На всем протяжении обеда Руарк сидел, молча обводя соседей по столу угрюмым взглядом. К его вящему неудовольствию, на него никто не обращал внимания — все были заняты веселой болтовней, смеялись и шутили. К тому времени как Майра внесла праздничный пирог, настроение Руарка испортилось окончательно и безнадежно.

— Не уходи, Майра, — резко обратился он к служанке, когда пирог был разрезан. — То, что я сейчас скажу, в равной степени касается всех присутствующих, и тебя тоже.

Услышав это зловещее начало, Майра подняла брови и перевела взгляд на Сару, как бы говоря: «Ну вот, дождались…»

— Да-да, именно так. Я вот что хочу вам сказать, моя дорогая семья и любимые слуги, — оказывается, я имею полное право считать вас всех — всех без исключения! — своими злейшими врагами!..

— Аминь, брат мой! Пожалуй, начни свой счет с меня, не ошибешься, — пошутил Роберт.

Не обращая никакого внимания на то, что его прервали, Руарк продолжал свою речь. Обернувшись к Майре и укоризненно покачав головой, словно перед ним был провинившийся ребенок, он сказал:

— Меня предала женщина, которая жила в нашей семье с незапамятных времен, та, что вырастила меня почти с колыбели!..

Майра, польщенная и сконфуженная одновременно, уставилась в пол, не в силах вынести осуждающего взгляда темных глаз Руарка. Он выдержал продолжительную паузу, желая удостовериться, что смысл его слов дошел до той, кому они были адресованы, и перевел взгляд на Генри.

— А вот сидит человек, которому я доверил заботу о благополучии и процветании своей конюшни, человек, который приходится моему сыну родным дедушкой. И он, увы, тоже предал меня…

Генри нервно потер руки и повесил голову. Ему было очень стыдно. Будучи отцом сам, он в полной мере мог понять чувства Руарка.

Хотя молодой человек говорил совершенно серьезным тоном, Сара почему-то была уверена, что на самом деле это тонко рассчитанная игра. Ей стало смешно. Пытаясь скрыть улыбку, она грациозным движением поднесла ко рту носовой платок и сделала вид, что откашливается. Этот жест отвлек внимание Руарка от Генри.

— А вы, мадам! — мелодраматически воскликнул он, обращаясь к Саре. — Подумать только — я был обманут родной бабушкой, которую любил и которой доверял всю свою жизнь!..

К счастью, попытки старой леди сдержать смех увенчались успехом, иначе ответом на патетический возглас Руарка могло бы послужить хихиканье.

— А теперь переходим к главной обидчице — матери моего сына.

Энджелин, которую, в отличие от прочих провинившихся, было не так-то просто смутить, развеселить, устыдить или сконфузить, продолжала сохранять безмятежный и даже скучающий вид, лишь краем уха вслушиваясь в филиппики новоявленного папаши. Встретившись с ней взглядом, Руарк счел за лучшее не бросать ей никаких дополнительных обвинений, а перенес свой гнев на остальную аудиторию, поверженную и обезоруженную:

— Все вы оказались предателями, причем предавали меня не один, а много-много раз на протяжении последних двух лет.

Сара, наконец, сдалась:

— Ты не совсем прав, Руарк, — Томми исполнится два года лишь через месяц.

Руарк умолк и покачал головой, сраженный двуличием собственной бабки.

— Неужели никому из вас не приходило в голову, что вы лишаете меня отцовского счастья — видеть, как растет мой сын, мой первенец?

— Конечно, приходило, Руарк, — примирительно произнесла Сара.

Руарк действительно имеет право гневаться — она это хорошо понимала.

— Неужели ты полагаешь, нам самим все это нравилось? Да нас постоянно мучили угрызения совести!

— Что касается меня, Стюарт, могу тебя заверить — моя совесть была спокойна, — объявил Роберт.

Генри, нарушив свое обычное молчание, решил вмешаться:

— Закрой-ка рот, сынок, и без тебя тошно!

И он бросил укоризненный взгляд на сына.

— Если бы ты не умчался в Европу, как будто за тобой гнались по пятам, мы могли бы уладить это дело гораздо скорее, — напомнила внуку Сара. — Ни у кого из нас не было намерения так надолго его затягивать…

Это неожиданное признание не оставило Энджелин равнодушной.

— В таком случае у вас не было и другого намерения — сохранить мое доверие!

Она обвела осуждающим взглядом всех сидевших за столом:

— Руарк — не единственный, кого вы обманули. Я доверяла вам всем, а вы меня предали.

— Ну а как же иначе, моя дорогая? Мы ведь любим вас обоих. Как же мы могли обмануть только одного и не обмануть другого? Это было бы несправедливо! — с шутливой серьезностью ответила Сара.

— Можешь считать это, Энджи, своеобразным кодексом воровской чести, — заметил Роберт.

Его чрезвычайно забавляла создавшаяся ситуация, когда горе-заговорщики под напором обвинений Руарка не знали, куда деваться от смущения. Генри решил, что сказанного достаточно, и, не дожидаясь еще чьей-нибудь вспышки гнева, поспешил разить мысль, которая волновала его больше всего:

— Прошлого ведь не вернешь, девочка, и сынок твой уже не станет младше, чем он есть. Пора бы вам обоим уладить ваши разногласия и сделать то, что нужно для малыша.

