– Мама и… миссис Вейкфилд были кузинами и выросли вместе, – пояснила Ноэлла.

И, говоря это, решила, что правильно поступает, рассказывая графу обо всем таким доверительным тоном, – у него не должно возникнуть никаких подозрений.

– И пока вы там жили, – продолжал граф, – ваша мать умерла.

Он так и сказал «ваша», а не «наша». Голос его при этом звучал настолько сурово, что Ноэлла поняла: все, что ей только что поведала нянюшка, соответствует действительности. Однако у нее хватило благоразумия держать эти соображения при себе. Она лишь потупила взгляд, сделав вид, что рассматривает свои руки, и длинные ресницы легли на ее щеки.

– Думаю, вам не хотелось бы говорить об этом, – заметил граф. – Мне, признаться, тоже. Так что впредь я не собираюсь говорить о вашей Матери. И слышать о ней никогда не желаю!

Ноэлла даже поразилась – такая в его голосе звучала ненависть. Представив себе, как отреагировала бы на подобное заявление Ноэлли, юна тихо проговорила:

– Она была… и вашей матерью… После смерти капитана Фэаберна… она жестоко страдала.

– Не желаю об этом слышать! – резко бросил граф. – Если она страдала, так поделом ей! Она совершила мерзкий поступок. Ни одна женщина, будучи в здравом уме, не станет убегать от мужа с каким-то проходимцем, бросив… собственного сына!

Перед последними словами он невольно сделал паузу, и Ноэлла поняла, что его больше всего возмущает. Его мать забрала с собой дочь, а единственного сына оставила. Она бросила своего ребенка, хотя знала, как сильно ему будет ее не хватать. Неужели из-за любви можно решиться на такой ужасный поступок?

– Но все это в прошлом, – проговорил граф уже совершенно другим тоном. – А сейчас, Ноэлла, вам предстоит освободиться от дурного влияния вашей матери и постараться стать достойной памяти своего отца.

Договорив, он прошагал от камина до стола и обратно.

– Я долго размышлял над тем, как мы будем жить дальше, – продолжал он. – И хочу, чтобы вы сразу же поняли: я не потерплю от вас поведения, которое в вашей прежней жизни могло считаться нормой.

И, переведя дыхание, добавил:

– Я считаю прискорбным, что молоденькая девушка оказалась причастной к греховной жизни, которую вела ее мать, жизни, смысл которой заключался в шатании по всем игорным домам Европы!

Ноэлла слушала его, широко раскрыв глаза. Она догадывалась, что нормальных людей шокирует распущенное поведение венецианцев, которые думают только об удовольствиях. Ноэлли кое-что рассказывали ей и о полной развлечений жизни богатеев Рима, резко отличавшейся от жизни бедняков Неаполя и других городов Италии. Однако познания ее в этом вопросе были крайне скудны, и сейчас Ноэлла недоумевала, как могла эта жизнь оказать пагубное влияние на Ноэли. Считая своим долгом хоть как-то защитить Ноэлли и ее мать, она проговорила:

– Думаю, вы слишком строго судите об этих местах. Уверяю вас, я никогда не была ни в одном казино и не имела ничего общего с картежниками.

– Как вы можете такое говорить, – повысил голос граф, – когда вы жили под одной крышей с Д'Арси Фэаберном? Не обманывайте меня, Ноэлла! Он был заядлым игроком, дамским угодником и подонком, с которым ни один уважающий себя человек и разговаривать не станет!

В голосе графа звучало нескрываемое презрение. А поскольку говорил он негромко, его страстная речь возымела действие, подобное удару хлыста. Несколько секунд казалось, что воздух в комнате раскалился от ярости.

Ноэлла первой прервала неловкое молчание, робко проговорив:

– Если вы так считаете… может быть, мне не стоило… приезжать сюда… Наверное, лучше будет… если я уеду…

И уже после подумала, что делать, если он и вправду согласится? Куда ей тогда деваться?

– Вы останетесь здесь, – решительно заявил граф. – А уж я позабочусь о том, чтобы с этого времени вы вели жизнь достойную и общались лишь с людьми, которых я считаю порядочными.

И, в очередной раз подойдя к камину и встав к нему лицом, продолжал:

– Впредь я буду давать вам указания, как поступать и что говорить, а когда сочту, что вы уже освободились от дурного влияния ваших прежних знакомых, я выдам вас замуж!

– 3… замуж? – пролепетала Ноэлла.

– Естественно, это будет человек, порядочный во всех отношениях. Однако, учитывая ту жизнь, которую вы вели с самого детства, полагаю, это произойдет нескоро.

– Ну пожалуйста! – проговорила Ноэлла дрожащим голосом. – Не выдавайте меня замуж! Я хочу стать женой человека, которого я полюблю!

– Да что вы знаете о любви? – вспылил граф. – За исключением того, что какая-то лживая, порочная женщина увезла вас из приличного дома, вырастила в окружении разврата, а потом оставила пребывать в крайней нужде!

Слова слетали у него с языка, как пистолетные выстрелы. Резко обернувшись к Ноэлле, он бросил:

– Вы только взгляните на себя! Посмотрите, что наделала с вами эта ваша любовь!

