И в эту секунду перед нею низко склонился клоун в размалеванной маске.

— О, прелестная нимфа, окажите мне честь потанцевать с вашей очаровательной спутницей. Я умру, если вы мне откажете!

Ванда, не дослушав согласительной реплики баронессы, вскочила на ноги.

Как ей хотелось потанцевать! Звучала мазурка, главный танец на обычном бале, после которого кавалер вел даму ужинать в боковые залы и мог оказать ей особые знаки внимания и даже признаться в любви! Обычно у дам в бальной книжечке танцы были расписаны, и они заранее знали, с кем и когда танцуют. Но сейчас был не обычный бал, а бал-маскарад… И танец давал возможность оказаться в гуще танцующих. Ванда отдалась музыке и движению. А оказавшись на середине зала, она сразу заметила черный, в серебряных звездах плащ. Плащ был слегка распахнут, и под ним белел мундир со сверкающим бриллиантами орденом!

Ванда, влекомая радостью этой «находки», выскользнула из рук партнера и стала, лавируя между парами, пробираться к месту, где она заприметила звездный плащ. Его обладатель стоял в одиночестве и наблюдал за толпой.

Ричарду было неудобно в тесноватом ему мундире, и он сожалел, что согласился на весь маскарад, хотя после ужина за ним осталась возможность развлечься на свой лад в одиночестве, вкусив отменных блюд и изысканных вин.

Император Франц был баснословно щедрым хозяином. Конгресс обойдется ему в целое состояние — попробуйте-ка несколько недель содержать в своем дворце пять государей, двести шестьдесят глав самых влиятельных семейств Европы, да еще орду второстепенных князей, посланников, дипломатов со всеми их свитами. Каждый день к обеду накрывалось сорок столов.

Но в такие вечера, как сегодняшний, потчевали не только тех, кто жил во дворце, а и толпу посторонних гостей, кто был приглашен на банкет перед балом. Ричарду никогда не нравились многолюдные шумные сборища, не было исключением и сегодняшнее. Не добавило ему радости также и то, что за столом его посадили не рядом с Екатериной, как он на то рассчитывал, а между двумя дамами, ни одна из которых его не заинтересовала даже в малейшей степени.

После ужина, которому, казалось, не будет конца, Ричарду предстояло ввести в заблуждение русскую императрицу Елизавету. Он пытался пробудить в себе к ней сочувствие, зная о том, как пренебрегает ею царствующий супруг, однако вместо этого обнаружил, что внутренне симпатизирует ее неверному мужу.

Даже в юности Елизавета не была столь же обольстительной, как невероятно, ослепительно красивая дочь польского вельможи, линчеванного варшавской толпой за его желание сблизить Россию и Речь Посполитую, прекрасная до совершенства Мария Нарышкина, маленькой девочкой увезенная с матерью из Польши в Россию по приказу Екатерины II. Куда было до нее Елизавете! Теперь та стала и вовсе непривлекательной — потолстела, лицо расплылось, покрылось пятнами и бугорками. Умной она тоже не была и мало соответствовала своему высокому положению.

Она, несомненно, была одинокой — не могла таковою не быть, — но не делала никаких попыток обзавестись своим кругом и не любила появляться на людях, неохотно посещая лишь те торжества и церемонии, на которых обязана была присутствовать по протоколу.

В таком вот мрачном расположении духа, одетый в царский мундир и черный с серебром плащ, Ричард спустился по лестнице в бальный зал. Выйдя из спальни царя Александра, он с некоторым удивлением отметил, что стоявшие возле дверей охранники молча пропустили его, лишь мельком окинув «его величество» взглядом. Пока он шел по коридору, встречные низко кланялись ему или делали реверансы — похоже, действительно никто не смог догадаться, чье лицо скрыто под маской.

Ловя по пути свое отражение в зеркалах, Ричард не мог не признать: царский парикмахер сотворил чудо. В маске и звездном плаще он стал неотличим от императора Александра.

«Но интересно, как долго я все это выдержу?» — спросил себя Ричард Мелтон, входя в бальную залу. Он знал, что не сможет уйти отсюда раньше царя, и втайне надеялся, что правда, которую так стремится услышать здесь Александр, окажется не совсем такой, на какую он уповает.

Ричард решил, что танцевать он сегодня не станет. А лучше-ка пойдет и выпьет как следует. Но едва он начал пробираться в сторону вожделенной буфетной, как его остановила чья-то рука и тихий голос пролепетал:

— Стойте! Погодите! Вы придавили ногой мой веер! О! Вы стоите на нем!.. — Ванда, стараясь не помешать танцующим, случайно уронила свой веер, и это было как нельзя кстати.

Ричард действительно почувствовал что-то у себя под ногой. Посмотрев вниз, он увидел расколовшуюся пополам перламутровую ручку веера с бело-бирюзовым рисунком. Он наклонился поднять этот милый предмет, а выпрямившись, обнаружил перед собой прелестное юное личико в черной тоненькой бархатной маске, сквозь прорези которой поблескивали небесно-голубые глаза. Волосы незнакомки цветом напоминали каштан. Ричард попытался вспомнить, видел ли он эту особу раньше. Нет, сейчас он видит ее впервые…

— Боюсь, ваш веер сломался.

