Создал полтора десятка фирм, постоянно получающих заказы от края на производство и поставку всякой дряни. Дрянь поставляется по ценам, завышенным в десятки раз, иногда же и вовсе не поставляется. Навар большей частью уходит лично Гвоздецкому, кое-что, конечно, и губернатору перепадает, и еще кое-кому, но это мелочи. За четыре года выкачал из края пару десятков миллионов. Не рублей.

Губер его, похоже, побаивается. Не сразу сообразил, с кем связался. А когда сообразил, поздно было – сдаст Гвоздецкого, значит, сам сядет. За нецелевое использование бюджетных средств. За взятки. Много за что – если Гвоздецкий заговорит.

А пока он молчит, все спокойно, и никакие ревизии ничего доказать не могут.

Что еще?.. Ах да: груб и несдержан. На этом, кажется, и погорел в ГРУ. На это и вся надежда. Ее предупреждали с затаенным ужасом – будет давить, будет угрожать, не стоит вам с ним встречаться… Нет уж, если будет угрожать – встречаться действительно стоит.

…Начало шестого. Она достала из сумки замшевый футляр, вынула блестящую серебристую машинку. Это, конечно, не из шпионского арсенала, но штучка достаточно компактная и надежная. Почти плоский квадратик чуть больше мини-диска.

Микрофон-петличка цепляется на бюстгальтер – там, где будет меньше всего заметен. Под свитером не видно вообще ничего. Главное, чтоб провода не размотались и не вылезли из кармана. Для этого она закрепляет их тремя булавками – на лифчике, на поясе брюк и в глубине кармана.

Брюки достаточно широки, чтобы рекордер остался в кармане незамеченным. Туда же кладется зажигалка – доставая ее, незаметно отжимаешь кнопку «пауза», и начинается запись. Она проверила рекордер – работает как зверь, пишет тишайший шепот с расстояния в десять шагов. Только бы в «Митяе» не орала музыка! Впрочем, шесть часов – время для ресторана раннее, публики еще нет, вряд ли кто-то будет врубать музыку на полную катушку. С микрофоном между грудей чувствуешь себя как-то по-особенному. Честное слово! Что-то вроде того, что в детстве чувствуешь, играя в казаков-разбойников. Маленькой она редко играла в такие игры, все чаще – в дочки-матери, как и положено тихой девочке.

Интересно, что будут делать с записью? Ей было сказано: твое дело – его разозлить, довести до угроз, все записать. Дальше мы разберемся сами, что делать с записью угроз, адресованных государственным чиновником независимой журналистке.

Господи, неужели еще кто-то верит в независимые журналистские расследования?.. То, что она сейчас делает, никакого отношения к журналистике не имеет. Да и вообще вся ее работа не имеет к этому отношения.

Подобный заказ она получила впервые. Обычно все проще – ей дают фактаж, она просто пишет статью, которую потом кто-то где-то размещает. Ее материалы появляются в ведущих изданиях под десятками псевдонимов. Все они сплошь разоблачительные, гневно повествуют о злоупотреблениях, издержках и пережитках. Нельзя сказать, чтобы все это было враньем – писать приходится на основании реальных документов, каждый факт перепроверяется десятки раз. Но то, что она пишет, и не совсем правда.

Вот Иванов, подлец и мерзавец, как следует из ее статьи. С этим поспорить трудно. Но кто бы из доверчивых читателей знал, что статью эту заказывал Петров – едва ли не больший подлец и мерзавец, чем в красках расписанный Иванов. Правда, если она вообще существует, это все вместе – вот, скажем, правда в том, что Иванов и Петров, два подлеца, на каком-то клочке суши наступают друг другу на ноги, пытаясь поделить деньги или власть, или и то и другое. А каждый сам по себе факт, будь он хоть трижды достоверным, никакая не правда, а вообще не пойми что.

…Без двадцати шесть. Она вышла на улицу, поймала такси, назвала адрес. Серая «шестерка» отъехала от крыльца гостиницы и двинулась следом.

Ей никогда не приходилось видеть тех, о ком она пишет. Писать о совершенно незнакомом человеке все-таки проще, чем о том, которого узнал лично. А вдруг Гвоздецкий окажется настоящим обаяшкой? В голову лезли совершенно непрофессиональные мысли.

Нет, Гвоздецкий скорее всего обыкновенный вор. Человек, ворующий из регионального бюджета довольно большие деньги. Это факт. Но материал об этом заказан человеком, о котором смело можно сказать то же самое. Заказчику надо растоптать Гвоздецкого, занять его место, поставить вместо одного пластилинового губернатора другого. В чем же тогда смысл? Убрать одного вора – затем, чтоб на его место вскарабкался другой?..

Она посматривала в зеркало заднего вида. Серая «шестерка» куда-то запропастилась.

– Что вы там все высматриваете? – спросил таксист. – Что, «хвоста» боитесь?

Пошутил, называется.

– А чего его бояться? – в тон ответила она. «Шестерка» вынырнула наконец из-за громоздкого джипа и снова пристроилась в хвост такси. Слава Богу, а то уже она волноваться начала: не случилось ли чего с хваленой наружкой?

«Митяй» оказался достаточно близко, подъехали без десяти шесть. Лучше было бы отъехать подальше и подождать в машине, но «шестерка», уже не скрываясь, почти приперла такси к крыльцу ресторана. Ничего не оставалось, как пройти внутрь.

Она выбрала столик – так, чтобы видеть вход в зал. Рекордер был включен, оставалось лишь нажать на «паузу», чтоб он заработал. Это можно будет сделать, когда появится Гвоздецкий. Музыка слышалась едва-едва, помех для записи не будет. Рассеянно просматривая меню, она повторяла про себя вопросы, которые обязательно следовало ему задать. Дурацкие вопросы. И затея дурацкая. С чего она взяла, что в полупустом ресторане, где слышно почти каждое слово, он позволит себе распалиться, дойти до угроз? Может, придется самой ему нахамить, вызвав ответную реакцию?

Она вдруг подумала, что будет, если она, сделав нужную запись, расскажет ему об этом. Можно будет ее продать – за большую сумму, чем та, что предложил ей заказчик. Что после этого сделает с ней заказчик? Да ничего. Она – шестерка, с такими не связываются. Не предложат другой работы, только и всего.

От первого брака у Гвоздецкого есть сын, уже почти взрослый. Говорят, он о нем заботится. Видятся часто, недостатка в папином обществе и папиных деньгах мальчик не испытывает. Ей было шесть лет, когда развелись ее родители. После развода отец только однажды приезжал к ней, привез игрушек, конфет, сводил в кафе-мороженое – больше она его не видела. Какое-то время платил алименты, потом перестал. Ей стало обидно, что гад Гвоздецкий оказался лучшим отцом, чем ее собственный.

А что будет, если просто ничего не записывать? Не подставлять человека, и все тут? Не то чтобы она вдруг воспылала приязнью с Гвоздецкому, просто интересно было. Ей заплатят, но ровно половину. Этого не хватит, она хотела отложить немного, заплатить за квартиру, пора бы и раскошелиться на новые ботинки…

А что, интересно, случилось бы, встреть она Андрея Гвоздецкого при других обстоятельствах? Скажем, он сам бы ее нанял – например, поработать против ее нынешнего заказчика. Или просто встретились бы они случайно вот в этом ресторане, вот в этом городе, куда она приехала бы совсем по другим делам.

Он почти красавец. Говорят, высок ростом. Хорошо сложен. Голос чудесный – ей всегда важно было, какой у мужчины голос. Неглуп, образован, обеспечен. Наверное, она попросту бы в него влюбилась, вот так.

Теперь же ей придется подзуживать его, нарываясь на хамство и угрозы. Выслушивать, изображать испуг. Придется отдать заказчику диск с записью и получить взамен хрустящие зеленые бумажки. Потом скорее всего придется писать материал о негодяе Гвоздецком. Заказчик сам разместит это в какой-нибудь газетке, приплатив редакции за «политическую подоплеку» статьи.

Она вздохнула, посмотрела на часы. Без двух минут шесть. Он должен быть пунктуален – все-таки бывший военный. Через две минуты он придет. Она сидит тут как дура со своим раскрашенным, как у дуры, лицом. Тоже мне, Мата Хари.

Лучше бы она выведала у Гвоздецкого какую-нибудь страшную тайну. Для этого сначала надо войти в доверие. Может быть – влюбить его в себя. И даже – Бог ты мой! – переспать с ним. Для этого надо быть коварной обольстительницей, роковой красавицей, порочной до мозга костей. Да, эта роль ей, пожалуй, нравилась больше. Но – ничего не поделаешь, приходится выполнять ту работу, за которую платят. Спрос, будь он неладен, рождает предложение.

Ровно шесть. Она опустила руку в карман, готовясь включить рекордер, впилась глазами в дверной проем.

Никого.

Говорят, Гвоздецкий – неплохой пианист. Это как-то не вяжется с военным образованием, но само по себе довольно симпатично. Ее всегда восхищали люди, способные извлечь из рояля нечто большее, чем собачий вальс. У пианистов – красивые руки. Интересно, как в человеке уживаются полонезы Огинского и страсть к воровству бюджетных денег?..

Шесть ноль две. Никого.

Странно, что он все-таки опаздывает. С другой стороны, в непунктуальности есть что-то человеческое., Люди, никогда никуда не опаздывающие, внушают ей страх – люди они, в конце концов, или раз и навсегда заведенные машины, никогда не сбивающиеся с ритма?..

Шесть ноль пять.

Господи, как же глупо сидеть вот так в пустом ресторане с микрофоном между грудей и ждать красивого мужика с единственной целью – поскорее его подставить и получить за это деньги!..

Шесть ноль семь.

– Вы будете делать заказ? – осведомился официант.

Она оторвала взгляд от дверей зала.

– Нет.

Лицо официанта выразило удивление.

– Человек, которого я ждала, не пришел, – пояснила она. – Скажите, я могу от вас позвонить?

– Телефон там, – ответил официант, теряя к ней всякий интерес.

Она набрала номер телефона:

– Это я… Добрый вечер. Плохо. Он не явился. Нет, вряд ли. Вряд ли, говорю, придет. Да, конечно, я помню… До встречи.

Она быстро оделась, вышла на улицу, пошла прочь от ресторана с этим дурацким названием. Отойдя шагов на десять, услышала за спиной скрежет тормозов.