Эмили явно пришла в замешательство:

— Каким еще недугом?

Вин оставил ее стоять у окна и принялся мерить шагами комнату.

— Генетическим, — сказал он. — Это простая мутация. Но в нашей семье она особенно сильна. Она была у моего деда. И у дяди. У отца она тоже есть. — Он помолчал. — И у меня.

— Что у тебя есть?

Он набрал полную грудь воздуха:

— Мы зовем это Сиянием.

Эмили продолжала смотреть на него непонимающим взглядом.

— В ночное время наша кожа излучает свет, — пояснил он.

Это оказалось поразительно — на самом деле произнести эти слова вслух в присутствии человека не из их семьи. Вина охватило долгожданное чувство освобождения. Это было даже лучше, чем он представлял. Слова были сказаны, и забрать их назад он не мог. Он ждал от Эмили какой-то реакции, но она молчала.

— Именно это ты и чувствуешь, — горячо сказал он, снова подходя к ней и обхватывая ее лицо руками так, что его ладони почти касались ее кожи.

Эмили посмотрела ему в глаза.

— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты светишься в темноте, — тусклым голосом произнесла она.

Вин уронил руки:

— Ты готова поверить в то, что я оборотень, но только не в это?

— Я никогда не верила в то, что ты оборотень.

Он отступил на шаг, пытаясь проглотить горечь поражения. Нужно было идти дальше.

— Это уходит корнями в глубь поколений. Мои предки покинули свою прежнюю родину, чтобы избежать гонений, потому что люди считали их недуг печатью дьявола. Они путешествовали морем, и история пестрит упоминаниями о дурном предзнаменовании, за которое их корабль принимали те, кто его видел. Когда они приплыли в Америку, индейцы стали называть их духами луны. Они поселились здесь, когда вокруг не было ничего, кроме полей, подальше от людей, но со временем вокруг вырос город. Их тайны никто не знал, и они поняли, что им нравится жить не так обособленно. Но истории о гонениях передавались из поколения в поколение, и страх вынуждал нас хранить свою тайну даже в современном мире. Все переменилось в ту ночь, когда твоя мама обманом выманила моего дядю из дома ночью. В ту летнюю ночь он появился на летней эстраде перед целым городом, и впервые все увидели, какой способностью мы обладаем.

— Какая замысловатая история, — заметила она.

— Эмили, ты даже меня видела. Ночью на своем заднем дворе.

Она вздрогнула:

— Так это ты — огонек на моем заднем дворе? Ты — маллабийский огонь?

— Да.

Он видел, как лихорадочно работает ее мозг, пытаясь разложить все по полочкам.

— Почему тогда ты перестал появляться?

— Я прихожу каждую ночь. Но твой дед сидит на крыльце под балконом и прогоняет меня прочь, пока ты не успела меня увидеть.

— Дедушка в курсе?!

Голос у нее зазвучал тоньше, пронзительнее.

— Да.

— Докажи. — Эмили огляделась по сторонам и увидела дверцу стенного шкафа. Она подошла к нему и открыла ее. Внутри не обнаружилось ничего, кроме прорезиненного плаща и одинокой водной лыжи. — Пойдем туда.

Он подошел к ней, она затолкала его в шкаф и забралась следом, закрыв за собой дверь. Внутри было довольно тесно. Некоторое время они стояли в непроницаемой темноте, потом Эмили возмутилась:

— Ха! Что-то я не вижу, чтобы ты светился.

— Это потому, что нужен лунный свет, — пояснил Вин терпеливо.

Она фыркнула:

— Да уж, это очень удобно.

— Вообще-то, не слишком.

— Тебе самому-то не смешно?

Вин услышал, как она принялась нашаривать в темноте дверную ручку.

— Погоди, — сказал он и потянулся перехватить ее руку. Его ладонь опустилась на ее бедро, и она внезапно замерла. — Давай встретимся сегодня ночью у эстрады. В полночь. Я тебе покажу.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала она. — Это что, какой-то изощренный план?

Вопрос застал его врасплох. Если Эмили понимает, что он ею манипулирует, почему тогда она позволяет ему это делать?

— План?

— Ну, чтобы наказать меня за то, что сделала моя мама.

— Нет, — отрезал он. — Я же тебе говорил, я не виню тебя в том, что она сделала.

— Но ты в точности воспроизводишь обстоятельства той ночи.

— Забавная симметрия, правда?

— Хорошо, — с несчастным видом произнесла она. — Я приду.

Вин с трудом удержался от смеха:

— Поразительный энтузиазм.

— Мне было бы легче, если бы ты так мне не нравился.

— Я тебе нравлюсь?! — Его переполняло ликование и смущение одновременно. Она ничего не ответила. — Сильно? — спросил он тихо, чувствуя, как воздух вокруг начинает потрескивать от напряжения.

— Достаточно, чтобы встретиться с тобой сегодня ночью, хотя я почти уверена, что ты собираешься вовсе не светиться там в темноте.

— Этого не достаточно? — Он почувствовал, как она затаила дыхание, когда поняла, как близко их лица находятся друг к другу. — Мы связаны друг с другом. Неужели ты этого не чувствуешь? С того самого мига, как встретились. Я должен был открыться тебе.

