– Я пришел сюда не для того, чтобы изводить твою мать. – Раньше Кинан заставил бы герцогиню прикусить свой змеиный язык. – Выбирай: будем торчать на улице, у всех на виду, и поливать друг друга оскорблениями, давая пищу для сплетен, или ты пригласишь меня в дом и мы будем делать вид, будто смирились с тем, что мы братья.

Невин стоял, скрестив руки на груди и подпирая закрытую дверь. Он увидел, что проезжающий мимо экипаж замедлил ход и один из сидевших там пассажиров оглянулся, завидев их. Дрейк мотнул головой.

– Черт! – Он развернулся и открыл дверь. – Входи. Что бы я ни выбрал, сомневаюсь, что о нас перестанут судачить.

Кинан последовал за братом.

Царившая в доме роскошь нисколько не удивила Милроя. Элегантный холл свидетельствовал о богатстве, которое приумножалось многими поколениями, об осознании собственного величия, впитанного с молоком матери. Быстрые, уверенные шаги Невина лишь подтверждали, что он принимал это шикарное жилище как должное.

Войдя в библиотеку, Кинан заметил целую коллекцию птиц. Милрой погладил оперенье чучела пустельги, установленного на деревянной подставке. Казалось, что птица вот-вот взлетит.

Кинану никогда не приходило в голову, что Рекстера может интересовать что-то еще кроме выпивки, карточной игры и проституток. Сейчас Милрой стоял в чужой библиотеке, где ему не было места, и гладил чучело птицы, понимая: несмотря на сведения, собранные о герцоге за эти годы, они все равно оставались чужими.

Невин обернулся и наконец-то заметил, как Кинан с сердитым видом поглаживает птицу.

– Она не кусается, даже если гость непрошеный. Мы можем сесть и поговорить.

Невин сел в одно из массивных кресел цвета слоновой кости, вместо ножек у которого были резные тигриные лапы. Кинан опустился в такое же кресло, только изумрудного цвета – ради молчаливого равновесия.

– Его нашли уже мертвым? – поинтересовался он, нарушая молчание.

Его волновало не только это, но мысли путались, один вопрос влек за собой другой. Он не покинет этот дом, пока не получит ответы на все интересующие его вопросы.

Невин не смог скрыть своего волнения, и у него дернулась щека.

– Вот с этим полная неразбериха. Единственное, что могу сказать с уверенностью: когда я приехал домой, отец был уже мертв. – Откашлявшись, Дрейк спросил: – Откуда ты так быстро узнал о том, что он умер?

Кинан снял шляпу и положил ее себе на колени. Почесал затылок и засмеялся, находя подозрения брата смешными.

– Не я нанес ему смертельный удар, если ты на это намекаешь. Я только себе могу топтать жизнь. Сегодня утром я встречался с Уинни.

Он не собирался рассказывать Невину о своем фиаско. Их отношения даже с натяжкой нельзя было назвать дружескими. И тем не менее вчера вечером они перестали быть врагами. Может быть, вслух Милрой об этом и не сказал, но оценил помощь сводного брата. Это доказывало, что их связывали не только кровные узы, но и любовь к Уинни.

– Судя по выражению твоего лица, я подозреваю, что она тебя не простила.

– Разве можно придумать что-то более нелепое, чем попытка неуклюжего бастарда выразить свои чувства? И разве я давал ей причины думать иначе? Признаю́, мое поведение не делает мне чести. Оно лишь подтвердило худшие опасения Бидгрейна о том, что в моих жилах течет дурная кровь. Он вышвырнул меня прямо на улицу, да еще и ребра пересчитал.

Невин даже рот открыл от изумления, услышав это торопливое возмущенное признание.

– Отец Уинни тебя ударил?

Легко было понять его удивление, ведь Невин стал свидетелем того, как Кинан разделался с Диго и его приятелями.

– Меня держали его лакеи, – добавил Милрой, но увидел, что эта подробность не произвела на Дрейка должного впечатления. – Поэтому я и позволил старику себя поколотить. Это меньшее, что я заслуживаю.

– Значит, непревзойденный Безрассудный Милрой не так неуязвим, как кажется, – беззлобно поддразнил его Невин.

– Никто не совершенен.

– Полиция подозревает ограбление, – продолжал Дрейк, потеряв интерес к тому, чтобы провоцировать Милроя.

Кинан нахмурился.

– А ты что об этом думаешь?

Обхватив рукой подлокотник, Невин вздохнул.

– Это похоже на правду, учитывая то, что карманы отца были пусты. Свидетелей не нашли, потому эта версия возможна, как и любая другая.

– Ты винишь меня в его смерти?

Казалось, этот дерзкий вопрос потряс Дрейка. Он вздрогнул.

– Отец уехал, ничего не объяснив ни мне, ни матери. Никто, даже ты, не знал, когда он вернется. Кроме того, вчера вечером мы с тобой были вместе.

Кинан решил рискнуть.

– Хозяйка «Серебряного змея» сказала, что Рекстер спрашивал обо мне. Он был трезв и играть не садился.

Невин наводил справки о прошлом Кинана и знал об отношениях, которые связывали его с Бланш Шаббер. И Дрейка заметно встревожило сообщение о том, что последнее, чем занимался его отец на этом свете, – разыскивал своего непризнанного сынка.

– Но вы так и не встретились.

