Доктор сочувственно кивнул.

– Нужно смириться с неизбежным. – Он вытянул шею, чтобы увидеть, кто плачет. – Помогите отвести герцогиню в спальню. Ей нужно принять успокоительное, и, поверьте мне на слово, вам это тоже не помешает.

Только сейчас Дрейк вспомнил о матери. Раньше он думал, что его родители терпеть друг друга не могут. Но, когда услышал, как рыдает мать, понял, что ничего не смыслит в человеческих чувствах. Дрейк пошел провожать врача.

* * *

Кинан явился к дому Бидгрейнов ровно в одиннадцать часов. Он почувствовал, что еще не все потеряно, когда дворецкий не захлопнул перед ним дверь, а проводил в гостиную и попросил подождать. Когда Кинан увидел на пороге комнаты сэра Томаса Бидгрейна, он напрочь позабыл обо всех своих планах.

– Вы намерены прятать ее от меня?

Старик закрыл дверь.

– А это возможно? – В его вопросе не было злости, лишь простое любопытство.

– Нет, – прямо ответил Кинан. – Во время последней встречи мы с Уинни поссорились. Мне необходимо ее увидеть. Я хочу, чтобы она знала: ей больше нечего бояться.

– Вы намекаете на то, что я не способен защитить свою дочь, мистер Милрой?

Сэр Томас явно пытался затеять скандал.

– Человека можно защитить только тогда, когда знаешь, что ему угрожает.

Старик удивленно вскинул брови.

– Значит, вы знаете мою дочь лучше меня?

– Великодушнейше прошу простить меня, сэр, но такая скрытная девица, как ваша дочь, требует пристального, неусыпного внимания.

Сэр Томас кивнул.

– Здесь я с вами согласен. С вашей логикой не поспоришь. – Он открыл дверь. – Эй, подойди-ка сюда, – подозвал он проходящего слугу. – Кликни мисс Бидгрейн. К ней пришли. – Старик посмотрел на Кинана. – В чем я не уверен, так это в том, ваше ли неусыпное внимание ей нужно.

И он оставил Кинана размышлять над тем, как его переубедить.

* * *

Уинни вошла в гостиную, гадая, кто же пришел к ней так рано. Единственным человеком, которому было наплевать на приличия, был Кинан Милрой. Таинственный гость сначала побеседовал с ее отцом, и Уинни сомневалась, что сэр Томас даст согласие на их встречу, даже если впустит Кинана в дом.

Когда распахнулась дверь, Уинни открыла рот от удивления. Одеяние Милроя больше подходило для того, чтобы легким галопом пронестись в нем по Гайд-парку, чем для визитов. Сбитая с толку, девушка оглянулась. Ей не давал покоя вопрос: неужели сэр Томас решился зарядить свои наградные кремневые пистолеты.

– Я пришел повидаться с тобой, Уинни. Твой отец знает, что я здесь.

Кинан снял шляпу и взъерошил свои короткие волосы – Уинни подкупал этот жест, выдававший его волнение.

– И он дал согласие?

– Мистер Бидгрейн чувствует себя моим должником. Хотя я не стал бы рассчитывать на то, что это надолго. – Было заметно, что это обстоятельство веселит Милроя. Его пальцы мяли поля шляпы, а глаза жадно ловили каждое движение Уинни. – Я так хочу к тебе прикоснуться! – с тоской признался он. – Можно тебя обнять?

И, не дожидаясь разрешения, пересек комнату и прижал девушку к груди. Кинан зарылся носом в светлые волосы и глубоко вдохнул ее запах.

Уинни прижалась щекой к его груди, и это прикосновение придало ей сил.

– Папа рассказал мне о твоих подвигах, – прошептала она, думая о том, что в ее утверждении недостает многих подробностей, впрочем как и в рассказе отца. Единственное, что ей было известно, – Кинан и лорд Невин встретились с Миддлфеллом и его дружками и положили конец их грязной игре.

Милрой немного отодвинулся и впился в ее губы поцелуем, который подарил умиротворение. В нем не было той пылкой страсти, на которую, Уинни точно это знала, они оба были способны.

– Ты должна была сама мне все рассказать. – Кинан чуть сильнее сжал предплечье девушки, вспоминая, каким образом узнал о том, что ее гнетет. – Я бы давно положил конец этому пари. А все твоя проклятая гордость! Ты готова нести тяжесть, которая не всякому мужчине под силу, но не просишь помощи.

Зеленые глаза девушки тут же превратились в две льдинки, и она высвободилась из его объятий. Уинни предпочитала быть злой, нежели уязвимой. Она и так отдала этому человеку слишком много. Если он заберет еще и этот кусочек ее души, она просто рассыплется, оставив после себя пустоту.

– Почему я должна доверять человеку, который ведет собственную игру? – спросила Уинни, уловив в упреке Кинана сожаление.

– У меня были на то причины, – проворчал он. – Уинни, может быть, ты и водишь родных за нос, перекладывая вину на других, но я тоже сражаюсь. И речь сейчас не о Рекстере.

– Вот тут я с тобой не соглашусь. Если бы лорд Невин подумывал о женитьбе на другой достойной даме, ты стал бы волочиться за ней, а не за мной.

Ее спокойная уверенность выбила у Кинана почву из-под ног.

– Смешно. Возможно, я бы познакомился с этой мифической женщиной. Может быть…

– Соблазнил бы ее?

Он непристойно выругался себе под нос.