Ноэлла тихонько вскрикнула, а граф продолжал:

– На вас платье, которое и кухарка-то постесняется надеть! Вас уже ветром сдувает, такая вы тощая! А почему? Потому что не было денег даже на еду! Что у вас вообще есть? Да ничего! Одни жалкие лохмотья!

И помолчав, грозно добавил:

– Зарубите себе на носу раз и навсегда – любовь такое чувство, которого следует стыдиться!

Взрыв его гнева был настолько неожиданным, что Ноэлла, потрясенная, смотрела на графа во все глаза. И в то же время в глубине души она никак не могла его понять. Почему любовь его матери к капитану Д'Арси Фэаберну кажется ему чем-то грязным? Однако, чувствуя, что выяснять это сейчас не стоит, Ноэлла сидела молчала. Она так крепко стиснула руки, что даже костяшки пальцев побелели, лицо стало белым, как мел, а в огромных, во все лицо, глазах застыл страх. Граф, взглянув на нее, видимо, почувствовал себя так, словно ударил ребенка, и, раздраженно фыркнув, отошел к окну. Невидящими глазами смотрел он в даль.

После долгого неловкого молчания Ноэлла робко проговорила:

– Мне… очень жаль.

– Кого? Себя? – обернулся к ней граф.

– Нет… вас. Вам… столько пришлось… перенести. От чего вы… так… ожесточились.

Если граф и удивился, он не подал вида. После еще одной продолжительной паузы, в течение которой Ноэлла мучительно раздумывала, сидеть ей или встать и уйти, он обернулся.

– Первое, что нам предстоит сделать, – проговорил он уже совершенно другим тоном, – это купить Вам одежду.

Видя, что подобный тон дался ему нелегко, Ноэлла, решив приободрить графа, подхватила:

– Это было бы… просто замечательно! Когда я одевалась, чтобы идти к вам… мне казалось, что я буду выглядеть… более прилично, если просто завернусь… в штору… или в гобелен… если вы разрешите мне снять его со стены.

Граф долго сдерживался, однако не выдержал и расхохотался.

– Ну, в подобном одеянии вы выглядели бы более чем странно, – заметил он. – Но не беспокойтесь. Я уже послал в Йорк карету и приказал доставить сюда самую лучшую портниху города.

Ноэлла восторженно ахнула, а граф продолжал:

– Потом мы, быть может, отправимся в Лондон, но пока вы не будете выглядеть так, как подобает настоящей леди, не стоит показывать вас кому бы то ни было.

– Да, конечно, – согласилась Ноэлла. – Только… можно я вас… кое о чем попрошу?

– Ну конечно!

– Не могли бы вы… дать нянюшке и Хокинсу… немного денег? Они так давно… не получали… жалованья.

И, увидев, что граф нахмурился, поспешно добавила:

– Ну пожалуйста!

Подумав секунду, граф заметил:

– Полагаю, что женщина, которую вы зовете «нянюшка», была у миссис Вейкфилд горничной, а Хокинс слугой.

Ноэлла поняла: ей нужно было заранее обдумать, кто такие нянюшка и Хокинс, или, что еще лучше, это нужно было сделать кузену Джасперу. Лихорадочно пытаясь придумать правдоподобное объяснение, она наконец проговорила:

– Да, вы совершенно правы. Нянюшка была горничной миссис Вейкфилд, однако она заботливо ухаживала за мамой до самых последних ее дней.

При упоминании матери граф нахмурился, и Ноэлла поспешно принялась рассказывать про Хокинса:

– А Хокинс носил из леса дрова, чтобы мы не замерзли, и ловил кроликов… другой еды у нас не было.

И дрожащим голосом добавила:

– Я знаю, что без них… я бы тоже умерла…

Хмурое лицо графа разгладилось.

– В таком случае они, естественно, должны быть вознаграждены. Теперь я понимаю, почему вы их не оставили.

– Если бы я это сделала, единственное, куда они могли бы отправиться, это работный дом.

– Забудьте об этом! – сказал граф. – Забудьте о том, что вам пришлось пережить. А ваших слуг можете оставить при себе, пускай они и впредь присматривают за вами.

– О, благодарю вас, благодарю! – воскликнула Ноэлла. – Этого мне хотелось бы… больше всего на свете!

– Даже больше, чем новых нарядов?

– Надеюсь, вы мне в них не откажете, ведь как вы только что сами сказали, сейчас даже статуи шокированы моим видом!

И, увидев на губах графа легкую улыбку, продолжала:

– Я совершенно уверена… что Церера одарила меня… презрительным взглядом, когда я только что… проходила мимо.

Граф не выдержал и расхохотался.

– И как это вы только узнали ее? А теперь пойдемте, я познакомлю вас с другими знаменитостями замка.

– С величайшим удовольствием! – воскликнула Ноэлла. – А еще надеюсь, вы позволите мне прочитать все книги, которые находятся в этой комнате?

– Все-все? – поразился граф.

– Если только вы позволите. А это значит, мне придется задержаться в этом замке… по крайней мере, еще лет на сто.

Граф издал еще один резкий смешок, показавшийся Ноэлле немного странным, – она не знала, что он редко смеется. Они обошли библиотеку по кругу, и Ноэлла, к своему удивлению, обнаружила, что, помимо очень старых книг, здесь собраны произведения современных авторов – «Женщины как они есть» миссис Гор, пятая новелла Эдварда Балвера Литтона, а также поэмы лорда Байрона.