— Ах, как это жаль… он мне так нравился!

— Я должен починить его вам.

— Нет, его уже не починишь.

— Не торопитесь. Я знаю в городе человека, он может починить все, что угодно — кроме разве что разбитых сердец…

Она улыбнулась, и Ричард заметил маленькую ямочку у левого уголка ее губ.

— Давайте выберемся из этой толпы и обо всем договоримся, — предложил Ричард. — Или вам хочется танцевать?

— А мы… мы с вами можем потанцевать?

— Отчего же нет?

И Ричард с готовностью, какой он в себе не ожидал, предпочтя минуту назад танцам буфетную, обхватил рукой девичий стан. Какая же она легкая, эта голубоглазая незнакомка, почти буквально попавшаяся ему под ноги!

Оркестр заиграл очередной вальс. Ричарду нравился этот танец, хоть в Англии он вызывал нарекания и даже скандалы. Он легко его танцевал, и сейчас они делали круг за кругом, а он и не думал останавливаться. Девушка в маске молчала, что очень нравилось Ричарду. Не то что иные его партнерши, от чьей болтовни он безмерно устал за минувшие годы.

Последние музыкальные такты вальса заставили его и его даму остановиться перед небольшой нишей, напоминающей грот. Грот был украшен цветами и огромными стеблями папоротника. Это было похоже на благоухающий сад, в котором царил полумрак. За легким ограждением из живых цветов нашлись два предусмотрительно поставленных сюда кресла.

— Присядем, — предложил Ричард.

Ванда приняла предложение и первая села в ближайшее к ней кресло. Бросив на нее пристальный взгляд, Ричард обнаружил, что она смущена.

— Расскажите мне о себе, — мягко попросил он. — Кто вы?

— Меня зовут Ванда, — ответила та. — Но мне казалось, что спрашивать имя на маскараде не принято. — Она разговаривала с интересом, хотя и преодолевала в себе вполне понятную робость. Спасибо, помогало то, что они оба в масках, маленьких, но надежных помощниках на зыбком пути сближения…

— Да, не принято, — согласился Ричард, мгновенно припомнив, что и свое имя он должен хранить в тайне.

— Тогда расскажите, почему я не видел вас прежде.

— На этот вопрос ответить легко. — Ванда кашлянула и села поудобнее в кресле. — Я только сегодня приехала в Вену.

— Сегодня! Так, значит, вы среди нас, на конгрессе, впервые?

— Впервые.

— И каковы ваши первые впечатления?

— Не слишком ли поспешно будет делать какие-то выводы?

— Это зависит от того, как вы привыкли судить о вещах — быстро или выжидаете время. Я, к примеру, всегда считаю, что мое первое впечатление — самое верное.

— Могу лишь надеяться, что мое тоже.

— И каково же оно?

— Для меня сегодняшний вечер — как… чарующий вальс! — медленно ответила девушка, не боясь быть такой откровенной.

— Удивительно поэтичное сравнение, — улыбнулся под маской Ричард.

Ванда подняла голову, и их глаза встретились. На секунду обоим показалось, что слов больше не нужно, что между ними все сказано. Возможно, вальс и правда оказался таким, что оставил на них свои чары.

— Ванда. Мне нравится это имя, — задумчиво произнес Ричард. — Я впервые встречаю девушку с таким именем.

— Мне кажется, в именах есть какой-то особый смысл… Я не раз размышляла об этом. Вы не находите?

— Я… Мне очень хочется назвать вам свое имя, — искренне отвечал Ричард, — и я назову его, но только не сейчас, не сегодня!

— Да, не сегодня, — легко согласилась Ванда, и Ричард заметил, что она смотрит на орден, выглядывающий из-под плаща.

И тут он понял, за кого его принимают! За русского царя Александра! Какой-то бес подтолкнул его повести себя так, как того, скорее всего, ожидает от императора юная женщина. Он протянул руку, властно взял ладонь Ванды в свою.

— Вы очаровательны, маленькая Ванда! — с чувством проговорил «Александр». — Я первый в Вене, кто говорит вам об этом?

Он почувствовал, как дрожат ее пальцы.

— Да, — прошептала Ванда, и даже полумрак не мог скрыть того, как заалели ее щеки.

— А не сбежать ли нам с вами куда-нибудь и не отпраздновать ваше появление в этом городе?

— Что… что вы имеете в виду?

«До чего же она юна», — подумалось Ричарду. И неким странным образом ее облик навеял ему воспоминание о весне, нарциссах, расцветающих в парке возле его дома в Англии, птичьих трелях в ветвях рододендронов. И тут же представилось лицо Екатерины, когда та смотрела на него, лежащего в постели. А княгиня немолода… Хотя, конечно же, привлекательна, очень. Но какой контраст с Вандой!

Он немного помедлил с ответом и, побуждаемый ему самому непонятным чувством, сказал:

— Просто уйдем отсюда и поужинаем где-нибудь вдвоем.

Она заколебалась — он определил это по тому, как напряглись в его ладони ее пальцы. Он напугал ее своим предложением! Нежный цветок…