Когда Ариана вошла в зал, Саймон вежливо кивнул ей, но не сделал никакой попытки подойти к своей супруге.

Ариана почувствовала облегчение и… разочарование. Даже себе самой она боялась признаться, что надеялась перемолвиться с ним хотя бы словечком.

«Похоже, я его совсем не интересую, — печально подумала она. — Да и о чем я буду с ним говорить, если он, может быть, сегодня ночью принудит меня исполнить супружеский долг?»

Подавив нараставшее в ней раздражение, она отбросила страхи, которые продолжали терзать ее душу, но для которых вроде бы и не было оснований: после их неудавшейся брачной ночи . Саймон совершенно перестал замечать свою жену и не искал с ней встреч, а когда они случайно сталкивались в замке, он был безразлично-любезен, и не более.

Мэг сидела у края огромного стола, за которым обычно трапезничали знатные господа из Спорных Земель. Но вместо тарелок с едой перед ней были разложены всевозможные мешочки и горшочки с настойками, бальзамами, растительными красками, порошками, снадобьями и мазями. Напротив нее сидела Эмбер. Огненно-рыжая и золотая головки полыхали на фоне серых каменных стен зала, склонившись над таинственными мешочками.

— Кассандра говорит, что это очень хорошо помогает от простуды, — говорила Эмбер. — Хотя в менее тяжелых случаях Посвященные предпочитают не крапиву, собранную в середине лета, а ягоды венерина башмачка.

Мэг взяла в руки горшочек со снадобьем, зачерпнула капельку и быстро растерла мазь между большим и указательным пальцами. Затем, когда мазь нагрелась, тщательно понюхала ее, попробовала на вкус и кивнула Эмбер.

Ариана незаметно пристроилась рядом. Оруженосец Саймона — юноша, почти мальчик, с пушком на щеках вместо бороды — в тот же миг оказался перед ней, держа в руках блюдо с холодным мясом, фруктами, сыром, хлебом и чашей ароматного чая.

— Спасибо, Эдвард, — удивленно произнесла Ариана.

— Рад служить своей хозяйке, — ответил паренек.

Эдвард посмотрел на Саймона, и тот резко кивнул. Мальчик поклонился Ариане и поспешно отошел.

Ариана поняла, что Саймон все эти дни наблюдал за тем, что готовят ей на завтрак. При взгляде на поднос ей стало к тому же совершенно ясно, что Саймон сам отбирал блюда для ее трапезы.

На тарелке были самые любимые ее кушанья. Особенно ей нравился чай из ягод шиповника и лепестков ромашки, и она его уже не раз заказывала.

Под пристальным взглядом Саймона Ариана отложила арфу и принялась за еду.

— Слава Богу, — пробормотал Доминик, увидев, что руки Арианы наконец-то оставили арфу в покое. — А то наши соколы расплакались бы как дети, слушая ее печальные песни.

Саймон мельком взглянул на своего сокола, сидевшего на жердочке у стены. Скайленс с колпачком на голове вместе с другими птицами терпеливо дожидался своего хозяина. Вдруг сокол неосторожно пошевелился и распахнул крылья, удерживая равновесие. Колокольчики на кожаных путах, обвивавших лапки птицы, мелодично звякнули.

Саймон отвернулся и вновь принялся поглаживать кота, блаженно свесившего голову с его плеча. Рукав его рубашки сполз и открыл алый заживающий рубец поперек его бицепса.

— Я вижу, бальзам Мэг быстро залечил твою… э-э… случайную рану, — промолвил Доминик.

Он говорил тихо, но Саймон слишком хорошо знал своего брата, чтобы не заметить оттенка сомнения в его голосе: Доминик ни капли не поверил в историю, которую Саймон сочинил про свою рану.

— Да, — сказал Саймон, — Мэг — искусная врачевательница.

— Как мог ты быть таким неловким — на тебя это непохоже. Расскажи-ка мне еще раз, как это случилось.

Саймон сверкнул на него черными глазами, но не промолвил ни слова.

— А, кажется, припоминаю, — произнес Доминик. — Ты слегка перебрал вина на свадьбе, стал показывать невесте всякие фокусы с кинжалом и порезался. Так ли это?

Саймон, пожав плечами, молча грыз яблоко.

— Да, неплохо придумано, — рассудительно сказал Доминик, — но, по-моему, пришло время и правду услышать, как ты считаешь?

— То, что случается в брачную ночь, касается только жениха и невесты и принадлежит только им.

— Да, но не в том случае, когда смерть одного из новобрачных может навлечь беду на Спорные Земли, — холодно возразил Доминик.

— Но мы ведь живы, — сухо ответил Саймон.

— И свадебные простыни были перепачканы кровью, как и полагается. Но уж не твоею ли кровью?

Ответом Доминику было гробовое молчание.

— Саймон!

Голос Волка Глендруидов звучал тихо, но настойчиво. Он наклонился к брату, ожидая от него ответа.

— Это не праздный вопрос, — жестко сказал Доминик. — Каждую ночь Мэг видит вещие сны. И с каждым разом они все больше пугают ее.

Губы Саймона упрямо сжались, так что рот его превратился в тонкую алую линию, напоминающую шрам на его руке. Некоторое время он не отвечал, молча почесывая за ухом у Его величества Лентяя. Кот благодарно урчал.