Кинан пристально вглядывался в лицо Невина, ожидая увидеть на нем тень подозрения. И с облегчением заметил, что брат не усомнился в его словах.

– Нет. Я догадываюсь, зачем он искал встречи со мной. – Кинан помолчал. Как только он в этом признается, их шаткому перемирию придет конец. – Рекстер проматывал фамильное состояние. Всем известно, что ты продал почти все активы. Можешь не отрицать, Невин, ибо разнюхивать твои секреты стало моим хобби. На некоторых из них я неплохо заработал.

Сдержанности Невина как не бывало.

– Ты его шантажировал?

– Тихо, тихо! Лестного же ты обо мне мнения, братец! Отвечаю на твой вопрос: нет. Зачем мне что-то вымогать у герцога, если он разорялся и без моей помощи?

– Черт побери, я пытался сдерживать его! Он понимал, что поставлено на карту. Отец велел мне: женись на богатой невесте. Как будто моя женитьба махом решила бы все проблемы! Он мог бы не играть, но не хотел остановиться.

«А вот это вряд ли!» – подумал Кинан.

– А теперь послушай меня, Невин. Рекстер никогда не бросил бы играть. Он просто менял игру и ставки. Ты пытался не давать ему денег, да? Наверное, он был вне себя от гнева. Настолько, что захотел…

– Что? Что? Говори же!

– Рекстер уверял, что был женат на моей матери. Что это я настоящий наследник. Предположительно у него были доказательства. Когда от него забеременели обе, и жена-актриса, и любовница-аристократка, семья бросилась исправлять его ошибки. Какая, в конце концов, разница? Подумаешь, разрушили жизнь бедной актрисы-ирландки! У герцога даже наследников оказалось двое – выбирай любого. – В голосе Милроя отчетливо слышалась горечь.

– Я… Ты лжешь! – прохрипел Невин. Он стал белым как полотно, его губы посерели. – Зачем? К чему эти тайные заговоры?

– Совершенно ни к чему! – громогласно заявил Кинан. – Всякий раз, как только ты выставлял на аукционе свои драгоценные акции, я их тут же скупал. В конце концов всё будет моим. Я терпеливый.

Невин встал. Его худшие подозрения подтвердились.

– Всё, кроме благородного происхождения и титула! Этого ты не купишь, поэтому и решил украсть.

– Рекстер и сам готов был мне все отдать, – усмехнулся Кинан. – У него два сына: одного он предал, другой предал его. Когда ты пригрозил лишить его денег, он решил пойти ва-банк, полагая, что я тут же ухвачусь за его предложение и в обмен дам ему деньги. Остуди свой гнев и подумай. Одной семьей герцог уже пожертвовал. Ради денег. Почему бы ему не пожертвовать другой?

Невин пошатнулся и потянулся за креслом, с которого встал. Тяжело опустился в него, сжал ладонями виски.

– Что ты говоришь… Поверить не могу.

– Я тоже не мог в это поверить, – признался Милрой. – Я сразу же раскусил герцога и вышвырнул его из дома.

Это была их последняя встреча.

– Думаешь, когда на него напали, бумаги были у него с собой? – Губы Невина вновь порозовели.

– А зачем еще он меня искал бы?

Невин вздрогнул и засмеялся – холодным, ироническим смехом.

– Милрой, теперь ты понимаешь, что это означает?

Не зная, на что именно намекает Невин, Кинан медленно покачал головой.

– Это означает, братишка, что у меня была более веская причина убить нашего отца, чем у тебя.

* * *

Уинни с пером в руке сидела за столом, пытаясь написать письмо брату. Она уже полчаса смотрела на одно и то же предложение. Как ему обо всем рассказать, чтобы он не вернулся в Англию и не вызвал Кинана Милроя на дуэль? Ведь, кроме Типтона и отца, защитников ее чести хоть отбавляй.

Она поступила так, как поклялась себе никогда не поступать: поверила человеку, который не способен оценить ее душу. Как она ошиблась! Уинни всегда гордилась собственным благоразумием, она была истинной леди – такой, какой хотела видеть ее мама. Если бы не мамин портрет у отца в спальне, ее лицо стерлось бы из памяти Уинни. Как грустно! На глаза девушки с завидным постоянством наворачивались слезы. Единственное, что она помнила о маме, – это ее запах: от Анны Бидгрейн всегда пахло ее любимой клубничной водой.

Уинни яростно вытерла непрошеную слезу. Она всех подвела. Приличные девушки не бывают замешаны в скандалах. Но как же это было чудесно – слушаться своего сердца, а не следовать правилам приличия! Мгновения, проведенные вместе с Кинаном, были исполнены романтики и волшебства. Слишком много любви, слишком много надежды – она отдалась ему безоглядно, делала шаги ему навстречу. А он всегда отступал. Но Уинни не винила его в этом. Он всегда был таким. Изменились только ее планы на будущее.

– Мисс Бидгрейн, – окликнула ее служанка Милли, отвлекая от грустных мыслей. – К вам леди А’Кур.

Уинни отвернулась, тайком утерла слезы.

– Я же просила тебя – никаких посетителей.

Она и так прекрасно знает все, что ей скажут.

– Да, мисс, прошу прощения за свою дерзость, но графиня выглядит еще несчастнее, чем вы. – Пятясь из комнаты, Милли добавила: – Что само по себе неслыханно. Я провожу ее в гостиную.