посмотрела себе под ноги, понимая, что я не в том положении, чтобы закатывать истерики. Маме и без этого, было несладко, счёты сводить нужно не с ней, а с бестактной Лялей. Мне не терпелось её догнать и отшлепать, раз маме никогда не приходило это в голову. — Я пойду, мам. Сегодня смена в клубе, а завтра ещё и семинар. Перед учёбой постараюсь забежать к тебе.

— Иди, дорогая. Люблю тебя, — прижалась сухими и почти обескровленными губами к моему виску.

Поцелуя и крепких объятий хватило, чтобы притупить отчаяние, но не простить Ляле оскорбления.

Я в спешке спустилась по лестнице, подгоняемая злобой на сестру. Гадкие слова и грязные предположения так и шумели в моих свернувшихся в трубочку от хамства Ляльки ушах.

До сих пор не могла поверить, что эта пигалица предложила мне лечь в постель к человеку, который в отцы мне годился.

Я готова на многое ради мамы, но только без явной торговли своим телом. К тому же у Андрея Юрьевича была семья: жена и взрослый сын.

И хоть жена не стена, всегда можно отодвинуть, а сын давно не нуждался в родительской опеке. Я не желала позиционировать себя, как любовницу.

Боль от пережитого стресса, последних страшных новостей и цинизма Ляли прицельно била в виски. А язвительная речь, которую мне не терпелось выдать сестре, волчком крутилась на языке. Пощипывала, раздражала, непременно искала выхода.

Я поспешно пересекла просторный коридор и выскочила во дворик, залитый осенними красками. Прохладный ветер так и норовил залезть под подол пальто, полы которого мне пришлось сразу же запахнуть. Сейчас позволить себе болеть, я не могла.

Ляльки нигде не было видно, пустые лавочки и беседка дали понять, что разговор отменялся. Может это и к лучшему. Ведь на споры я была не готова, мне не терпелось придушить маленького генератора идей.

Постояв ещё пару минут, выпуская пар в не прогретый солнцем воздух, пошла к центральным воротам. Теперь я могла со спокойной душой отправиться домой, подготовиться к учёбе, а на работе окончательно остыть от скандала.

Паркуюсь неподалёку от клуба и тут же ловлю за рукав крашеную девчонку, которая проветрив сквознячком фиолетовую голову, пришла к выводу, что поторопилась завести со мной дружбу. Я не хотел её пугать, но желал преподать урок и плюс ко всему приподнятое настроение, теперь требовало разрядки.

Желание натягивало нервы и плотную джинсовую ткань в районе паха, напоминая, что неплохо было бы попробовать настолько ли девчонка смелая в постели, как в общении с незнакомцами. Ведь виртуозному язычку можно найти более приятное применение.

Сказки закончились, когда я привёз её не домой и даже не к себе в холостяцкую обитель, на что, вероятнее всего, она рассчитывала, а в закрытый клуб. Правило "не таскать к себе однодневные увлечения" работало всегда. Покружив по городу, так и не найдя места для уединения, я повез Лялю в проверенное заведение.

Здесь редко бывали чужие, почти никогда не было пьяных разборок, а атмосфера чего-то уединенного, скрытого от лишних глаз всегда подкупала. Сняв достойную для хорошего вечера, всегда можно прийти с ней в "Линч", если же, конечно, твоя персона есть в списках.

Моя есть. Как популярный трек на самой высшей строчке чарта, а Ляля сегодня, как приглашенная звезда.

И хотя маленькая заноза всю дорогу крепко жалась ко мне, да и ладошкой проверяла мою готовность в районе ширинки, сейчас она нервно меняла тактику.

Ботан оказался слишком непредсказуем, обезбашен в классическом понимании умного очкарика. Тогда-то Ляля решила сбежать обратно под юбку мамы.

Нет уж! Игра только началась, а играть мы будем обязательно на моих условиях.

— Куда собралась, Мальвина? — процедил сквозь зубы, притянув беглянку ближе.

— Подальше от твоего сучка, Буратино, — быстро нашлась с ответом она, но не лишила себя удовольствия кинуть беглый взгляд на оттопыренную ширинку.

— Я не отпускал.

От такого холодного тона поплохело бы даже мне. Но Ляля испепеляюще зыркнула, выдержав ответный взгляд, не отводя глаз, густо подведенных чёрным карандашом.

— Я сама себя отпустила, — зло фыркнула она, попытавшись отвоевать рукав тонкой ветровки.

Но вышло лишь приспустить его с плеча, обнажив тонкую руку.

Ляля поежилась, но уже, скорее всего, не от страха, а от холода. От промозглого ветра, что забирался под одежду не по сезону. От моросящего дождя, что увлажнял кожу едва заметными каплями.

— Держи, — стянул с себя кожанку и небрежно накинул на поникшие плечи, чем вызвал недоверчивое удивление.

— Обойдусь.

Снова взбрыкнула девчонка, а я всерьёз задумался над выгодой от данного урока. Как бы не откусила мне чего в порыве страсти или из вредности.

— Маме будешь своей перечить, мелкая, — она слегка напрягалась, вцепившись с остервенением в ворот куртки, будто я ляпнул что-то болезненное. — А теперь скажи большое спасибо за заботу и пошли внутрь.

Проигнорировал слабые возражения застегнул лишь верхние кнопки, так для вида, а не тепла.

До лёгкого девичьего вскрика стиснул ладонь Ляли, потащив её за собой ко входу в "Линч". Охрана беспрепятственно впустила нас в клуб, даже несмотря на то, что до открытия оставалось несколько часов. И хотя их мы провели в удручающем молчании, с приходом новых участников наша компания оживилась.

Ляля правда за всё проведённое время дислокацию не поменяла. Сидела поодаль, в углу комнаты, боязливо вжимаясь в высокую спинку кресла. И хотя всем видом и гордо вздернутым подбородком она старалась показать себя невозмутимо бесстрашной, некоторые моментики выдавали её нервозность.

Яркая помада была давно съедена ею, а пухловатые губы искусаны. Короткие ноготки, выкрашенные в чёрный тон точь-в-точь со всем нарядом, нервно впивались в мягкий велюр обивки на подлокотнике.

Мандраж, клокочущая истерика, засели глубоко в радужке глаз.

Такой тихой она нравилась мне больше, но задевать за живое, тянуть за нужные ниточки оказалось сродни кайфу.

Я медленно подошёл к Ляле, заметив, как она следит за мной краем глаза. Не выпускала из поля зрения, но и в открытую не пялилась. Она, лишь затаив дыхания, ждала моих действий. Более напряжённо подметила, как я небрежно скинул её руку с подлокотника, как примостился рядом.

— Пошли, — двумя пальцами приподнял подбородок, развернув к себе ошарашенное лицо Ляли. — Шары покатаешь!

— Ты озабоченный урод, — вспыхнули её щеки, а брови обвиняюще взметнулись вверх.

— Я в тебе не ошибся, твоя распущенность не знает границ. Я звал тебя сыграть в бильярд, но… — взятая мной пауза, бодрила нас обоих. — Твой вариант мне нравится больше.

Ляля дернулась раньше, чем я успел водрузить маленькую ладошку на те самые шары, которое по её разумению я предложил покатать.