Эллен Марш - Очарованный принц

Эдинбург, Шотландия, октябрь 1853 года

Коннор Макджоувэн валялся в постели с гриппом. Голова его раскалывалась от назойливого шума дождя за окном. Он даже не открыл глаз, когда один из слуг осторожно прокрался в комнату и на цыпочках подошел к камину, чтобы помешать угли. В ответ же на робкий вопрос, не нужно ли ему чего, Коннор разразился целым градом проклятий, и слуга мгновенно испарился. Когда в дверь снова постучали, Коннор так и лежал, не переменив позы и, как всякий больной, был поглощен исключительно своими страданиями.

— Убирайтесь! — раздраженно выкрикнул Коннор.

Но тем не менее дверь скрипнула, и он услышал, как несколько пар ног протопало к его кровати.

— Так это правда, Кон? Джейми говорил, что ты совсем зачах, но мы подумали, что он, как всегда, врет.

— Подхватил лихорадку, Кон, или перебрал в кабаке?

— Да нет, если бы он вчера был в кабаке, то теперь рядом с ним лежала бы очередная шлюха. А может, эта милашка прячется в простынях? Или это твое бренное тело возвышается над кроватью, а, Кон?

Коннор услышал слабый смешок у себя за спиной и медленно открыл глаза. С трудом повернув голову на подушке, он хмуро взглянул на троих молодых мужчин, стоявших перед ним.

— У меня чума, — загробным голосом изрек он, — это страшно заразно, и теперь вы все можете считать себя покойниками. Разве Джейми не предупредил вас держаться от меня подальше? Я и недели не протяну.

Коннор почувствовал, что у него даже головная боль почти прошла, когда увидел их перепуганные лица. Макджоувэн не сомневался, что они поверили ему. Он был самым старшим из четверых и с детства считался вожаком в их компании. То, что он говорил, никогда не подлежало обсуждению, и никто из них не осмелился бы упрекнуть его во лжи. Кроме того, выглядел он почти в соответствии своим словам: заросший, с воспаленным лицом и лихорадочно горящими глазами. Вдоволь насладившись впечатлением, которое произвело его сенсационное сообщение, Коннор от всей души расхохотался. Все трое переглянулись и с видимым облегчением вздохнули.

Джечерн Макджоувэн, кузен Коннора, первый справился со смущением и, широко улыбнувшись, сказал:

— На самом деле мы даже рады, что ты болен, Кон. Такого же высокого роста, как и Коннор, Джечерн отличался от него более светлым цветом волос.

— Тот факт, что ты сейчас находишься в столь плачевном состоянии, есть величайшее благо для нас, — жизнерадостно продолжал Джечерн.

— Неужели? — саркастически усмехнулся Коннор. — Может быть, объяснишь, что ты имеешь в виду? — снисходительно спросил он, заподозрив неладное в приветливой улыбке своего кузена.

— Мы тут придумали кое-что новенькое, — воскликнул Картер Слоун, щеголевато одетый молодой человек, стоявший рядом с Джечерном.

Близкий друг последнего еще с университетских времен, Картер, несмотря на свою молодость, был, пожалуй, самым умным в этой славной троице. Дважды потерпев неудачу, он очень редко принимал пари, предлагаемые его друзьями. Но зато сам был весьма изобретателен во всякого рода хитроумных выдумках и розыгрышах, особенно если дело касалось Коннора. За все двенадцать с лишним лет, что они пытаются обставить друг друга, еще никому из них не удавалось одолеть его. В его судьбе словно было что-то колдовское. Он мог соглашаться на самые невероятные, убийственные, порою даже опасные выходки, но всегда выходил сухим из воды — спокойный, невозмутимый, как истинный победитель.

— Ну, что там у вас? Выкладывайте, — потребовал Коннор.

Он окинул взглядом всех троих. Джечерн, казалось, вот-вот лопнет от самодовольства. Картер явно развлекался всем происходящим. Третий же, Реджинальд Спенсер, по прозвищу Кинг, поглядывал на Коннора со снисходительной жалостью. Кингу, насколько Коннор смог узнать его за долгие годы знакомства, была свойственна некоторая склонность к низменным поступкам. В отличие от других он старался привнести в их развлечения не только долю опасности, но и нечто большее.

Так случилось два года назад с дочерью священника из Хай-Думферлайна. Кинг выкрал ее и, предварительно как следует накачав бренди, уложил в постель к Коннору. Коннор питал непреодолимое отвращение к женитьбе, и Кинг поспорил с ним, что приведет его к алтарю, чего бы ему это ни стоило. Эта нелепая и недостойная выходка повергла в негодование даже Джечерна и Картера, а Коннор так просто пришел в ярость. В довершение всех бед, отец девушки оказался каким-то высоким духовным лицом, и Коннору пришлось изрядно потрудиться, чтобы замять разгоревшийся скандал. В конце концов ему все же удалось это сделать. Позднее, когда Коннор был во Франции и в течение полугода развлекался в обществе очаровательных и весьма доступных парижанок, ему каким-то образом удалось привлечь к себе внимание принцессы Евгении и быть принятым при дворе. Вот там-то он и отыгрался, отплатив Кингу сполна. Воспоминание о своей тогдашней проделке до сих пор вызывало у Коннора смех. Но сейчас ему было не до веселья. Скрестив руки на груди, он желчно глянул на своих визитеров:

— Вам придется прийти в другой раз, сейчас у меня нет настроения ни заключать пари, ни тем более вникать в роль, которую вы отвели мне в вашей дурацкой затее. Уходите.

