Анастасия Соловьева - Очарованные

– Совершенно верно! Галерея Бориса Муратова. Так что же все-таки заинтересовало вас? – Из глубины зала к Лене приближалась высокая, гибкая женщина с распущенными по плечам русыми волосами – должно быть, менеджер или администратор зала. Одета она была в длинную широкую юбку и шаль – настоящую униформу сотрудниц художественных салонов. – Да, я вижу, вас заинтересовал самолет! – продолжала администратор, радостно посверкивая крупными сиреневатыми камнями в серьгах и браслетах. – Но, кроме самолета, я могу предложить вам...

– Я приехала к Борису Владимировичу, – перебила Лена. – Он назначил мне встречу на сегодня, на семь часов.

– Так вы Елена?

– Да, Елена Векшина. Дизайнер игрушек.

– Ах! – оживилась менеджер снова. – Да что же вы сразу не сказали-то? Борис Владимирович, к сожалению, отъехал ненадолго. Извините, что заставляем вас ждать... Он вернется в течение получаса.

– Хорошо, я подожду, – согласилась Лена.

– Может быть, кофе?

– С удовольствием.

– Пожалуйста, присядьте. – Администратор указала на рыжее кожаное кресло возле ее рабочего стола. – Я сейчас... А если кто-то зайдет, вы... да я быстро! – С этими словами она устремилась в проем между рогожными стенами.

Почти сразу после ее ухода в салон забрели две посетительницы-блондинки. Лена сидела тихо, ничем не выдавая своего присутствия, поэтому блондинки, уверенные, что они одни в выставочном зале, говорили громко и непринужденно.

– Смотри, Ань! Это точно то, что нам нужно! – хриплым голосом воскликнула одна из них.

– Ну ты даешь, Вер... – жеманно протянула ее приятельница. – Это же Муратов! Тут написано, посмотри. Могу себе представить, сколько она стоит.

– Ну и сколько?! – возмутилась хриплая.

– Если к нашей сумме приписать пару нулей, тогда думаю, нам хватило бы.

– Да кто этот Муратов такой? Тоже мне важная птица! Хозяин галереи?

– И не только. Я недавно по радио слышала: две его вещи купил какой-то музей в Чикаго. Представляешь уровень?

– Жаль, – удручилась хриплая. – А чего вот так, кинем завтра клич на работе: на подарок Валентине Васильевне, не хватает каких-нибудь...

– Шутишь? Они же нас на месте растерзают! Эти-то гроши выцарапали еле-еле...

Интересно, где они работают, прикинула Лена, в Комитете или в банке? Наверное, в Комитете. Банковские не стали бы так насчет денег жаться. Хотя, конечно, куда им до музея в Чикаго...

Вернулась администратор – поставила перед Леной кофе.

– Борис Владимирович звонил только что из машины. Он скоро вернется. Еще раз извините, что заставили вас ждать.

Борис Владимирович... Лена медленно и с трудом осознавала, что это все – о Боре. Она находится в принадлежащем ему салоне, беседует с его секретаршей, за его картины иностранные музеи выкладывают ломовые суммы. А она по старой памяти представляет его невзрачным, небрежно одетым юношей и до сих пор таит на него обиду... А между тем новый Боря, Борис Владимирович – это совершенно неизвестный ей человек. Также и Елена – личность для него незнакомая.

...Даже внешне за три года их разлуки она разительно изменилась. Хаотичной гриве золотистых волос предпочла сдержанную, аккуратную стрижку. Колор тоже сдержанный – лесной орех. И такой же сдержанный макияж: тонкие контуры глаз, пепельные тени, бледную перламутровую помаду.

Да, ей пришлось измениться. Она много работала, существуя исключительно на свою зарплату. А потом у нее появился друг – человек взрослый и богатый. Он распахнул перед Еленой двери роскошных магазинов и ресторанов, фешенебельных отелей, дорогих клубов. Благодаря ему она нашла свой неповторимый стиль в одежде и свой неповторимый аромат, узнала, чем фламандская кухня отличается от австрийской и голландской, побывала в Египте и в старинных замках на берегу французской реки Луары. Но главное, именно с ним она отчетливо поняла, чем истинная любовь отличается от заменителя-суррогата.

Вот тогда-то ей и стало казаться, что Боря и есть тот самый человек, которого она когда-то любила по-настоящему.

И в это время дверь салона распахнулась.

– Ну как, Борис Владимирович? Как съездили? Успешно? – Стройная администраторша встала из-за стола и натренированно-грациозно зашагала навстречу Боре.

Лена смотрела на него во все глаза. Чуть небрежный, обветренный под не здешним солнцем, в нежно-кремовом чесучовом костюме, ловко сидящем на нем, в бело-голубой сорочке, расстегнутой на груди, Муратов выглядел только что вернувшимся с дорогого курорта. Но при этом он остался прежним Борей – быстрым и сосредоточенным. Так он всегда заходил в студийный класс, все три года их совместной учебы.

– Нормально съездил. Уже почти восемь, можешь идти домой.

– Нормально?! Я так и знала! Я даже документы подготавливать уже начала! Правильно сделала?

– Почти правильно, Маша, почти. Документы надо будет еще дорабатывать.

– Какой раздел? – с азартом продолжала девушка. – Условия договора?

– Давай мы это обсудим завтра. – Боря улыбнулся ей устало, как вернувшийся с работы отец улыбается маленькому сыну.

– Я поняла, Борис Владимирович. До свидания, до завтра.

Раздосадованная администраторша скрылась за кулисами из рогожки, а Боря занял ее место за письменным столом.

Ему это шло – сидеть за тяжелым двухтумбовым письменным столом. Сразу было видно – хозяин. На Лену, сидящую слева в кресле, он смотрел чуть-чуть свысока. Как на просительницу, что ли?

Лена вскинула голову, испытующе, но с улыбкой заглянула ему в глаза. И едва заглянула, как почувствовала: все ее обиды остались в прошлом. То есть обиды-то, может, и не в прошлом, но вся беда в том, что их теперь некому оказалось предъявлять. Новый Боря – деловой человек, по достоинству оценивший в ней мастера-дизайнера. Но и только.

– Ну, как твои дела? – спросил Боря – молчание уже начинало делаться напряженным.

– А как твои?

– Как мои, ты, наверно, уже заметила. А вот как ты дошла до жизни такой?

– До какой?

– Как ты докатилась до игрушек?

– Я ни до чего не докатилась!

Лена испугалась, что сейчас сорвется. Достаточно было пяти минут, чтобы убедиться: Боря – он и есть Боря. Прежний. И даже от привычки читать ей эпатажные нотации он избавляться не спешит. Раньше она прощала ему все это, потому что он был ее любимым, ее молодым человеком. А теперь все – баста.

– Я никуда не катилась, – повторила Лена спокойнее, – я работаю по специальности – делаю, что умею. А ты делаешь то, что умеешь делать ты.

– И что же я делаю, по-твоему? – с насмешкой спросил Боря.

– Ты? – Она растерялась. – Да вот это все. – Лена беспомощно обвела рукой салон. – Ты пишешь и потом еще... руководишь салоном...

– Ошибаешься. Сто лет ничего уже не писал.

– Вот как?.. Отчего же?

– Долго рассказывать.

– Как хочешь. Мы собирались поговорить об игрушках. Но не в смысле – как я дошла до жизни такой. Тебя как будто заинтересовали мои звери...

– Да нет, знаешь ли. Твои кошки вряд ли могут кого-то заинтересовать.

– Ты издеваешься?! Да сколько можно-то? – Лена поднялась и направилась к выходу.

– А ты все та же! – в спину отчитывал ее Боря. – Обидчивость и наивность, как у пятилетней девчонки! Где твои бантики?

Лена не оборачивалась.

– Ну, подожди! Твои кошки совсем неплохие. И даже больше того. Но при всем том они всего-навсего детские игрушки.

– Да я и не претендую на большее!

Хорошо было бы не отвечать – молча выйти из проклятого салона, но она не сдержалась. Неправда! Он изменился – стал еще несноснее, еще жестче. Еще капризнее, еще высокомернее, еще заносчивее!

– Игрушки, – усмехнулся Боря, – не есть произведения искусства.

– Ну и пусть!

Чтобы не встретиться взглядом с Борей, Лена уставилась на висящую прямо перед ней небольшую квадратную картину. От волнения она не могла разобрать, в чем тут смысл, но скоро вообще засомневалась, что этот смысл существует.

– А в арт-галерее следует выставлять что? – продолжал между тем он, но Лена промолчала, сосредоточенно глядя на черный фон картины, по которому сверху вниз тянулись обыкновенные пеньковые веревки разной длины. К концам веревок были привязаны широкие стальные кольца, холодно поблескивающие в лучах софита. В правом верхнем углу шедевра желтело внушительных размеров пятно.

– Произведения искусства тут следует выставлять! Ясно? Теперь поняла?

– Поняла! Произведения искусства, по-твоему, это нечто такое, на что посмотришь пять минут и потом непременно захочется удавиться! А если не захочется, это не искусство. Так – поделка! Безделушка! Дрянь!

– Ну-ка, ну-ка. – Боря неожиданно улыбнулся. – Повтори! Что ты говоришь?

– Такое искусство – да кому оно только нужно?! Пока тебя не было, сюда приходили две несчастные лохушки, увидели вот этот твой артефакт, – Лена смачно ткнула пальцем в картину, – забалдели. Это то, что нам надо, говорили. А по мне, так это нужно повесить при входе в клуб самоубийц.

– Ну, скажу тебе я!.. Ты не так уж и не права. Действительно мрачная штуковина.

– И это, по-твоему, искусство?

– Не по-моему! Не по-моему!

– С каких это пор ты стал плясать под чужую дудку?

– С тех пор как стал владельцем салона.

– Стал – и что же?

– Да чего ты вскочила? Садись... Ну вот, и давай говорить спокойно. Если в моем салоне выставлено что-то, значит, я на двести процентов уверен, что это уйдет. За этот, как ты выражаешься, артефакт для клуба самоубийц сегодня утром уже внесли задаток. Вполне нормальные современные люди, а судя по материальным возможностям, даже преуспевающие.

– И ты рассчитываешь, что я вместо обыкновенной кошки приволоку в твой салон какого-нибудь монстра?! Кошку-сороконожку с человеческими пальцами на лапах?

– Отлично придумано! Оторвут с руками! А если она еще будет материться на всех языках...