— Осторожнее со своими желаниями, — предупредил он.

— Вин, что ты тут делаешь? — Из-за эстрады неожиданно появился тот самый крупный мужчина, одетый как Вин.

Несмотря на свои внушительные габариты, он вовсе не был толстым; такое впечатление, что это значительность заставляла его занимать больше места в пространстве. От него пахло сигарами и накрахмаленной сорочкой. Он посмотрел на Вина, и тот в ответ весь как-то подобрался, ощетинился. Потом взгляд мужчины упал на Эмили.

— А-а, — протянул он, словно внезапно что-то поняв. — Ты, должно быть, Эмили Бенедикт.

— Да.

Он улыбнулся ей широкой улыбкой политика, однако глаза у него остались холодными.

— Я — Морган Коффи, мэр Маллаби. И отец Вина. Если не ошибаюсь, я уже видел тебя на дне рождения моей дочери в прошлую субботу. По-моему, тебя туда не приглашали.

— Я не знала, что нужно приглашение. Извините.

— Ну ладно. — Он протянул руку, и Эмили пожала ее. Хватка у него оказалась железная. — Добро пожаловать в наш город.

— Спасибо, — пискнула она, пытаясь высвободить руку.

Однако он держал крепко, его взгляд был прикован к серебряному браслету с подвесками у нее на запястье.

— Где ты это взяла? — осведомился он.

Эмили наконец выдернула руку и прикрыла браслет ладонью другой руки.

— Он у меня от матери.

Вид у Моргана Коффи был совершенно ошарашенный.

— Мой отец подарил его моей матери, когда они поженились.

Эмили покачала головой. Он определенно ошибался.

— Может, это просто такой же браслет.

— На подвеске в виде луны была надпись: «Твой от темна до светла».

Эмили могла даже не смотреть. Слова почти стерлись с поверхности металла, но их все еще можно было различить. Она почувствовала, как на глазах у нее выступили слезы.

— Простите, пожалуйста, — выдавила она, непослушными пальцами пытаясь снять браслет. Когда она протянула его отцу Вина на ладони, сердце у нее готово было разорваться. — Наверное, она его украла.

После того, что стало ей известно о матери, Эмили готова уже была поверить чему угодно.

На щеках Моргана Коффи заходили желваки.

— Она его не крала. Вин, идем.

Он круто развернулся и, ни слова больше не говоря, удалился.

А браслет так и остался лежать у нее на ладони.

Вин проводил его взглядом, потом сообщил Эмили:

— Как ни странно, все прошло лучше, чем я предполагал.

Она отвернулась и поморгала, чтобы скрыть слезы.

— Не хочу даже знать, что ты предполагал.

Он улыбнулся, подошел к ней, взял браслет, который все еще лежал у нее на ладони, и надел его обратно ей на запястье.

Пальцы у него были теплые, а прикосновение каким-то образом отозвалось во всем ее теле, даже там, где он ее не трогал. И снова Эмили охватило уже знакомое ощущение уюта. Она глубоко вздохнула; слезы высохли. Каким образом ему это удается? Почему в его присутствии ей так не по себе и одновременно так хорошо?

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Его пальцы все еще касались ее запястья, и Эмили задрожала от напряжения, пытаясь не сдвинуться с места.

— Увидимся на фестивале в эти выходные?

Джулия уже спрашивала ее про фестиваль, но пока Эмили не дала ей никакого ответа. Теперь ответ у нее был.

— Да.

— Друзья? — спросил Вин, и этот вопрос прозвучал так, будто он подбивал ее на какую-то рискованную затею.

Она вдруг почувствовала себя очень смелой, потому что стоит здесь и разговаривает с ним. Она никогда не чувствовала себя смелой. Никогда еще у нее не было возможности сделать свой, полностью самостоятельный выбор.

— Друзья. — Она кивнула.

В тот день, возвращаясь с работы, Сойер свернул с улицы на подъездную дорожку к дому и увидел, что на крыльце сидит Джулия с белой коробкой для торта на коленях. Он и не подозревал, что она знает, где он живет. Значит, он все-таки не совсем ей безразличен. Впрочем, не исключено, что он принимает желаемое за действительное. Такое случалось с ним нередко, когда дело касалось Джулии. Зато ее появление объясняло черный пикап, который он заметил у обочины в паре кварталов от дома. Проезжая мимо, он подумал, что он очень похож на машину Джулии, хотя понятия не имел, почему она решила запарковаться так далеко. Может, не хотела, чтобы окружающие были в курсе, что они общаются.

Он затормозил перед гаражом, заглушил двигатель и вышел из своего «лексуса», прихватив портфель. Весь день он осматривал объекты для потенциальной сдачи в аренду. Их семейный бизнес по управлению недвижимостью понемногу расширялся, захватывая соседние округа. Его отец поначалу был против. На протяжении долгого времени единственным их клиентом было семейство Коффи, которому принадлежала большая часть сдаваемой в аренду в Маллаби недвижимости. Сойеру пришлось выдержать не одну схватку с отцом, прежде чем тот допустил хотя бы мысль принять в управление еще чье-то недвижимое имущество. Теперь дела у них шли так хорошо, что они подумывали открыть дочерний офис.