Хотя Майра доложила о предстоящей свадьбе, Генри все же хотел услышать о ней своими собственными ушами от заинтересованных лиц.

— Именно это мы с Энджелин и собираемся сделать, — объявил Руарк. — Завтра вечером судья Свит поженит нас. Приглашаем вас всех на это торжество.

Все взгляды разом обратились к Роберту Скотту.

— Ну что вы все на меня уставились? — огрызнулся тот. — По мне, пусть будет так, как лучше для Томми. Я ведь тоже его люблю…

Налив стакан вина, Руарк передал его Майре, тем самым включая ее в семейный круг.

— Каждый из нас сделал или сказал нечто такое, о чем потом пожалел, — сказал он, поднимаясь с места. — На каждом из нас лежит та или иная вина. Но, как правильно заметил Генри, пора уладить наши разногласия, забыть и простить нанесенные нам обиды и сделать то, что нужно для Томми. За это я и поднимаю свой бокал.

Он бросил осторожный взгляд на Энджелин и добавил:

— Надеюсь, что ко мне присоединятся все присутствующие…

Он поднял бокал и провозгласил:

— Итак, за Томми!

«Благослови тебя Господь, Томми!» — растроганно подумала Сара, чокаясь со всеми.

Руарк не сводил глаз с Энджелин. Он заметил, как она, чуть шевеля губами, повторила его тост. Их взгляды встретились, и она медленно поднесла бокал ко рту.


Оторвавшись от утренней газеты, Руарк увидел Томми, бочком входившего в его кабинет.

— Доброе утро, Томми!

Малыш ничего не ответил, продолжая сосредоточенно и с удивлением изучать Руарка.

— В чем дело, сынок?

— Руарк — папа? — спросил малыш.

— Ах, вот оно что!

Руарк похлопал себя по ноге:

— Иди-ка сюда, Томми!

Тот с готовностью подбежал, и Руарк помог сыну вскарабкаться к нему на колени.

— Это мама сказала, что я — твой папа?

Томми кивнул.

— А она сказала, что и ты, и она теперь будете жить здесь?

— И нэнни, и деда…

— Правильно, — подтвердил Руарк.

— …и дядя Роби, и тетя Селеста…

— Да, и они тоже, — снова подтвердил Руарк. — Ты этому рад?

Он напряженно ждал ответа, но внимание малыша уже привлекла цепочка от часов, свисавшая из жилетного кармана Руарка.

— Смотри, папа, — лошадка!

С этими словами Томми потянулся за часами. Желая позабавить сына, Руарк принялся раскачивать на пальце золотой брелок, и радостный смех ребенка зазвучал мелодично, словно далекий колокольчик в летний вечер. Возбужденно захлопав в ладоши, Томми воскликнул:

— Лошадка бежит, правда, папа?

Потянувшись к часам, он схватил их и при этом непроизвольно нажал на кнопку. К изумлению ребенка, часы вдруг раскрылись. И тут же его круглые глазенки засветились восторгом при виде нового неожиданного зрелища.

— Мама! — радостно закричал он, прижимаясь губами к портрету Энджелин, обнаруженному им на внутренней стороне часов.

— Люблю мамочку, — громко объявил малыш. — А папа любит маму?

— Да, папа любит маму, — признался Руарк.

Приложив палец к губам, он заговорщически подмигнул Томми и прошептал:

— Ш-ш-ш… Пусть это будет наш секрет, ладно, Томми? Маме мы о нем не скажем…

Малыш, подражая отцу, тоже приложил пальчик к губам и прошептал:

— Ш-ш-ш…

Услышав в коридоре голос матери, Томми соскочил с колен Руарка и помчался к двери. На пороге он остановился, обернулся к отцу и, широко улыбаясь, снова приложил палец к губам:

— Ш-ш-ш…

Сердце Руарка сладостно забилось в груди. Подумать только, у этого карапуза такие же ямочки на щеках, как у Энджелин!.. Томми ждал, пока Руарк повторит так понравившийся ему жест, и, лишь услышав очередное «ш-ш-ш», направился к выходу.

— Запомни — это наш секрет! — крикнул Руарк ему вслед.

Малыш с серьезным видом кивнул и помчался разыскивать мать.

Целый день Энджелин удавалось счастливо избегать Руарка, и теперь она, самодовольно улыбаясь, любовалась в зеркале результатами своего тщательно продуманного плана. Днем она предприняла специальный вояж в Сент-Луис и приобрела там платье. Длинные рукава, высокий воротник, застегивающийся у самого горла, полное отсутствие какого-либо изящества в фасоне в сочетании с дешевой черной тканью, из которой был сшит этот «наряд», делало платье вызывающе скромным, если не сказать унылым.

— Ты уверена, что оно тебе нравится? — удивилась Селеста и скорчила гримасу. — Ты в нем выглядишь как настоящая…

— …матрона, — докончила фразу Энджелин. — Да, именно так я и хочу выглядеть.

Свои длинные черные волосы она разделила пробором строго посередине, зачесала назад, заплела в две тугие косы и скрутила в толстый пучок на затылке. Прическа, надо признаться, в целом выглядела сурово и совершенно непривлекательно.

— С этой прической ты похожа на тюремную надзирательницу, — неожиданно объявила Селеста.

Энджелин взяла невестку за руку. Многое в ее жизни все еще оставалось для нее загадкой, поэтому, услышав такое признание, Энджелин участливо спросила: