* * *

Граф оставался в официальном статусе больного всего один день, поднявшись с постели, когда понял, что Дорина твердо решила не переступать порога его комнаты.

На второе утро он встретился с ней в кабинете, где она открывала письма.

— Спасибо, что не ушли, — сказал он.

— Я обещала остаться, пока здоровье вашего сиятельства не поправится, — сухо ответила она.

— Я тронут вашей заботой о моем здоровье, хотя она и не подвигла вас навестить меня.

— В этом не было нужды, — сказала девушка, не поднимая глаз от стола. — Ваш камердинер вполне способен делать все необходимое.

Граф с беспокойством отметил, что Дорина намеренно оделась отталкивающе, в простую блузку, а волосы прилизала и немилосердно стянула на затылке. Увидев это, он понял, что его не простили и что нужно взвешивать каждый свой шаг.

— Давайте посмотрим корреспонденцию, — сказал он, принимая заданный Дориной деловой тон.

— Вот тут письма, которые срочно требуют вашего внимания…

Девушка подвинула их к графу, и они принялись за работу. Тот диктовал ответы до тех пор, пока в силах был выносить напряженность обстановки, потом встал и сказал:

— Боюсь, я слишком загрузил вас работой. Сможете справиться с ней за день?

Если бы Дорина сказала «с легкостью», он поручил бы ей что-нибудь еще. Он ужасно боялся, что она ускользнет.

Однако девушка ответила:

— Возможно, я не успею все это…

— В таком случае можете закончить завтра. Я сейчас уеду. Когда вернусь, непременно расскажете мне о любых проблемах, которые могут возникнуть.

— Я так и сделаю, милорд.

Она не подняла головы, и в следующую минуту граф удалился.

Услышав, как за ним закрылась парадная дверь, Дорина позволила плечам расслабиться. Все время, пока граф находился в кабинете, она была в напряжении; понимая, что должна оставить этот дом, она почему-то не могла вырваться из его плена.

Разве может кто-то из мужчин стоить того, что она пережила позапрошлой ночью?

«Моя работа стоит того, — уговаривала себя Дорина. — Я должна остаться, чтобы больше узнать».

Но потом она вспоминала голос графа, когда тот молил ее о прощении, вспоминала чувство, испытанное ею, когда его губы касались ее губ, и понимала, что истинная причина не имеет никакого отношения к работе.

Ранним вечером граф вернулся домой в состоянии радостного волнения. Он прямиком направился в кабинет Дорины; его глаза сияли.

— Что же такое случилось? — спросила она, едва не рассмеявшись при виде выражения детского восторга на его лице.

— Я был на одном из своих заводов в другой части Лондона, и у меня прекрасная новость.

— Расскажите, — нетерпеливо попросила она.

— Недавно вы спрашивали меня о самодвижущемся экипаже, и я ушел от ответа. Так вот, теперь я могу сказать вам, что сделал большой шаг вперед.

Дорина судорожно вздохнула. Для графа это было замечательным развитием событий, а вот ее это разрывало пополам. Она искренне желала ему успеха, но хотела и собственного.

— Мы будем первыми! — взволнованно говорил он, сжимая ее руки. — Только представьте! Это революция, и мы пойдем впереди всего мира!

— Но… на днях вы говорили так, будто это произойдет лишь в далеком будущем.

— Знаю. Я не мог позволить себе надеяться, мне казалось, что говорить об этом преждевременно — дурная примета. Но теперь… теперь все иначе, и первым, кому мне захотелось рассказать об этом, были вы. Понимаете почему?

— Да, — медленно произнесла она. — Думаю, что понимаю.

Дорина металась между радостью за него и отчаянием от безысходности своего положения. Граф хотел сближения с ней, этого же хотела и она. В то же время ставилось под угрозу лидерство компании ее отца в создании нового чуда инженерной техники. А еще девушку ужасало то, что она не могла быть с ним откровенной.

Чему она предана? Компании отца, в этом Дорина была уверена. Так должно быть…

Однако этот человек заставлял ее чувствовать, будто важно только одно: быть с ним рядом.

Граф, похоже, заметил, что все еще держит руки Дорины в своих ладонях, и отпустил их, внезапно смутившись.

— Я хочу, чтобы вы сейчас поехали со мной и своими глазами увидели мое изобретение, — сказал он, — потому что вы — единственный человек, который может это оценить. Вы должны сами все увидеть, ибо, если я его опишу, вы не поверите. И я хочу рассказать вам все с самого начала: как это планировалось, и как мои идеи вызревали до тех пор, пока не привели к успеху. Поедете со мной?

— Конечно! — радостно воскликнула Дорина.

— Тогда скорее надевайте шляпку и плащ — и в путь!

События сменяли друг друга в таком вихре, что у Дорины не было времени для раздумий. Только когда они сели в экипаж и быстро понеслись, она почувствовала угрызения совести.

— Вы уверены, что можно мне столь многое доверить? — робко спросила девушка. — Если это изобретение новое и революционное, на нем можно заработать целое состояние.