Сойер приблизился к крыльцу, и Джулия поднялась ему навстречу. На ней были голубые джинсы и синяя свободная блузка в крестьянском стиле. Она была такая красивая и нежная со своими большими карими глазами и светло-каштановыми волосами, сияющими в лучах вечернего солнца. Розовой прядки не было видно, и его вдруг охватило невыносимое желание найти ее. Она всегда завораживала его, притягивала, как притягивают любопытных людей вещи, которых они не понимают. Но он собственными руками уничтожил все шансы когда-либо быть с ней, и все это ему удалось в возрасте каких-то шестнадцати лет. Поистине, ему следовало бы присудить какую-нибудь премию или награду. За самое продолжительное раскаяние в мире.

Та их ночь с Джулией была потрясающей. Он мечтал об этом много лет. Вплоть до той ночи она была для него не более чем фантазией. Он был популярным парнем «из богатеньких», а она — школьной белой вороной. Он никогда не думал, что между ними может быть что-то серьезное, поэтому держался на расстоянии и наблюдал издалека. Та ночь воплотила все его мечты, хотя к ее сладости примешивалась нотка горечи. Все, что он в ту ночь ей говорил — до последнего слова, — было правдой, переплетенной с превратившейся в явь фантазией. Но быть подростком — все равно что держать в руке фонарь, который освещает лишь следующую ступеньку, а за ее пределами все тонет во мгле. Когда на следующий день Джулия уехала в интернат, ему стало страшно. Их с Холли роман одобряли не только их родители, но и все в школе. После того, что случилось в то лето с Логаном и Далси, когда весь город отвернулся от нее и стал с подозрением смотреть на ее друзей, Сойеру не хотелось потерять то, что он имел, а Джулия к этому числу не относилась. Она, как вода, утекала между пальцев. Трогательная, странная и непредсказуемая, она была всем, чем не был он. В его жизни никогда не было ничего подобного. Когда она позвонила и огорошила его сообщением, что беременна, он повел себя недостойно. Возвращаясь в памяти к тому разговору, он словно смотрел какой-то фильм. Единственным способом справиться со всем, что на него навалилось, оказалось полностью самоустраниться. Он не узнавал себя. То был призрак его настоящего, избалованный мальчишка, который заставил и без того несчастную девочку сделать аборт, потому что не хотел расхлебывать последствия собственных действий.

Однако в итоге он все равно оказался вынужден расхлебывать эти последствия. Судьба — мастерица жалить в спину. Он-то считал, что давным-давно оставил все это позади, сначала женившись на Холли, затем с головой погрузившись в семейный бизнес. А потом Джулия вернулась в город, и он впервые за все время понял, что ничего не забыл…

Все это время он просто ждал.

Ждал, когда она вернется и простит его.

— Я и не подозревал, что ты знаешь, где я живу, — сказал он, поднимаясь на крыльцо.

— Вообще-то, я и не знала. Кто-то когда-то сказал мне, что тебе принадлежит тот большущий дом на Гэтлифф-стрит, и я решила, что ты живешь там. Но Стелла просветила меня, что вы с Холли жили там, пока были вместе, а после развода ты переехал сюда.

— На самом деле тот дом до сих пор находится у нас с Холли в совместной собственности. — Он взошел по ступеням и остановился перед Джулией. — Когда она перебралась в Роли, мы договорились сдавать его в аренду, а деньги делить пополам.

— Но почему ты сам не остался там жить?

— Он слишком большой. Мои родные подарили его нам на свадьбу. Там одних только спален пять штук, плюс гостиная и столовая. Такой толстый намек на внуков.

— Ох, — от неловкости только и нашлась что сказать Джулия.

— Не переживай. Я спокойно к этому отношусь. Научился принимать все как есть.

Она посмотрела на него с таким выражением, которое явственно свидетельствовало: она ему не верит. Потом, решительно меняя предмет разговора, сунула Сойеру коробку с тортом:

— Это тебе. «Колибри». Я испекла его вчера вечером.

Сойер поставил портфель на крыльцо и, совершенно ошарашенный, взял у нее коробку.

— Ты в самом деле испекла мне торт?

— Не надо давить мне на эмоции. Я должна сказать тебе одну вещь. Даже две. Но самое важное я оставлю на потом.

Потом. Это уже интересно. И обнадеживающе. Он не мог этому противиться. «Потом» означало, что между ним и «сейчас» будет еще время. Время, которое он сможет провести рядом с ней.

— А торт для того, чтобы подготовить почву?

— Торт потому, что я знаю, ты их любишь.

— Проходи. — Он кивнул на дверь, неожиданно разволновавшись при мысли о том, что она окажется в его жилище.

Как будто сам факт того, что она переступит через порог, означал какое-то важное достижение. Она станет ближе к нему. А он — ближе к ее прощению.

Но Джулия лишь покачала головой: