Джоанна Линдсей - Очаруй меня

– Потому что у тебя должен быть выбор. Я хотел, чтобы у тебя были другие поклонники, чтобы ты могла сравнить. Хотел, чтобы ты выбрала именно меня, хотел, чтобы абсолютно уверилась в своих чувствах, прежде чем я попрошу выйти за меня замуж. Ты заставила меня влюбиться. Я не понимал, чувствуешь ли ты то же самое. И ты достойна иметь сезон, которого так ждала.

– Сезон? Он мне не нужен, если рядом нет тебя.

– Я тоже не находил себе места и срывал зло на всех, – со смущенным видом признался Доминик. – Но решил подождать, чтобы ты хоть немного повеселилась… то есть я думал, что ты повеселишься. Однако я услышал, что у тебя много поклонников. Может, следовало остаться в городе, ощериться и зарычать на некоторых.

– Любишь ты задираться! – хихикнула она. – Ты всегда был такой?

– Только с сестрой. Ее было легко дразнить.

Элла! Брук почти забыла и сейчас едва не застонала. Его реакция может быть и хорошей, и плохой. А вдруг он не захочет дать слово, что не убьет Бентона? А вдруг рассердится на сестру, причинившую столько боли? Может, сначала выйти за него замуж, а уж потом все рассказать?

– Что? – спросил Доминик, видя, что она встревожена. – Вспоминаешь свою глупую сделку? Тебе совсем не о чем беспокоиться.

Брук покраснела:

– Нет, ты сказал мне это по дороге с бала. Но почему ты не спрашиваешь, что привело меня сегодня сюда?

Он прижал ее к себе.

– Что-то, не относящееся к твоим невысказанным чувствам?

– Да, хотя у меня была надежда, что это приведет к тому разговору, который мы сейчас вели. Я так хотела избавить тебя от скорби! И вот теперь могу это сделать. Твоя сестра не умерла. Она жива!

Он взметнулся с дивана, лицо его исказилось от боли. Брук вдруг показалось, что ее сейчас обвинят во лжи.

– Как это возможно?! Ее тело нашли.

– Это была не она. И она может приехать домой, если поклянешься не убивать отца ее ребенка.

– Я уже дал эту клятву.

– Отец ребенка – не Роберт, и прежде чем я назову его имя, я должна услышать, как ты дашь слово не убивать его. Доминик, пойми, Элла инсценировала собственную смерть потому, что не хочет его гибели и не хочет видеть тебя в тюрьме. Поэтому клянись. Это ее условие. Не мое.

– Она действительно жива? – недоверчиво спросил Доминик.

Брук кивнула.

– И она, и твоя племянница.

– Боже мой, как?!

Брук рассказала, что могла, о том, как Элла заметала следы, но не назвала имен и мест, затем призналась, как сумела найти Элоизу.

– Сначала я надеялась отыскать доказательства того, что смерть Эллы была несчастным случаем. Не самоубийством. Потом стало понятно, что малыш, возможно, выжил. Я решила, что ребенок, по крайней мере, может облегчить твою боль. Мы не ожидали найти их обеих.

– Где она?

– Не скажу.

– Черт возьми…

– Я не могу! Она заставила меня пообещать, что до того, как ты поклянешься, я не сообщу никаких подробностей о ее местонахождении.

– Ад и проклятье! Не похоже, что я клянусь?

Брук понимала его досаду. Ей бы следовало улыбнуться, но момент был слишком неподходящим.

– Она хотела, чтобы ты торжественно поклялся, – выдавила она.

О боже, снова этот хищный блеск в его глазах! Но она не думала, что он злится на нее.

Доминик принялся вышагивать по комнате, при этом он непрерывно ругался. Но Брук терпеливо выжидала.

Наконец он остановился и уставился на нее:

– Торжественно клянусь не убивать его. Ну вот, я сказал это достаточно внятно. Теперь назови имя того, кого я измолочу до полусмерти.

– Бентон Симонс.

Он зарычал и, подойдя к стене, ударил по ней кулаком. Брук поспешила к нему, посмотреть, что с рукой, и укоризненно прищелкнула языком.

– Учти, она не хочет его смерти, хотя не станет возражать, если ты задашь ему знатную трепку. Но вы с сестрой можете обсудить это позже.

– Почему она винила во всем твоего брата? Или просто хотела сбить меня со следа?

– Нет, она не знала, что ты прочтешь ее дневник. И во всем происшедшем есть косвенная вина Роберта. Хотя он считал, что помогает другу, когда вмешался туда, куда ему вмешиваться не следовало. Он тем летом подружился с Бентоном и узнал, что тот залез в такие карточные долги, что отец угрожает лишить его наследства. Поэтому Роберт посоветовал Бентону ухаживать за наследницей герцога, которая через несколько лет достигнет брачного возраста. Богатство девушки могло помочь решить все проблемы Бентона, если бы только он сумел уговорить герцога согласиться на брак. И это единственное, что могло побудить его отца уплатить долги сына. Бентон был пьян, когда рассмеялся в ответ на сообщение Эллы о ребенке. Но он уже знал, что не сможет жениться на ней. Даже если любит. Он порвал с ней так грубо, потому что ему грозило лишение наследства, а без денег, по его мнению, он будет недостоин Эллы.