– Хочешь знать правду, Уинни? Я не могу сказать, как далеко бы я зашел. Ты это хотела услышать?

– Мне твои признания ни к чему. Не мне тебя судить, – напряженным голосом ответила девушка, хотя по ее тону было ясно, что она лукавит, – она уже его осудила.

– Когда ты злишься, твое сердце становится таким же холодным, как и взгляд твоих зеленых глаз. – Кинан отошел от девушки, поглаживая ушибленную шею. – Ни за кем я не бегал. Мне нужна была ты. Только ты.

В его голосе слышались недоумение и раздражение. В душе Уинни взыграла гордыня.

– Я не хочу с тобой ссориться, Кинан. Но твоя… raison d’ê tre[5] не давала мне спать по ночам.

Глаза Кинана потемнели.

– Не смогла сдержаться, да? Ты бросаешься французскими словечками, как будто бьешь человека в спину. Кому, как не мне, понимать, какая между нами пропасть. Я никогда не изображал из себя образованного человека, по крайней мере, у меня не было таких учителей, как у твоих драгоценных братьев. Поливай меня грязью, если хочешь, чернослив мой, но ты не сможешь отмахнуться от правды: это мои губы льнули к твоей груди. Тебе нравилось наслаждение, которое я тебе дарил, но при этом ты не забывала о наших различиях и о моих недостатках.

Уинни не стыдилась их близости. Просто он не нашел нужных слов, и ей хотелось опуститься на пол и зарыдать.

– Ты хам и хвастун! Я отлично понимаю: берут то, что предлагают. И прекрасно осознаю, от чего ты отказываешься.

Кинан не сводил с нее глаз. Словно со стороны Уинни наблюдала за тем, как сжимаются его пальцы, как будто он представлял ее в своих объятиях. В глазах Милроя плескалась страсть. Так грустно, что он не смог высказать того, что кипело у него внутри, она ведь так жаждала его признаний! Так же сильно, как и прикосновений.

– Трус! – бросила Уинни в лицо Кинану и увидела, как он побледнел – удар пришелся прямо в цель. – Зачем ты сегодня пришел?

– И правда, зачем? Неблагодарная дикая кошка! – взорвался Милрой. – Со дня нашего знакомства ты прячешься за проблемами. Я положил им конец.

Уинни провела пальцами по одной из любимых ваз своей матери.

– Для меня возможно. А для тебя? Эти люди не привыкли, чтобы мешали их планам.

Лицо Кинана стало совершенно серьезным.

– Я тоже к этому не привык. И тебе, и этим мерзавцам стоит принять это в расчет.

Он подставил себя под удар. Они могли бросить ему вызов.

– Ты не должен отвечать за меня, Кинан Милрой.

– Как и ты за меня, – раздраженно, как и она, ответил он. – Тебя это не касается.

«А жаль!» – подумала девушка. Кинан говорил чистую правду.

– У тебя талант: ты умеешь разделять плотские утехи и чувства. Я же не способна безжалостно рвать свою душу на части. Поэтому мне приходится выбирать.

Милрой обнажил зубы в подозрительной усмешке.

– Опять условия, Уинни?

Она мимоходом дернула плечом, чтобы снять накопившееся напряжение.

– Да, если хочешь. Моя роль в твоей кампании против герцога Рекстера закончена, поскольку я не имею ни малейшего желания выходить замуж за лорда Невина. – Уинни взглядом пресекла его возражения. – Ты рисковал жизнью, чтобы защитить мою репутацию. Но, сделав меня своей любовницей, перечеркнул сей благородный поступок.

Испуганный Милрой хотел было подойти к Уинни, но остановился, когда она попятилась.

– Ты мне не любовница! – с негодованием воскликнул он.

– Да? Я недостойна даже того, чтобы быть твоей любовницей?

– Нет! Ты все переворачиваешь с ног на голову, черт побери!

Девушка коснулась живота, уже жалея Милроя.

– Ты так и не впустил меня в свою жизнь. А как же любовь, Кинан? Ведь были в твоей жизни люди, которых ты любил?

Ее спокойный голос, казалось, вывел его из себя.

– Пару человек… Какая разница?

Глаза Уинни невольно наполнились слезами.

– Разница есть! Почему я никогда не видела тех, кому отведено место в твоем загадочном сердце?

– Им не место в твоем мире, Уинни. И мне там тоже не место.

– Не надо! Имей мужество признать, что ты сам являешься рабом предрассудков. Я никогда не попрекала тебя тем, что ты не знатен. Мне больно, от того что ты стыдишься своих чувств ко мне. – Она отвернулась и решительно вытерла выступившие слезы.

Ошеломленный Кинан схватил ее за руку, не давая уйти.

– Стыжусь? Какая глупость! У меня замирает сердце, когда я всего лишь смотрю на тебя!

– Думаешь, ты первый сказал мне о том, что я красива? – рыдала девушка. – Множество мужчин рассыпа́лись передо мной в комплиментах в надежде завоевать мое сердце. Кроме сожаления, что я не могу ответить на их чувства, я ничего не испытывала. Ты единственный, кого я полюбила. И предложила тебе все… рискнула всем… в надежде… – Злость и разочарование не дали ей закончить.

– На что ты надеялась, Уинни? – продолжал Кинан настаивать на ответе.

Она покачала головой.

– Уже ни на что. Большего я тебе дать не могу, иначе погублю себя. Оставь мне хоть что-то, когда уйдешь.