Трудно было ожидать, чтобы лорд и леди Лакстон оповестили свет о пропаже дочери, и, поскольку Дебора не имела доступа в их круг, она понятия не имела, как они восприняли вежливый ультиматум дочери. Леди Мейблторп была знакома с этим семейством, но когда ее сын попробовал словно бы между прочим задать ей несколько вопросов, он узнал только, что она всегда считала Августу Лакстон чрезвычайно неприятной алчной особой и что никто представить себе не может, как она надеется пристроить ораву дочерей. Когда сын спросил ее, бывает ли она у Лакстонов, она ответила, что ездит туда только тогда, когда этого никак нельзя избежать.

Леди Беллингем, хотя, по ее словам, она смирилась с невообразимыми глупостями, которые вытворяет ее племянница, все же настойчиво допытывалась у последней, что они будут делать со своей гостьей, если в «Морнинг пост» так и не появится объявление ее родителей о готовности все забыть и простить.

– Не может же она скрываться всю жизнь, – говорила она Деборе, не очень, впрочем, надеясь, что ее доводы будут услышаны. – Ну разве хорошо молоденькой девушке гулять только по вечерам, да и то под густой вуалью? Августа Лак-стон вряд ли сильно изменилась с тех пор, как я ее знала. А это значит, что она рада-радешенька избавиться хоть от кого-то из своего выводка и даже не подумает ее разыскивать.

– Хорошо бы, если бы это было так, – отозвалась Дебора. – А я вот боюсь, что она наймет сыщика, чтобы он разыскал Фебу.

От подобной мысли леди Беллингем изменилась в лице:

– Не пугай меня, Дебора! Господи, что же ты наделала! Ты только подумай, какой будет скандал, если к нам в дом заявится полиция! Лакстоны подадут на нас в суд!

– Не пугайтесь, тетя, ничего подобного нам не грозит. Никто не знает, что я знакома с Фебой, а Адриан и вовсе выше подозрений.

Но это опасение так прочно засело в голове леди Беллингем, что, наверно, вызвало бы приступ сердечных спазм, если бы его не вытеснила другая, более реальная угроза.

На следующее утро Дебора получила короткую записку от мистера Равенскара.

Ее принесли, когда она завтракала с теткой и своей протеже. Она не узнала прямой и твердый почерк, и герб на печати был ей незнаком. Повертев конверт в руках, она открыла его и вынула листок меловой бумаги.

Жуя бутерброд, Дебора пробежала глазами по строчкам и вдруг подавилась куском. Ахнув, она попыталась проглотить крошку хлеба, попавшую ей в дыхательное горло, и надолго закашлялась. К тому времени, когда леди Беллингем, сильно похлопав ее по спине, вернула ей способность говорить, Дебора успела сообразить, что ей не следует сообщать тетке про содержание письма в присутствии мисс Лакстон, и она до конца завтрака сидела, держа его на коленях. Леди Беллингем заметила, что Дебора необычайно молчалива, и, приглядевшись, увидела, что ее глаза потемнели от гнева, а щеки пылают лихорадочным румянцем. У нее упало сердце – она слишком хорошо знала, что предвещают подобные признаки.

– Надеюсь, ты не получила какое-нибудь дурное известие, детка? – робко спросила она.

– Дурное? – переспросила Дебора, сидя очень прямо на стуле. – Откуда вы взяли? Вовсе нет!

Это заверение отнюдь не уняло тревогу леди Беллингем, и она нервно ерзала на стуле до тех пор, пока Феба не ушла к себе. Когда за ней затворилась дверь, леди Беллингем повернулась к Деборе и потребовала ответа:

– Что случилось? Сейчас же мне скажи! Я хочу знать худшее, а то мне станет плохо. Что, Лакстоны узнали, где прячется Феба?

– Это милое послание, – сказала Дебора, с отвращением глядя на конверт, – пришло не от Лакстонов. Его прислал мистер Равенскар.

– Да что ты говоришь, милочка! – воскликнула ее тетка, мгновенно оживая. – Тебе не кажется, что на этот раз тебе нужно согласиться? Сколько он предлагает?

– Вы ошибаетесь, сударыня, он ничего не предлагает. Он мне угрожает!

– Угрожает? Святый боже, чем?

– Мистер Равенскар имеет честь уведомить меня, что он приобрел – приобрел! – некие долговые расписки и залоговую квитанцию на этот дом.

– Что! – возопила леди Беллингем. – Как это он их приобрел? Они у Ормскерка! Ты же сама знаешь! Он придумал это, чтобы тебя напугать.

– Нет, не придумал. И я его ничуть не боюсь! Ясно, что он заполучил их от Ормскерка.

– Я не могу в это поверить! Ормскерк никогда бы их ему не отдал!

– Вы же говорили, тетя Лиззи, что Ормскерк сильно проигрался, – напомнила ей Дебора. – Если Равенскар предложил ему купить долговые письма и закладную, он, наверно, рад был выручить за них хоть какие-то деньги.

– Какое предательство! Это неслыханно! Кроме того, если он расстался с долговыми расписками, как он может надеяться уговорить тебя?

Дебора задумалась, наморщив лоб.

– Полагаю, он не очень-то и рассчитывал меня уговорить, – наконец сказала она. – А если он услышал, что я выхожу замуж за Адриана, то зачем ему расписки?

