Когда они дошли до бухты, Эмили покосилась на грот, где его сестра тогда устраивала вечеринку в честь своего дня рождения. На сей раз там, вдали от толпы и солнечных лучей, сидели в складных шезлонгах две пожилые четы. Не успела Эмили сделать первый шаг, как Вин уже понял, что у нее на уме.

Ни слова не говоря, она повернула в сторону от берега, к опушке. Вин немного помедлил, потом зашагал за ней следом. Эмили прошла мимо пожилых супругов в креслах и направилась к дереву, на котором были вырезаны инициалы ее матери и его дяди. Вин остановился поздороваться со стариками, чтобы немного их успокоить, потому что они смотрели на Эмили со странным выражением. Потом подошел к Эмили и встал рядом.

В последние несколько месяцев в ее жизни творился такой хаос, какого он и представить себе не мог. Вин видел ее горе. Видел, какой одинокой она себя чувствовала наедине с этим горем. Он понимал ее чувства. Кто-кто, а он знал, каково это, когда не можешь о чем-то рассказать окружающим, потому что им не с чем это сравнить. Они просто-напросто тебя не поймут.

— Думаешь, в школе всем ребятам будет известно про мою маму? — в конце концов спросила Эмили, глядя на ствол дерева. — Про ее репутацию здесь?

— Если только родители расскажут им об этом. Думаю, хуже, чем было с моим отцом, уже не будет. Я бы сильно не беспокоился насчет школы. Все не так уж и плохо. — Ему больно было видеть ее в таком состоянии. Нужно было отвлечь ее от печальных мыслей. — Расскажи мне про твою бывшую школу. Ты по ней не скучаешь? Судя по веб-сайту, у вас там было все очень… серьезно.

Это он еще мягко выразился. Сайт «Роксли», школы для девочек, был настолько пропитан праведным политкорректным негодованием, что начинало сводить скулы после одного только ознакомления с его материалами.

Эмили пожала плечами:

— Когда мама погибла, я пыталась искать утешения в учебе, но у меня ничего не вышло. Ее наследие преследовало меня повсюду. Все вокруг ждали от меня, что я теперь займу мамино место, а я не смогла. И знаешь, что забавно? Когда я приехала сюда, произошло ровно то же самое, просто с другим знаком. И я не знаю, что труднее, пытаться дотянуть до планки, которую она задала, или искупить ее грехи.

— А твои тамошние друзья?

— После гибели мамы у меня начались панические атаки. Мне не хотелось, чтобы кто-то это видел, поэтому я начала все больше и больше времени проводить в одиночестве.

Ему внезапно вспомнилось, как она сидела на скамейке, опустив голову между колен. Он к тому времени уже довольно давно наблюдал за ней и сразу же заметил неладное по тому, как она резко остановилась посреди улицы и с лица у нее схлынула вся краска. Выглядело это настолько пугающе, что он вынужден был подойти к ней, хотя совершенно не собирался.

— В тот день, когда мы познакомились, у тебя тоже была паническая атака?

Она кивнула.

— Что их вызывает?

— Паника.

Он против воли улыбнулся:

— Ну, надо полагать.

— Они случаются, когда на меня наваливается слишком много всего сразу и меня начинают переполнять всякие чувства. — Она вдруг насторожилась. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

Она продолжала смотреть на него, нахмурив брови над ярко-голубыми глазами.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Я никогда никому не рассказывала о своих панических атаках, — сказала она таким тоном, как будто это признание у нее вырвали насильно. — Теперь ты знаешь о моей слабости.

— Ты так говоришь, как будто не имеешь права на слабости. — Он протянул руку и принялся рассеянно отколупывать с дерева кусочки коры. — У нас у всех они есть.

— И у тебя тоже?

— Ну разумеется.

Знала бы она.

Он продолжал ковырять кору, пока Эмили не накрыла его руку своей и не остановила его:

— Но мне ты о них не расскажешь.

Он сделал глубокий вдох:

— Это не так-то просто.

— Ясно. — Она развернулась и двинулась к берегу. — Ты не хочешь мне говорить.

Он бегом припустил за ней.

— Нет, дело не в том, что я не хочу тебе говорить. Просто… просто это нужно показывать.

Она резко остановилась, так что он чуть не налетел на нее.

— Так покажи.

— Не могу. Сейчас не могу. — Он досадливо взъерошил волосы. — Тебе придется поверить мне в этом.

— Все равно другого выбора у меня нет, верно?

Они двинулись в обход озера, молча, как в самом начале. В итоге они сделали полный круг и вернулись к дому. Прогулка заняла немалое время, и, когда они вошли в дом, Пенни по собственной инициативе поспешила принести им перекусить. Расставив на столе тарелки с сэндвичами и фруктами, она за спиной у Эмили с улыбкой показала Вину большой палец и скрылась в глубине дома, где надрывался телефон. Вин успел лишь улыбнуться ей в ответ.