— Надеюсь, так и будет.

— Но вы ведь понимаете, что наверняка есть другие люди, которые пытаются сделать то же самое. Если великое изобретение «витает в воздухе», о нем одновременно думают несколько человек, потому что пришло его время.

Граф с интересом на нее посмотрел.

— Как странно, что вы говорите это, — задумчиво произнес он. — Все верно, но мало кто об этом знает. По-видимому, вы разбираетесь в моем бизнесе больше, чем я мог себе представить.

— Я… я просто кое-кого процитировала, — запинаясь, сказала Дорина.

— Скажете кого?

— Нет, — твердо ответила она. — Я всего лишь хочу предостеречь, чтобы вы не рассказывали мне слишком много о своем чуде. Откуда вы знаете, что я не шпион из вражеского лагеря? Вы сами говорили, что я подозрительно хорошо информирована.

Граф рассмеялся.

— Зачем вы пытаетесь заставить меня плохо о вас думать? Кем бы вы ни были, откуда бы ни пришли, я знаю, что могу вам доверять.

— Простите, милорд, но вы ничего такого не знаете.

— И все-таки знаю. Все, я ничего больше не желаю слушать. Мы скоро приедем на завод. Он расположен в не слишком приятном районе, но не тревожьтесь. С вами ничего плохого не случится.

Выглянув из окна, Дорина убедилась, что граф прав. Улицы были грязными и бедными, хотя в этот час, когда начинали зажигаться фонари, выглядели даже веселыми. Впрочем, каким бы неблагополучным ни казался район, Дорина не волновалась. Он напоминал ей места в Бирмингеме, где располагались заводы ее отца. Эта честная бедность нравилась ей куда больше блистательной гнили «Альгамбры».

Наконец они остановились у строения, выглядевшего как очень большой сарай с широкими воротами. Изнутри струился свет, а на пороге их встречали несколько человек.

Граф помог Дорине выйти из экипажа и коротко представил ее как своего секретаря. Поскольку на девушке все еще была отпугивающая одежда, никто не счел это странным.

Они зашли в огромный сарай, освещенный электричеством и забитый техникой. Повсюду вокруг себя Дорина видела рабочих в кожаных фартуках. Это было все равно что встретиться со старыми друзьями, потому что Дорина знакомилась как раз с такими же вот людьми, когда приходила к отцу.

Девушка заметила еще кое-что знакомое: выражение радости и гордости на лицах, говорившее о труде, который принес свои плоды, об успехе, который так долго откладывался, но был наконец достигнут, несмотря на все сложности. Это было выражение чистого, ослепительного триумфа.

Такое же выражение было на лице графа.

— Итак, вы готовы к тому, что я собираюсь вам показать? — спросил он.

— Вполне.

— Нет, вовсе нет. Никто в мире к этому не готов. Экипаж, который ездит сам по себе, без лошадей. Говорили, что это невозможно сделать, но мы доказали, что это не так. Майк…

При этих словах рослый мужчина с седой головой отступил в сторону, указав на очень большой предмет, при виде которого Дорина широко распахнула глаза.

У него было четыре колеса и четыре сиденья, но на этом сходство с обычным экипажем заканчивалось. Сиденья располагались не в два ряда по два места лицом друг к другу, а двумя рядами, в которых все места были обращены вперед.

Длина конструкции составляла около восьми футов, ширина пять футов, а высота от земли шесть футов.

— Вся энергия вырабатывается здесь, — сказал граф, положив руку на громадную металлическую коробку впереди, из которой выступала длинная рукоять с колесом на конце. — Экипаж приводит в движение жидкость, которую мы называем горючим. Это работает потому, что жидкость можно сжигать. Внутри коробки поршень проталкивает горючее в цилиндр, а потом сжимает. Затем искра поджигает горючее, и оно расширяется. Когда двигатель работает на полную мощность, экипаж может ехать со скоростью четырех лошадей, скачущих галопом.

Среди людей, стоявших вокруг, пробежал восторженный шепот. Четыре лошадиные силы! Только представьте!

Граф поднял боковую часть металлической коробки, и Дорина с неподдельным интересом заглянула внутрь.

— Но если нет ни лошадей, ни поводьев, как заставить его ехать, куда вы хотите? — спросила она.

— Для этого служит руль. Я вам покажу.

Он забрался на одно из передних сидений и протянул руку, чтобы помочь девушке сесть рядом. Сиденье оказалось выше, чем предполагала Дорина, и, глянув вниз, она испытала головокружительное чувство радости и волнения. Сверху все казалось возможным.

— Давайте запускать! — крикнул граф.

— Как вы получаете искру? — спросила Дорина.

— Вот так, — ответил он, показывая на человека, который остановился перед конструкцией.

Рабочий вставил кривую спицу в отверстие в передней части экипажа и принялся поворачивать ее вокруг своей оси. На третьем обороте в металлической коробке загудело.