– Я с ума сойду! – заявила леди Беллингем, хватаясь за голову и сдвигая с места капор. – Ничего хуже и придумать нельзя! Вот ты и доигралась – потеряла и Мейблторпа, и Ормскерка! Ну как можно быть такой непредусмотрительной, Дебора! Тебе надо немедленно выйти замуж за Адриана.

– Вздор! Он еще несовершеннолетний. Кроме того, я вовсе не хочу выходить за него замуж!

– Ну конечно! Ты хочешь от него отделаться, подсунув ему эту девочку! Какое расточительство! Просто подумать страшно! Но если долговые расписки у Равенскара, то тебе ничего не остается, как немедленно тайно обвенчаться с Адрианом – если только ты не хочешь совсем его упустить. Ты скажешь, что тайный брак никому не делает чести, но что нам остается? Мы в отчаянном положении.

– Надо их как-то заполучить, – сказала Дебора, которая не очень прислушивалась к словам тетки.

– Что заполучить?

– Долговые расписки и закладную квитанцию, конечно, что еще?

– Ты готова отказаться от Адриана? – спросила леди Беллингем. – Может, дело дойдет и до того, но, по-моему, лучше тайно выйти за него замуж.

– Если я пойду на такую глупость, Равенскар и леди Мейблторп обратятся в суд, и брак будет объявлен недействительным. Он воображает, будто загнал меня в угол, но я ему еще покажу!

– Не надо ему больше ничего показывать, Дебора, умоляю тебя! – взмолилась ее тетка. – Видишь, что получилось из-за твоего упрямства. Если бы ты пошла с ним на примирение!

– На примирение! Да я буду сражаться с ним до последнего вздоха! Как бы только отнять у него долговые расписки?

– Ты не можешь их у него отнять, – с отчаянием сказала леди Беллингем. – А что он пишет в письме?

– Что он с радостью их мне вернет в обмен на свободу своего кузена. Как он смеет так меня оскорблять! Я никогда его не прощу!

– Вернет, значит? Что ж, дорогая, по-моему, это очень благородное предложение. Конечно, двадцать тысяч фунтов было бы лучше, но какое бы я испытала облегчение, избавившись от этих долгов!

– А если я не прогоню Адриана, то он потребует уплаты через суд.

Леди Беллингем застонала:

– Изверг! Я не могу с ним расплатиться! Он, наверно, хочет, чтобы я умоляла его на коленях, но этого я делать не стану! Ни за что!

– Умолять его на коленях! – воскликнула Дебора. – И не думайте! Я с вами тогда перестану разговаривать!

– Да со мной, вероятно, все перестанут разговаривать – во всяком случае все, чью дружбу я ценю, – потому что я буду сидеть в долговой тюрьме и там, видно, и закончу жизнь. О Дебора, как ты можешь быть такой бессердечной?

Дебора обняла свою вконец упавшую духом тетку:

– Я вовсе не бессердечная, милая тетя, и никто вас не посадит в тюрьму. Этот отвратительный человек вовсе не хочет наказывать вас – он злится на меня. Он надеется запугать меня, но я найду как ему отплатить, он еще узнает! Я отберу у него эти расписки, и с Адрианом я тоже не расстанусь – то есть мне он, конечно, не нужен, но Равенскар об этом не узнает, пока не признает себя побежденным… и…

– Перестань! – вскричала ее тетка. – Я не могу этого слушать! Тебе обязательно надо нас погубить! Я согласна, что Равенскар – пренеприятный человек, да и к тому же он как-то странно себя ведет. Если он хочет потребовать оплаты счетов, почему он об этом не скажет мне? Это же тебя совсем не касается.

– Он написал мне, потому что зол на меня и хочет со мной расквитаться. А к вам, тетя, он не имеет никаких претензий, так что вам ничто не грозит. Он все это делает от злости! Но я его проучу!

Поскольку никакие доводы не действовали на Дебору, леди Беллингем отказалась от попыток образумить племянницу и на слабых ногах поплелась к себе в будуар, где провела грустное утро, пытаясь обнаружить ошибку в счете, который ей прислала портниха, и убедить Мортимера, что огарки свеч, которые остаются после вечеров в игорных залах, можно с пользой использовать на кухне. Поскольку ей не удалось преуспеть ни в одном из этих предприятий, настроение у нее так и не улучшилось; более того, оно бы значительно ухудшилось, знай она, что замышляет ее племянница. Но Дебора сочла разумным не посвящать ее в свои планы, и леди Беллингем поехала кататься в парке, не подозревая, какие тучи сгущаются над ее несчастной головой.

Дебора долго не могла придумать, как парировать последний выпад Равенскара. Казалось, что все карты у него в руках, но Дебора так твердо решила бороться до последнего, что мысль о том, чтобы уступить в неравной борьбе, ей даже не приходила в голову. Она уведомит его, что никогда и не помышляла о браке с его кузеном, только когда он будет окончательно посрамлен. И получит огромное удовлетворение от собственного великодушия. А поддаться на подкуп или угрозы – для этого надо совсем не уважать себя!

Дебора рисовала в своем воображении разнообразные неприятности, которые она с наслаждением причинила бы мистеру Равенскару, но которые, к сожалению, были неосуществимы, но потом одернула себя и, перестав мечтать, стала обдумывать проблему в более практическом плане. И вскоре у нее родилась блестящая идея такого сатанинского коварства, что у нее перехватило дыхание. С восторгом в глазах, подперев голову рукой, она принялась обдумывать ее во всех подробностях. За этим занятием ее и застал Люций Кеннет, который пришел к ней около полудня узнать, как идут дела.