Эйна Ли - Очаровательная незнакомка

Майра как завороженная продолжала смотреть на простыни, с которых только что встала Энджелин. Та тоже обернулась и поняла, что так заинтриговало горничную. На простыне виднелись пятна — красноречивое свидетельство того, что происходило здесь прошлой ночью. Энджелин, запинаясь, попыталась что-то объяснить, но тут же сбилась и бессильно опустилась на кровать. Не в силах сдержать слезы, девушка закрыла лицо ладонями и горько зарыдала. Сев рядом с ней, Майра обняла ее и попыталась утешить.

— Мистер Руарк, да?

Энджелин молча кивнула.

— Извините меня, деточка, негоже мне совать свой нос в чужие дела.

Когда Энджелин удалось кое-как справиться с рыданиями, Майра концом передника утерла ей слезы и сочувственно проговорила:

— Ну-ну, дорогуша, не стоит так уж расстраиваться! Не вы первая, не вы последняя… У многих женщин медовый месяц начинается до свадьбы. Как говаривала моя матушка: «Если следовать добродетели легче, чем впадать в грех, то почему же на свете гораздо больше поясов целомудрия, чем целомудренных дев?»

В ответ на эту тираду Энджелин выдавила из себя слабую улыбку, а Майра, ободренная успехом, продолжала свои нежные увещевания:

— Вам совершенно незачем беспокоиться. Мистер Руарк, конечно, и собой хорош, и обольстить сумеет любую, но он порядочный человек, уж поверьте мне, дорогая! Он еще сделает из вас честную женщину…

— Нет, Майра. Он не хочет жениться на мне. Он предложил мне стать его любовницей. Скоро мы уезжаем в Нью-Йорк…

— Да неужели? Вот негодяй! — негодующе воскликнула Майра. — Его бы надо хорошенько высечь, как, бывало, я делала, когда он был еще мальчишкой…

— Руарк считает, что я… бесчестная женщина. Что у меня было много мужчин… — Энджелин в отчаянии подняла глаза на горничную: — Но это неправда! Клянусь вам, Майра, у меня не было никого, кроме мужа…

От изумления Майра широко раскрыла глаза:

— Господь с вами, деточка, да кому же придет в голову, что вы падшая женщина? Этот парень — просто дурак, вот что я вам скажу!

— Только дайте слово, что ни за что не проговоритесь Руарку о том, что я вам рассказала, — взмолилась Энджелин.

— Ну что вы, конечно! Как же можно обсуждать такие вещи с мужчиной? Можете на меня положиться, мисс, я ни слова не скажу этому негодяю. Хотя следовало бы… А впрочем, я уверена, что, в конце концов, мистер Руарк поступит с вами честно.

Энджелин же, напротив, была уверена, что Руарк никогда не женится на ней. Он обозначил свои намерения предельно ясно. Как бы ни сложилась их дальнейшая жизнь, каждый будет отвечать за себя сам.

— Я хочу уехать с ним, Майра. — Энджелин выдавила из себя слабое подобие улыбки и нежно обняла горничную. — Спасибо вам. Я никогда не забуду вашего участия и добрых пожеланий.

С этими словами она встала и начала собирать вещи, а Майра еще некоторое время сидела, раздумывая, правильно ли поступила, пообещав хранить тайну девушки. Наконец, так и не придя к определенному выводу, сокрушенно покачала головой, тоже встала и принялась менять запачканные простыни.

Выйдя из дому, Энджелин поплотнее завернулась в плащ и решительно направилась вдоль по тропинке. По правде говоря, это одеяние, долгие годы служившее ей верой и правдой, уже давно пришло в негодность и почти не спасало от внезапно нагрянувшего холода. Хотя Энджелин вступила на тропинку бодрой походкой, ее решительность быстро таяла по мере приближения к конюшне. Однако, подбодрила она себя, чем скорее будет покончено с этой неприятной миссией, тем лучше, и ускорила шаг.

Когда Энджелин вошла в конюшню, Генри как раз вел Храброго Короля в специальное стойло для случки. Сегодня жеребцу впервые предстояло зачать потомство. Кобылица, предназначенная для этого, уже находилась в стойле. Она покорно ждала, опутанная сбруей, которая лишала ее способности двигаться. Генри остановился, чтобы дать Энджелин возможность приласкать любимого коня.

— Ну, как поживает мой малыш? — нежно заворковала она в самое ухо Храброго Короля.

Из соседнего стойла раздалось негромкое ржание кобылицы, и жеребец тут же навострил уши. Резко рванувшись в сторону от испуганной Энджелин, Храбрый Король бросился на этот призывный звук.

— Отпусти-ка парня, девочка. Ему предстоит сегодня мужская работа, — посоветовал Генри.

«Да, работа и впрямь мужская», — с горечью подумала Энджелин. Нетерпеливое стремление Храброго Короля взобраться на привязанную кобылицу напомнило ей предыдущую ночь, когда она сама в объятиях Руарка была столь же беспомощной, как эта кобылица, и, что самое ужасное, так же желала его! Погруженная в свои невеселые размышления, Энджелин не двинулась с места. Генри, снимавший в этот момент уздечку с Храброго Короля, спросил раздраженно:

— Ты что, не слышишь меня, девочка? Я ведь уже сказал, что занят!