– Почему твой брат не рассказал мне все это?

– Он говорил тебе, что не имеет никакого отношения к ребенку Эллы, но ты ему не поверил. А Элла винила Роберта в том, что он искалечил ей жизнь: ведь это он сказал Бентону, что тот может сделать партию получше. Она все узнала у Роберта до того, как покинула Лондон, а заодно и то, как безнадежно Бентон погряз в долгах.

– Но три дуэли… какого дьявола он не назвал мне имя Бентона?

– Потому что дал Бентону слово, что ничего никому не расскажет. Кто бы мог подумать, что в моем брате есть хоть капля благородства и он сохранит тайну, хотя от этого зависела его жизнь! Но я только вчера узнала это от Роберта, когда вернулась в город. Он чувствовал себя виноватым в том, что назвал Бентону имя герцогской дочери, и терзался угрызениями совести, особенно после того, как ты сказал, что Элла покончила с собой из-за него. Он фактически признал, что заслужил пулю за свою роль в этом деле. Но не три пули! – добавила она с легкой улыбкой, вспомнив, как был раздосадован брат, когда они говорили об этом прошлой ночью. – Он был совершенно обескуражен, узнав, что ты желаешь третьего раунда. Когда ты загнал Роберта в угол и заставил принять последний вызов, он уже был готов найти Бентона и бить, пока тот не признается тебе во всем. А когда из-за него и я попала в этот переплет, Роберт попытался меня спасти, заявив, что я собиралась тебя отравить. Надеялся, что ты отошлешь меня домой. Я рада, что ты понял это раньше меня.

– А то зелье, что он тебе дал?

Брук тяжело вздохнула.

– Оно должно было вызвать галлюцинации. Ты во всем видел бы нечто ужасающее и гротескное и выгнал бы из дома всякого, на кого упал бы твой взгляд. Но в остальном оно было безвредным. Ну как, хочешь увидеть Эллу сегодня?

– Она так близко?

– Да! – широко улыбнулась Брук. – Так что тебе лучше сообщить матери. Увидев Эллу так неожиданно…

– В самом деле, при появлении призрака она может упасть в обморок или закатить истерику, – хмыкнул Доминик.

– Откуда тебе знать? – рассмеялась Брук.

– Догадываюсь, – прошептал он, крепко ее обнимая. – Не представляешь, что это значит для меня, Болтушка!

Но она еще как представляла!

Брук подождала, когда из комнаты Анны донесется радостный вопль, прежде чем подойти к окну гостиной и помахать ожидавшей в экипаже Элле, давая ей знак, что теперь можно войти в дом.

Через несколько секунд в дверь постучали. Брук вышла в холл. Сторм следовала за ней по пятам. Собака, пребывавшая в восторге от того, что наконец нашла хозяйку, не отходила от нее ни на шаг.

Брук появилась как раз вовремя, чтобы увидеть потрясение на лице Уиллиса. Может, его тоже следовало предупредить? Но Уиллис, позабыв о том, что он дворецкий, уже обнимал Эллу, что было несколько неудобно, поскольку на ее бедре сидела Аннабел.

Расцеловавшись с дворецким, Элла собралась уже бежать наверх к матери и брату, но при виде Брук и Сторм остановилась и тихо охнула. Аннабел возбужденно махала ручонками, радуясь «собачке». Девочка очень хотела ее погладить, и Элла осторожно приблизилась к животному.

– Это тот белый волк, который спас меня и Дома, когда мы были детьми, – сказала она.

– Она и меня спасла, но это собака. Не волчица.

– Волчица, – настаивала Элла. – И в Лондоне? Как это возможно?

– Это моя любимица. Честное слово!

Элла глянула на Брук и покачала головой.

– Вы волшебница? Умудрились найти меня, хотя я не хотела быть найденной. Приручили волчицу. Какие еще фокусы запрятаны в вашей шляпке?

Брук только усмехнулась:

– Допускаю, что приручила, по крайней мере, одного волка.

В этот момент волк, о котором она говорила, сбежал вниз. За ним мчалась его мать. Эллу и малышку едва не задушили в объятиях. Элла и мать плакали, что неудивительно. Брук пыталась разглядеть, плачет ли Доминик, но он наклонил голову, протянул руку, и она оказалась в кругу семейных объятий.

Как только Аннабел устроилась на руках Анны, и бабушка заворковала над неожиданно обретенной внучкой, Доминик повел всех в гостиную. Элла стала объяснять, почему пошла на крайние меры после того, как ее отверг Бентон. Анна высказала несколько уничтожающих замечаний о бывшем друге Доминика и всячески превозносила Брук, сумевшую вернуть отсутствовавшую дочь в семью, после чего искренне попросила прощения за прерванную свадьбу.

Закончив рассказ, Элла спросила брата:

– Так чего я заслуживаю, объятий или упреков?

– Не думай, что тебя никто не станет ругать… позже, – пообещал он.

Элла только рассмеялась, хотя в ее глазах стояли слезы. Но Доминик усадил ее себе на колени и сжал так крепко, что она оттолкнула его, хихикнув:

– Надеюсь, ты не раздавишь Брук, как раздавил меня! И когда свадьба?