— Мне нужно идти.

Она распахнула дверцу шкафа, и их ослепил солнечный свет. Через миг Эмили уже не было.

Вин нагнал ее, когда она надевала туфли на террасе.

— Только не шастай ночью по лесу. Приходи со стороны улицы.

Она распрямилась и долго смотрела на него. Он протянул было руку, чтобы прикоснуться к ней, как-то ободрить — не только ее, но и себя самого, — но она лишь коротко кивнула и, развернувшись, быстро спустилась по ступеням к озеру.

Вин проводил ее взглядом, потом спрятал руки в карманы и в глубокой задумчивости медленно вернулся в дом.

И остановился как вкопанный на пороге гостиной.

В черном кожаном кресле у дивана сидел, положив ногу на ногу, его отец.

Вин настолько не ожидал его здесь увидеть, что на миг утратил дар речи. Обычно он чувствовал, что отец его ищет.

— Когда ты приехал? — спросил он наконец.

— Только что. Я звонил, чтобы попросить тебя не перекрывать выезд маминой машине, когда будешь возвращаться домой, потому что она собирается завтра с самого утра ехать с Кайли за одеждой для школы в Роли. Пенни сказала, что ты на пляже. Я спросил с кем. Она ответила — с девушкой. Я попросил ее описать эту девушку, и описание вышло похожее на Эмили Бенедикт. Но я подумал: не может этого быть, у Вина есть голова на плечах.

Видимо, это он и звонил, когда Пенни пошла снять трубку. Надо отдать ей должное, она сделала что могла. Сказала отцу, что они с Эмили на пляже, а не в доме наедине.

— И ты решил приехать и убедиться во всем лично, — заключил Вин. — Она мне нравится, — признался он, набрав в грудь побольше воздуха.

— Когда я был в твоем возрасте, мне нравилась одна девушка, — произнес Морган, складывая пальцы домиком. — Ее звали Вероника. Она тоже приехала в Маллаби откуда-то из другого города. Я готов был смотреть на нее с утра до вечера. Однажды я пригласил ее в кино, а твой дед обо всем узнал. Он влепил мне затрещину, а потом посадил под замок. Когда я не явился в кино, Вероника пришла к нам домой узнать, все ли со мной в порядке. Дед вел себя с ней просто ужасно. Заявил, что я пригласил ее в кино смеха ради. После этого она возненавидела меня. Но свою мысль он до меня донес.

— Какую мысль?

— Что мы не предназначены для нормальной жизни.

— А с дядей он тоже так обращался? — спросил Вин, усаживаясь на диван.

— Для Логана правила были точно такими же.

Вин никогда не подозревал, что дед бил его отца. Он помнил старика совсем смутно. На его памяти тот был совсем тихим. Говорили, он так никогда и не оправился после того, как его младший сын покончил с собой. Понятно тогда, почему Логан и Далси Шелби встречались тайком. Если бы обо всем узнал дед, он и Логану влепил бы затрещину и запер его в комнате. Все это сейчас казалось просто абсурдным. Крайние меры. Вечное затворничество. Секрет выплыл наружу, и вернуть все обратно было уже невозможно.

— С тех пор все изменилось, — заметил Вин.

— Ты так это говоришь, как будто «изменилось» значит «стало лучше», — возразил Морган. — Если достаточно долго ждать, со временем люди забудут о том, что видели, и все опять будет по-прежнему. Это всего лишь вопрос времени. Иногда я даже надеюсь, что мама уже забыла.

— А я не хочу, чтобы все было по-прежнему.

— У тебя нет выбора. Ты под домашним арестом. И я запрещаю тебе общаться с Эмили.

Этого Вин не ожидал.

— Та девушка, которая тебе нравилась… Неужели тебе никогда не хотелось все ей рассказать?

Морган снял одну ногу с другой, потом вернул на место и принялся внимательно разглядывать свои ногти.

— Нет, — произнес он наконец. — Мне нравилась иллюзия. Когда я был с ней, я становился…

— …нормальным, — договорил за него Вин.

Морган кивнул.

— Какое-то время так было и с мамой. Потом Логан по глупости попался на удочку этой Далси Шелби, и все узнали, на что мы способны. Мы с мамой тогда были женаты два года. С тех пор ничего больше не было как прежде. Она так и не простила меня за то, что я ничего не сказал ей и она узнала об этом вместе со всем остальным городом.

Каждый мужчина в роду Коффи посвящал свою избранницу в семейную тайну по-своему, но этому неизменно предшествовала особая церемония. Этого требовала традиция, как и все прочие, давным-давно утратившая смысл. Вин нередко думал, что, если бы не та история с Логаном, отец, наверное, вообще никогда не открылся бы матери.

— Мама тебя любит, — сказал он вслух.

По крайней мере, когда-то точно так оно и было.

Морган встал и пошел к двери.

— Она любит меня в дневное время. Все любят нас в дневное время. Уж поверь мне, Вин. Я просто пытаюсь уберечь тебя от душевной боли.