Брук напомнила себе, что собиралась подружиться с Домиником. Сначала друзья, потом счастливые супруги – разве это плохой план?

Правда, она пока что не знала, как его осуществить, разве что предложить ему что-то, что может ему понравиться, то, чего он не ожидал, а не только свое тело, которое он может получить в любое время. Нет. Нужно то, что может образовать некую связь между ними.

Открыть тайну? Если она сможет найти таковую. Общая цель, вроде разведения лошадей? Нет, от этого польза будет ей, не ему. Доминик может хотеть чего-то, что ей не понравится, так что он должен понять, что она готова чем-то ради него пожертвовать. Может, предложить ему отравить Роберта?

Брук едва не рассмеялась, решив, что он, возможно, ухватится за это предложение. Только она никогда не произнесет его вслух. Она никого не собирается травить, даже своего мерзкого братца. И все на свете зависит от того, покинут ли они сегодня лагерь разбойников… живыми.

В дверь стукнули. Так громко, что Брук вздрогнула. Теперь они стучат?

Но Доминик не спешил открывать. Сначала он поднял ротонду Брук и помог ее надеть.

Дверь с той стороны так и не открылась. Может, такая вежливость – это хороший знак?

Доминик пошел к выходу. За дверью оказался выглядевший немного смущенным Рори. Он приветственно взмахнул рукой, показывая, что им нужно выйти. Большинство разбойников и их семьи стояли поблизости, чтобы стать свидетелями разговора.

– Я решил принять твое последнее предложение, – заявил Рори, хотя вовсе не выглядел довольным.

– Сотня фунтов? – осведомился Доминик.

– Две. Разве не так?

– А как я припоминаю, полторы, – отпарировал Доминик.

– Заметано, – поспешно ответил Рори и широко улыбнулся.

– Но я возьму твою куртку, чтобы скрепить сделку.

Доминик молча уставился на него.

– Это будет моим чертовым залогом, милорд, так что отдавай ее. Пусть ма считает, что ты сдержишь слово, но я не так доверчив.

Брук не верила собственным ушам. Но Доминик сбросил куртку и отдал Рори. Похоже, Мэтти способствовала их освобождению. Брук думала, что во время вчерашнего разговора между Рори и его матерью, который подслушал Доминик, Мэтти пыталась заставить сына отпустить Доминика к Брук, но возможно, они спорили о сумме выкупа.

Брук увидела Мэтти, подошла к ней и быстро, но очень искренне обняла:

– Спасибо!

– Мой мальчик считает, что я чересчур добра, но я просто неравнодушна к молодым любовникам. Они напоминают мне о моих юных годах.

– А меня обнимут? – осведомился Рори.

– Кажется, мы опять начинаем ссориться? – с напором спросил Доминик, но в ответ получил только смешки.

Их повели в огороженный веревками загон, где уже ждали три оседланные лошади.

– Вам нужно надеть вот это, – велел Рори, вручая им платки. – Завяжите глаза. Аксел возьмет поводья и выведет вас из леса. Мы не хотим в этом году строить еще один лагерь и не желаем, чтобы вы нас нашли. А здесь адрес моей кузины, – добавил он, протянув Доминику клочок бумаги. – Отведете лошадей ей и не откровенничайте. Она все равно не знает, где нас найти, и спрашивать не стоит. Ма не хочет посвящать ее в наши дела.

Доминик кивнул. Прежде чем вскочить на свою лошадь и завязать глаза себе, он помог это сделать Брук.

– Получил огромное удовольствие, – сказал он на прощанье, – но второй встречи мне бы не хотелось.

Только краснеющая Брук и, может быть, Мэтти поняли истинный смысл его замечания.

Через лес они двигались медленно, но потом добрались до дороги и дело пошло быстрее. Наконец Аксел остановился, отдал поводья и исчез в лесу.

Доминик проводил его взглядом и произнес:

– Они, возможно, все равно перенесут лагерь в другое место. Этот Рори не доверчивее меня и, возможно, полагает, что, кроме куртки, никакой добычи не дождется.

Брук, невероятно довольная тем, что они свободны, сдержала улыбку.

– Он прав? – спросила она перед тем, как они пустили лошадей галопом.

– Нет, я дал ему слово. – Через минуту она услышала презрительное фырканье: – И это они называют резвыми лошадьми?!

Глава 38

Теперь, когда неприятности были позади, Доминик вновь забеспокоился о матери.

Они продолжала мчаться во весь опор. Доминик уверял, что они доберутся до Лондона к ночи. Очевидно, они успели покрыть большую часть расстояния на лодке.

Меняя лошадей на свежих во всех городах, которые они проезжали, им удавалось не сбавлять темпа. Брук была согласна, что скорость сейчас важнее комфорта, и ни разу не пожаловалась.

Но как она ни любила верховую езду, все же к ночи сильно устала. Однако вполне могла войти в дом Вулфов своими ногами. Доминику ни к чему было поднимать ее на руки и нести.

Их впустил дворецкий, кругленький седовласый человечек в ночной сорочке и колпаке. Неужели сейчас так поздно? Брук была настолько измучена, что не заметила, что уже стемнело.

– Горячую воду для ванны, горячую еду и разбудите всех, кого необходимо, Уиллис, – приказал Доминик. – Но сначала приготовьте комнату для леди Уитворт.

– Еды вполне достаточно, – запротестовала Брук. – Боюсь, в ванне я просто засну.

