Вообще, в деревне было замечательно. Дом стоял на отшибе. В доме пахло разными травами. К бабушке почти каждый день приходили люди. Приносили всякие продукты и утварь. Кланялись бабушке и о чем-то тихо просили. Бабушка уходила с ними в пристрой к бане. Майя ждала их на крылечке. Она как-то сама поняла, что ходить за ними не надо. Когда люди уходили, то, глядя на Майку, говорили, что она — вылитая бабушка. Бабушка парила Майку в бане. Еще бабушка пела какие-то непонятные песни, когда расчесывала волосы и когда укладывала Майку спать.

Когда мама забирала Майку домой, бабушка просила за что-то у Майкиной мамы прощения. Говорила что-то про корни, про женскую линию.

А сейчас Майя услышала, как отец назвал бабушку «колдуньей». И сказал, что иногда боится маму, потому что взгляд у нее бывает, точно как у её матери. И что боится за Майку. И стало всё ясно. Что за травяной аромат стоял в доме, и почему люди приходили просить и кланялись, и что за сны иногда снятся Майке. И еще она вспомнила, что бабушка надела на нее нитку с амулетом. Майя перерыла вещи и нашла старую серебряную монету на черной нитке. Надела ее на шею. И ночью ей приснилась бабушка. Будто бы опять Майе было пять лет и бабушка была жива. Бабушка расчесывала её волосы после бани и стала говорить:

— У тебя всё будет хорошо, внученька. Если наберешься терпения и станешь ждать. Если бы ты жила со мной — не миновать было бы тебе нашего семейного ремесла. В деревне силу не спрячешь. А там, далеко, она, эта сила, тебе ни к чему. А сильному нельзя быть слабым. Потому крепись. Слушай себя, жди судьбу. Не снимай амулет, он тебе подскажет, что вот она твоя судьба.

Майя хотела бы думать, что это всё был только сон. Один очень странный большой сон. Слишком уж это было для обычной московской девчонки. Но монетка на шее была реальностью. И при каждой встрече Майя ждала знака. А ничего не происходило. И вот, вчера, когда Сашка вёз ее домой, она почувствовала, что нитку будто бы кто-то разрезал, и монетка медленно поползла по коже. И она вспомнила, что ей во сне говорила бабушка. Посмотрела на Сашку так, что он остановил машину.

— Надень очки, — он протянул ей свои разбитые темные очки.

— Зачем? — Майя сразу очнулась, но достать монету из бюстгалтера не решилась.

— Иначе мы не доедем, — Сашка смотрел на нее как-то странно.

Сашка молча нажал на газ, но не смотрел на Майку до самого её дома. Майка, наоборот, не сводила глаз с Сашки.


— Май, вот я всегда думала, откуда в тебе, в коренной москвичке, иногда проступает что-то дикарское! Вот ты не смейся! У тебя иногда такой взгляд бывает, а еще эта твоя рыжая копна: хочешь — не хочешь, а колдунов и магов вспомнишь. Сейчас всё понятно — глюков у меня не было, — Аня протянула Майе руку, — спасибо, подруга!

— Я думала, ты смеяться будешь, — Майка будто извинялась глазами.

— Май, вот ты меня прости, конечно. А если предположить — только предположить! Но если это просто порвался шнурок? Ты ж его столько лет носишь не снимая. Ну вот просто порвался и всё!

Сначала в Майкиных глазах застыл ужас. Потом в глазах появилась улыбка, и только потом она начала хохотать вслух. Аня поддержала подругу в порыве слёзоизвлекательного хохота.

— Вот знала, что нельзя тебе говорить! Что ты всё извратишь!

— Май, ну всё-таки! Сашка — классный, спору нет. Но не тянет он на избранного! На первый взгляд…

— Ну тебя! Порвался от старости или со смыслом — мне уже не важно. Мне важно другое, Ань. Так были у тебя планы на Сашку или нет?

— Нет, конечно!

— Жаль… — Майя прищурила глаза.

— А что такое? — Аня подняла брови.

— А я бы тебе сказала: «Фигу-две!»

— А показала бы?

— А то! — Майя показала фигу и сразу две.

— Ну ты бы меня просто убрала, подруга… Меня бы не было просто! Уползла бы, тихо поскуливая, зализывать раны в своей дворницкой! Ты бы так поступила?! Да?! Нет, ты ответь, Майя?! Ты ответь?! — Аня пыталась изобразить интонации Велюрова из «Покровских ворот».

— Да-а-а… — Майя откинулась на спинку дивана, закатила глаза и запрокинула голову, — да, я бы сделала это… С восторгом…

— Как я тебя понимаю… — Аня тоже откинулась на спинку дивана и закатила глаза, — надеюсь, это всё, что тебя не отпускало весь вечер?

— Почти, — Майя зазвучала без стёба.

Аня поняла, что официальная часть совсем не закончилась, а, возможно, только еще начинается.

— Что еще?

— Ты прости меня, Ань. Я очень тебе завидовала в последнее время. Боролась с этим чувством, но полностью справиться не могла.

— Май, ты о чем?

— Давай по кофе возьмем?

— Давай возьмем. Не юли уже!

Принесли кофе.