Голос отца вывел Энджелин из задумчивости. Отдавшись своим мыслям, она на какое-то время даже забыла, зачем пришла сюда и что собиралась сказать ему.

— Папа, мне надо с тобой поговорить.

Генри покачал головой:

— Не сейчас. И вообще, шла бы ты отсюда, — попросил он, продолжая работать. — Это зрелище не для леди.

— Боже мой, папа, да я уже сто раз видела случку!

Энджелин открыла ворота, и Храбрый Король потрусил к кобылице.

— Интересно, как бы нам иначе удалось сохранить Скотткрофт во время твоего отсутствия? Пока шла война, я ведь не сидела в гостиной с вышиванием, — напомнила она отцу резким тоном.

— Нет, детка, не сидела. Сдается мне, что ты провела больше времени в конюшне, чем в гостиной. Но, по-моему, пора отбросить эти воспоминания и снова стать леди — такой, какой хотела тебя видеть твоя покойная мать!

«Прекрасное начало для того, чтобы посвятить его в мои планы», — подумала Энджелин. Повернувшись лицом к отцу, она облокотилась на перегородку и сказала:

— Я для того и пришла. Ты совершенно прав, папа, — мне пора подумать о будущем. — Запнувшись в поисках подходящего выражения и так ничего и не придумав, она бесхитростно добавила: — Руарк Стюарт предложил мне поехать с ним в Нью-Йорк.

В ответ Энджелин ожидала услышать от разгневанного отца многословную тираду, но Генри, занятый своей работой, был целиком поглощен лошадьми и, похоже, не придал особого значения тому, что услышал от дочери.

— Ну что же, он славный джентльмен. Только я что-то не пойму, зачем тебе ехать с ним в Нью-Йорк, детка… — И вдруг в его голосе появились совсем иные нотки: — Ну-ну, вот умница! Я так и знал, парень, что ты нас не подведешь…

Изумленная Энджелин подняла глаза на отца и увидела, что все его внимание снова переключилось на лошадей. С таким же успехом она могла обращаться к стене, подумала девушка с горечью.

— Мы можем поговорить об этом позднее, — пробормотала она, разочарованная тем, что ее попытка не увенчалась успехом.

Энджелин уже намеревалась выйти из конюшни, но Генри неожиданно остановил ее: — Постой-ка, детка, не убегай. Вот теперь, когда дело сделано, можно и поговорить. Так что ты собиралась рассказать мне?

И, не дожидаясь ответа дочери, вошел в стойло и начал взнуздывать Храброго Короля.

— Завтра пустим его к другой кобылице, и если все пойдет гладко, через год в это же время у нас будет парочка славных жеребят!

Энджелин беспомощно взглянула на отца. Ну что толку говорить с ним? Сначала Руарк, а теперь вот отец… За короткое время девушка с болью в душе убедилась, что абсолютно ничего не значит в жизни двух самых дорогих для нее людей.

Оскорбленная в своих лучших чувствах, убежденная, что и отец, и Руарк предали ее любовь, она с вызовом взглянула на Генри:

— Я стала любовницей Руарка. Вот почему я собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк.

На этот раз старания Энджелин увенчались успехом — похоже, до Генри дошел смысл того, что сказала ему дочь. Ошеломленный услышанным, старик перестал возиться с жеребцом и немигающим взглядом уставился на Энджелин. На минуту ему показалось, что он ослышался.

— Ты что такое говоришь, девочка?

— Я — любовница Руарка и собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк, — повторила она.

У Генри Скотта, как и у большинства людей, были свои достоинства и недостатки. Но по натуре он был человеком мягким и настоящим джентльменом, то есть мужчиной, для которого честь женщины стоит превыше всего. Он считал, что женщина должна быть безупречна, а в особенности его собственная дочь — живое воплощение милого образа своей матери и отрада его сердца. И вот теперь эта самая дочь поступилась не только своей честью, но и нанесла чувствительный удар по его родительской гордости. До сих пор Генри утешался мыслью, что, хотя сам он человек слабый и подвержен разного рода порокам, у него есть дочь, есть его Энджелин, сила характера которой помогла ему пережить плохие времена и служила утешением во времена хорошие. Сердечная боль от шокирующего заявления, которое она только что сделала, проникла в самую глубину его существа. Для старика это означало не просто потерю самоуважения. Теряя Энджелин, он терял единственное, что у него осталось в жизни. Жена, которую он обожал, сын, которым он так гордился, — этих самых дорогих ему людей он лишился. А вот теперь и дочь, которую он любил и уважал, погибла для него навсегда… Причем погибла по собственной своей вине. Она обманула доверие отца, предала свою мать, это воплощение чистоты и набожности, оказалась недостойной любви и уважения брата, который просто обожал ее.

Обычно кроткий и мягкий, Генри разразился справедливым гневом:

— Ну и ну, дочь моя! Как же ты могла так поступить? У тебя что, совсем стыда нет?

— Извини, отец. Я люблю Руарка и хочу быть с ним. Но он не собирается на мне жениться, он сам мне это сказал.

— И все же ты хочешь уехать с ним? — укорил ее Генри.

— Но я люблю его, папа! Ты что, не понимаешь? — выкрикнула Энджелин в отчаянии, удрученная тем, что он не хочет понять ее чувства.