– Леди ранена? – спросил Уиллис, поспешно поднимаясь наверх вслед за Домиником.

– Нет, просто устала. Должно быть, я чересчур спешил сюда добраться. Как моя мать?

– Ей стало хуже, милорд. Спасибо за то, что так быстро приехали.

Доминик держал Брук на руках, пока Уиллис не открыл дверь в спальню. Девушка сразу же направилась к кровати, решив, что еда тоже может подождать до утра. Оглянулась, чтобы сказать это Доминику, но дверь уже закрылась. Брук вздохнула и отодвинулась от соблазнительной кровати, поискала глазами зеркало, чтобы посмотреть, насколько она растрепана, но не смогла найти, поэтому подошла к окну, в которое была видна улица и фонарь. Было тихо, стояла глубокая ночь. Никакого уличного движения. Они пролетели по улицам Лондона так быстро, что она ничего не успела рассмотреть. Завтра, возможно…

Брук снова смотрела на кровать, когда в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, вошел Доминик, в руках у него был кувшин с водой и тарелка с подогретой едой.

Брук слишком устала, чтобы поблагодарить его, но все же такая забота вызвала у нее улыбку.

– Мать спит, – сообщил он. – Даже ее горничная спит. До утра я не узнаю, каково ее состояние.

– Вздор! Идите, разбудите горничную. Вы едва не убили нас сегодня, загнав до полусмерти! Не можете же вы уснуть, не узнав новостей?

– Лоб у нее по-прежнему горячий.

Ей хотелось обнять его. Он выглядел таким беспомощным и действительно ничего не мог предпринять, чтобы помочь матери, разве что сделать все, чтобы у ее постели были лучшие лондонские врачи.

– Утром вызовите ее доктора. Выслушайте, что он скажет, прежде чем думать худшее. И помните, что температура по ночам поднимается.

Доминик с встревоженным видом кивнул и ушел. Брук умылась, съела половину того, что было на тарелке, и почти упала на кровать. Для того, чтобы раздеться, требовалось слишком много усилий, а у нее ныло все, что только могло ныть. Она уже почти спала, когда ей пришло в голову, что следовало пригласить Доминика провести с ней ночь. Можно было бы утешить его и попытаться хоть как-то ободрить.

Утром ее разбудила улыбчивая горничная, принесшая воду и чистые полотенца. Она непрерывно щебетала о том, что гость – волнующая новость для слуг, потому что у них редко бывают гости, которые остаются пожить в доме, если не считать сына ее светлости. Она сообщила также, что сейчас принесут воду для ванны и завтрак.

Спальня, отведенная Брук, была очень просто обставлена, мебели здесь было меньше, чем в некоторых гостиничных номерах, в которых она останавливалась по пути в Россдейл. Кровать мягкая, но рядом только тумбочка с лампой. Кроме них – узкий гардероб, умывальник и небольшая оловянная ванна, а также единственное кресло. Ни стола, ни туалетного столика, ни даже бюро. И она нигде не смогла найти зеркала. Похоже, хозяйка дома не жаловала гостей, желающих остаться на ночь, и делала все, чтобы они не задерживались.

Но вскоре вслед за слугами, принесшими ведра с водой, на пороге возник и лакей с жестким стулом в одной руке и маленьким столиком в другой. Все это он поставил у окна. Брук рассмеялась. По крайней мере, хоть слуги не возражают против гостей!

Она попробовала колбаски, а одна из горничных пообещала более плотный завтрак, когда она спустится вниз… если сумеет сегодня одолеть лестницу. За ночь Брук так и не отдохнула. У нее по-прежнему все ныло. Прошлой ночью ей было легче. Наверное, если бы она полежала в нормальной ванне, это бы помогло. Но в этой, похожей на круглую лохань, она едва могла сидеть, подогнув ноги. Наверное, эта ванна предназначена для того, чтобы встать в нее, намылиться, смыть пену и тут же вылезти. Но здесь у нее не было горничной, чтобы помочь, а Алфрида прибудет только через несколько дней…

Брук внезапно ахнула, сообразив, что ее саквояж так и не принесли. Неприятно надевать платье, которое она носила два дня и которое еще не успели почистить.

И тут во второй раз в ее комнату без разрешения вошел Доминик. Он коротко стукнул в дверь, чтобы возвестить о своем появлении. Брук взвизгнула и попыталась опуститься ниже в воду, но это оказалось невозможно, так что она просто вцепилась в бортик ванны, никак не могущий служить ширмой.

– Боюсь, я забыл об этом прошлой ночью, а лакей, который принял лошадей, просто поставил его в фойе.

Он говорил о ее саквояже, который бросил на кровать, прежде чем подойти к ванне и погладить Брук по щеке:

– Доброе утро.

Она лишилась дара речи, была ужасно смущена и сильно раскраснелась. Доминик должен знать, насколько неприлично вот так к ней врываться. Они еще не женаты, или… или он смирился с тем, что свадьба неминуема? С позапрошлой ночи его отношение к ней изменилось, не во всем, но в мелочах. Теперь он, не колеблясь, дотрагивался до нее. Помогал садиться в седло и снимал с лошади, внес в дом, а сейчас – нежно прикоснулся. И ни одного мрачного, злобного взгляда со вчерашнего дня! Ей не стоило придавать этому такое значение, ни в коем случае не стоило, потому что причиной всему могло быть его сильное волнение за мать, и все же она не могла устоять перед мыслью о том, что позапрошлая ночь, проведенная с Домиником, все между ними изменила.