— Ариана и в самом деле твоя жена, а не только на бумаге? — хмуро спросил Доминик.

Пальцы Саймона на мгновение замерли, затем продолжили ласкать кота.

— Нет, — коротко ответил он.

Доминик выругался на языке сарацинов.

— В чем же дело? — спросил он.

— Моя жена холодна, как северное море.

— Она отвергает тебя?

Хмурая усмешка пробежала по тонким губам Саймона, но рука его все так же нежно почесывала серебристо-серую кошачью шерсть.

— Да, она отвергает меня, — спокойно согласился он.

— Почему?

— Она говорит, что скорее умрет, чем ляжет в постель с мужчиной.

— Так посади ее на себя, черт возьми, — раздраженно произнес Доминик.

— Надо подумать.

Доминик ждал, но Саймон больше ничего не сказал.

— Чем тебя ранили? — вновь требовательно спросил Доминик.

Его настойчивый голос был слышен только Саймону.

— Кинжалом, — нехотя ответил тот.

— Кто?

— Моя жена.

Доминик так и предполагал, но был потрясен, услышав правду собственными ушами.

— Она пыталась убить тебя? — спросил он.

Саймон пожал плечами.

— Дьявол! — выругался Доминик. — Теперь понятно, почему тебя больше не тянет к ней в постель. Да и самый крепкий меч после такого потеряет силу.

— Если бы это было так, — буркнул Саймон себе под нос.

— Что?

— Если бы кинжал моей жены забрал силу моего меча! Но этого не произошло. Я боюсь, что не сдержусь, если она снова мне откажет.

Черные брови Доминика взлетели вверх в немом изумлении: на поле битвы или в спальне — везде выдержка Саймона была предметом зависти многих рыцарей.

— И поэтому ты спишь теперь один? — спросил Доминик.

— Да. А сегодня она опять надела это колдовское платье, — сказал Саймон. — Дьявол меня подери, да я так бы и запустил руки ей под юбку.

Доминик внимательно посмотрел в раздосадованное лицо брата. Спустя некоторое время он снова заговорил, тщательно подбирая слова:

— Ты думаешь, она влюблена в другого?

— Нет, если ей, конечно, дорога жизнь.

Ледяной тон Саймона ясно дал понять Доминику, что даже он, его брат и господин, должен осторожно касаться такого тонкого предмета, как увлечения леди Арианы. Доминик не видел Саймона столь настойчивым с той поры, когда тот преследовал Мари, соблазнительно покачивающую бедрами между кострами в лагере крестоносцев. Глаза Саймона горели тогда, словно эти костры.

Внезапно Саймон выругался, и его глаза смягчились.

Кот махнул пушистым хвостом у него под носом, напоминая хозяину его главную и основную обязанность — ласкать Его величество Лентяя.

— Нет, — спокойно продолжал Саймон, — леди Ариана никого не любит. Впрочем, если бы любила, было бы проще: я бы тогда убил этого счастливчика.

Доминик ехидно усмехнулся.

— Значит, леди Ариана, как те девки в гареме у султана, предпочитает женские ласки?

— Нет. Ариана вообще не терпит прикосновений чьих-то рук. Даже когда моется, ей никто не прислуживает.

— Во время мытья…

Доминик улыбнулся, с наслаждением вспоминая купание со своей глендруидской вещуньей, которая любила воду даже, пожалуй, больше, чем сарацинские султаны, в чьих дворцах не умолкая журчали фонтаны.

— Как слащаво ты улыбаешься, — заметил Саймон с неприязнью и любопытством.

Любопытство победило.

— Это ты так приручал своего соколенка? — продолжал он. — Ты, наверное, схватил ее, когда она намочила перышки в воде и не смогла взлететь?

Доминик тихонько рассмеялся.

Саймон ожидал ответа с плохо скрываемым нетерпением.

— Я очень осторожно приручал своего соколенка, — произнес наконец Доминик, — будь то во время купания, в лесу или в спальне.

Саймон посмотрел на Мэг — ее волосы горели золотым огнем, колдовские изумрудно-зеленые глаза живо блестели, когда она говорила с Эмбер.

— Ты покорил ее своенравное сердечко с помощью этих золотых пут? — спросил он.

— Нет.

— Так ты колотил ее, что ли?

Доминик отрицательно покачал головой.

— Да, — заметил Саймон, — мне тоже никогда не нравилось силой побеждать слабых.

— Вот и славно. Смею тебя заверить, слабые тоже не стали бы с тобой так поступать.

Саймон громко расхохотался. Смех его был таким заразительным, что Ариана подняла голову от почти опустевшей тарелки. Дымчатые глаза девушки вспыхнули аметистовым огнем прежде, чем она снова потупилась.

— Она смотрит только на тебя, — заметил Доминик.

— Что ты сказал?

— Я говорю про твою жену. Кто бы ни был в комнате, она видит только тебя.

— Погоди, вот явится ее ненаглядный, тогда увидишь, — ядовито возразил ему брат.

— Эрик?

— Да, — коротко ответил Саймон.

Доминик покачал головой:

— Ничего-то ты не понимаешь. Ты и есть свет ее очей — ты, а не Эрик.

— Ну да, конечно, что ж тут непонятного — поэтому она и пыталась пронзить мне сердце кинжалом.

Доминик пожал плечами, но заметил:

— Завоюй ее доверие, и она будет так же яростно сражаться на твоей стороне.