— Прошу п-прощения, сэр, — послышался тонкий дрожащий голосок горничной.

Ухмыляясь, трое молодых людей посторонились, пропуская вперед девушку. Та, увидев Коннора с обнаженным торсом, вся зарделась от смущения.

— В чем дело, Люси? — спросил Коннор. Она перевела взгляд с его груди на лицо:

— П-половина четвертого, с-сэр. Господа из банка, с-сэр. Они уже здесь. Мистер Джейми отлучился, и они послали к вам м-меня.

Хоть Коннора и снедала лихорадка вкупе с чувством любви к собственным страданиям, он все же не мог не заметить, что бедная девушка перепугана до смерти. Она и не предполагала застать своего хозяина в таком виде, почти голым, и уж тем паче не могла ожидать, что наткнется в его апартаментах на троих, наоборот, слишком разодетых молодых джентльменов.

— Передайте, что я тотчас же спущусь, — ответил Коннор невзирая на вновь давшую о себе знать дикую головную боль.

Сегодня был последний день месяца, и именно сегодня у него назначена встреча с его банкиром, сэром Дунканом Кэмпбеллом, а также с несколькими его служащими. Они собирались поработать со счетами компании и привести в порядок дела накануне нового месяца. Кивком головы он отпустил горничную, и Люси убежала с нескрываемым облегчением. Выражение ее лица вызвало приступ смеха у Джечерна.

— Смотрите-ка! Вы видели? Нет женщины на земле, которая смогла бы устоять против тебя, а, кузен?

Коннор не ответил, так как в этот момент был занят тем, что выпутывался из своих простыней. Он был совершенно наг, потому что ночную рубашку содрал с себя еще раньше, мучаясь от изнурительного жара. Он подошел к резному шкафу и начал рыться на полках с одеждой. Ему не впервой было выслушивать подобные замечания, и поэтому реплику Джечерна Коннор пропустил мимо ушей.

— И чего это он на нас дуется? Просто не понимаю, — вслух размышлял Кинг. — Ведь завтра последний срок для заключения нашего очередного пари. Ты что же, Кон, надеялся, что мы попросим отсрочки?

— Признаться, у меня была такая мысль: что-то вы уж слишком тянете в этот раз.

— Мы старались придумать что-нибудь похлеще того последнего пари, которое ты предложил мне, — поспешил вставить Картер.

Это был намек на упряжку лошадей, которых он проиграл Коннору после того, как не смог предъявить пару белых шелковых чулок прекрасной Кондезы де Лос Акиралес. Картер поклялся, что стянет их с ее ножек, когда они вместе будут присутствовать на крестинах новорожденного принца Леопольда в Сент-Джеймсе. Ярость Слоуна-старшего, потерявшего пару чистокровных скакунов, не поддавалась описанию. Да и самого Картера этот проигрыш задел очень сильно. Гораздо сильнее, чем тот факт, что неприступная Кондеза стала отдавать явное предпочтение внезапно объявившемуся в Лондоне Коннору.

— Брось, Картер. — Джечерн ободряюще похлопал приятеля, по плечу. — Мы же договорились не сожалеть о проигрышах, иначе нет смысла заключать пари. А кроме того, — добавил он, подмигнув, — на этот раз он наверняка проиграет. Ведь проиграет, а, Кинг?

— Возможно, — сдержанно ответил Спенсер, наблюдая, как Коннор натягивает отлично сшитые брюки. — Ты что, старина, никогда не пользуешься услугами лакеев? Что за дурной тон одеваться самому!

— Ведешь себя как мужлан, — наставительно добавил Джечерн.

— Не вижу здесь ничего забавного! — отрезал Коннор, поворачиваясь к приятелям, которые покатывались со смеху. — Что на вас такое нашло?

— Ты не слишком-то проницателен, Кон — еле выговорил Картер, все еще всхлипывая и вытирая выступившие от смеха слезы.

Надевая сюртук, Коннор сухо улыбнулся.

— Ладно, выкладывайте, да побыстрее. Кэмпбелл уже внизу, я не хочу заставлять его ждать. Так что же вы приготовили мне на этот раз?

Коннор не испытывал ни малейшего волнения. В течение многих лет они пытались обставить его, выдумывая самые невероятные пари. Иногда им удавалось создать ему кое-какие трудности, но Коннор всегда с честью выходил из любой переделки — благодаря изворотливому уму или ловкости стрелка — в зависимости от обстоятельств. Он принимал самые невероятные условия сделки, лишь бы развеять скуку и дать пищу своему праздному воображению.

Ледяная вода из умывальника приятно освежила разгоряченное лицо.

— Итак, я жду, — насмешливо проговорил Коннор.

— Говори же, Кинг, — ухмыляясь, подтолкнул приятеля Картер. — Это ведь была твоя идея — обольщение.

— Ну-у это не ново, — протянул Коннор и с досадой поморщился.

— Терпение, мой друг, терпение. Это не то, что ты думаешь. Нам наскучило смотреть, как благородные дамы лишаются чувств при одном взгляде на твой мужественный профиль. Теперь твоим оружием должна стать душа.