Когда с едой было покончено, Эмили поднялась и подошла к балюстраде террасы. Вин скользнул взглядом по ее длинным ногам вверх. Он вдруг обнаружил, что как зачарованный смотрит на резинку, которой были стянуты ее волосы и которая постепенно все больше и больше сползала вниз. В конце концов она упала на пол. Эмили, похоже, ничего не заметила.

— Жаль, я не захватила купальник, — вздохнула она. — Сейчас бы сходила поплескалась в водичке, а то что-то очень уж жарко стало.

— Идем в дом, там прохладно. Заодно и устроим тебе небольшую экскурсию.

Она обернулась, и он поднял с пола ее резинку.

— Ты кое-что обронила.

— Спасибо. — Она протянула руку.

Однако он сунул резинку к себе в карман.

— Ты что, не собираешься отдавать ее мне?

— Со временем — может быть, — сказал он, переходя с террасы в просторную гостиную.

Эмили двинулась следом, препираясь с ним по поводу права собственности на резинку.

Переступив через порог, она умолкла. Здесь не было ни живописных полотен с изображенными на них песчаными дюнами, ни старинных деревянных бакенов, как в некоторых из виденных Вином летних домов по соседству, которые сдавались в аренду и ничем не отличались от залов прибрежных рыбных ресторанов. По виду этого жилья сразу становилось ясно: хозяйская семья проводит тут немало времени. Мебель была удобная и слегка раздолбанная. Одну стену занимал плоский телевизор, под ним на полу были свалены кучи дисков и игровая приставка. Путешествия, предполагавшие ночевки вне дома, были им неудобны, поэтому отдыхать они обычно приезжали сюда.

— У вас тут намного уютнее, чем я ожидала, — произнесла Эмили наконец.

— Не все же жить в башнях из слоновой кости.

Он провел ее на второй этаж, мельком продемонстрировав расположенные там четыре спальни, потом сквозь дверь в бельевой кладовке они поднялись на чердак. Вся его обстановка состояла из одного низенького диванчика, стопки книг, телевизора и нескольких коробок с вещами. Кроме Вина, здесь никто не бывал. Он любил своих родных, но когда они все собирались здесь, его порой тянуло устроить себе небольшую передышку от их сплоченности. В таких случаях он отправлялся сюда, на чердак. Их дом на Мэйн-стрит с его холодным мрамором и гнетущим прошлым нравился Вину не так уж сильно, но там было куда проще найти уединение.

— Я много времени провожу на этом чердаке, когда я здесь, — сказал он, пока она осматривалась.

Свет проникал сюда лишь через окошки в дальней треугольной стене между скатами крыши. В лучах солнца розовато поблескивали пылинки.

— Я даже понимаю почему. Здесь чувствуется атмосфера таинственности. Это очень тебе подходит. — Она подошла к окнам. — Отличный вид.

Вин взглянул на нее, озаренную светом из окон, и, не отдавая себе отчета в том, что делает, двинулся к ней. Он остановился прямо перед ней, на расстоянии нескольких дюймов. И физически почувствовал, как она мгновенно напряглась.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем он сказал:

— Ты что-то вдруг притихла.

Она сглотнула:

— Не понимаю, как ты это делаешь.

Он слегка наклонился вперед. От ее волос исходил какой-то еле уловимый цветочный аромат, похожий на слабый запах сирени.

— Что именно?

— Прикасаешься ко мне.

— Я не прикасаюсь к тебе.

Она обернулась:

— Вот именно. А ощущение такое, будто прикасаешься. Как ты это делаешь? Такое впечатление, что тебя окружает нечто невидимое и оно прикасается ко мне. Ничего не понимаю.

Он вздрогнул от неожиданности. Она почувствовала! До нее никто и никогда ничего не чувствовал.

Эмили явно ждала от него каких-то слов — объяснений или отрицаний, но он не мог предложить ни того ни другого. Вместо этого он прошел мимо нее к окну.

— Когда-то все это принадлежало твоей семье, — сказал он.

Она поколебалась, потом все же согласилась на предложенную перемену темы.

— Что — все?

— Все озеро Пайни-Вудз. Много лет назад. Шелби таким образом и разбогатели, распродавая все это по кусочкам. — Он кивнул на деревья вдалеке. — Вся та лесистая территория на другом берегу до сих пор принадлежит твоему деду. Это миллионы долларов потенциальной прибыли, если их освоить. Мой отец просто с ума сходит. Спит и видит, как бы выкупить у твоего деда часть этих земель.

— Зачем?

— Коффи всегда старались внести свой вклад в рост Маллаби. В строительство жилья, в развитие бизнеса и тому подобное.

— Зачем? — спросила она снова.

— Затем, что это наш дом. Многие годы мы считали, что это единственное место, где мы можем жить.

— Это действительно так?

Он повернулся к ней лицом:

— Ты в самом деле хочешь знать? Про мою слабость.

— Да. Да, конечно хочу.

Вот и все. После того как он произнесет это вслух, пути назад не будет. Ему придется показать ей.

— Все мужчины в моей семье страдают одним… недугом.