— Понимаешь, когда ты приехала, мы были очень похожи. А потом у тебя то любовь, то приключения романтические. Еще и писать начала. А я только фотографирую твои истории, только читаю, потому что сама не могу. Я ж пробовала! Каждый раз пересказ твоего сюжета получался. Знаешь, как плохо, когда у тебя ничего нет. А рядом есть человек, у которого тоже ничего нет, а потом в один момент всё появляется. Знаешь, как мне плохо было накануне вашей свадьбы со Славкой. Как мне до слез хотелось так же рвануть в Суздаль. Это началось еще с той истории про флешку. Я поняла, что в твоей жизни начинают происходить СОБЫТИЯ. А в моей — НИЧЕГО.

— Май, ты прости! Надо было нам ролями меняться… Почему молчала, мне ж умные мысли редко в голову приходят?

— Я была почему-то уверена, что все волшебные истории будут приходиться на твою очередь, — Майя улыбнулась, — сейчас всё это могу сказать, потому что появился Сашка. Я сразу поняла — какая я дурра! Может, ради того и надо было во всё это влезать, чтобы однажды его встретить. Ань, ты уж прости. Простишь?

Аня всё время разговора терзала пробку. То постукивала, то катала, как скалку, то пыталась выжать из неё сок.

— Майка, знаешь, что вспомнила. Вот мама рассказывала, когда я мелкая была, у меня был друг — Митька. Мне — три, ему — столько же. Он ко мне очень хорошо относился. Я тоже искренне считала его друганом, но всё время доводила до слез. Отрабатывала приёмчики. Вот гуляем. Митюха пинает пробку. Нравится ему этот процесс очень. Он счастлив. Я подбегаю, забираю пробку и не отдаю. Митюха расстроен. Я ему протягиваю пробку и с ясными глазами говорю: «На! Возьми!» Он подбегает, а я выбрасываю пробку в кусты. Он почти плачет. Находит пробку, начинает её пинать, и я опять её забираю. И опять с чистыми глазами: «На!» И опять, когда он счастливый ко мне подбегает, выбрасываю её подальше. Митюха сильно плакал, а я была совершенно спокойна. Как думаешь, похоже, что я не перестала выбрасывать эту несчастную пробку?

— Честно?

— Не мучайся — просто так спросила. Сама всё понимаю.

— Может, ты уже оставишь пробку в покое?

— В смысле?

— Ты её мучаешь, как из бутылки достали.

— Не заметила…

— Я тебе говорю! Вот выброси её уже!

— Так это не та пробка.

— А почему не та?

— На неё, кроме меня, никто не претендует. Какой кайф её выбросить?

— Чтобы её больше не было. Ни-ког-да. Мы ж завязываем?

— Типа того.

— Ну вот. Момент подходящий, выбросить пробку — очень символично.

— Эту?

— Да.

— Ты так считаешь?

— Да.

— Взять и выбросить?

— Да.

— Майка, ты — монстр! Я про ум. Давай ещё выпьем для храбрости. Как-никак — пробку буду выкидывать!

— Это уже по делу говоришь!

Выпили. Аня стала озираться по сторонам.

— Май, как считаешь — вот тот цветок похож на кусты? — Аня показала на здоровую пальму в углу.

— Ань, идеальный вариант. Иди!

— Куда?

— Ань, между нами и пальмой — столик, а за ним сидят люди, ты в курсе?

— Я постараюсь, чтобы пробка повыше над столиком пролетела.

— Аня, лучше подойти и незаметно уронить её в горшок.

— Тогда не поможет! Выронить и выбросить — разные вещи!

— Нас выгонят.

— Сейчас узнаем, — Аня запустила пробку. Она пролетела над соседним столиком и приземлилась в горшок развесистой пальмы. За соседним столиком воцарилась тишина на мгновение. Люди повернулись к столику Ани и Майи.

— Ш-ш-ш-ш-ш! — Аня поднесла указательный палец к губам. — Ваше здоровье!

Улыбка была такая обезаруживающе пьяная, что соседям пришлось тоже присоединиться к «тосту» и забыть про неопознанный летающий объект.

— Да-а-а, прав был Пётр, — Аня поставила бокал на стол, — дурищи мы с тобой, подруга. Еще какие дурищи!

— Ань, получилось?

— Скоро узнаем. Это ты лучше скажи, что? Замуж за него пойдешь?

— Не позвал еще.

— А ты хочешь?

— Хочу.

— Это мы уладим. А как же наши с тобой игры-забавы?

— Ань, устала я от них. Если честно.

— Есть такой косяк, — Аня полезла в сумку и достала блокнот. — Давай подведем итоги, чтобы понять, тянут они на окончательные или пока только на промежуточные.

— Критерии?

— Волшебные числа и выдающиеся результаты.

— Тест на волшебность?

— Сказки и всё волшебное — всё там! Ориентируемся на те, что вспомним. Остальные для нас лишены волшебства.

— Три, — Майя демонстрировала предельную сосредоточенность, будто аналитический отчет для мэра писала, — три богатыря, три желания, три попытки, три орешка для Золушки.

— Подходяще. Пять встречается? Не могу вспомнить. Семь — точно волшебное.

— Семь — да: цветик-семицветик, семь гномов, семеро козлят, что еще?

— Вот про козлят мне особенно понравилось! Не улучшай конструкцию, Май!

— Про пять будем вспоминать? У меня почему-то только олимпийские кольца всплывают…

— Примем пятерку условно. Давай смотреть: «Покормите девушку» — раз, «Хочу за тебя замуж» — два. Даже до первого волшебного не дотягиваем. Не говоря про семерку.