Он поглядел на нее с подозрением, как будто она задумала обвести его вокруг пальца.

— Сирень?

— Вы спрашивали, что на обоях в бывшей маминой комнате. Сирень.

— А-а. Когда она была маленькой девочкой, там всегда были цветы. Главным образом розы. Но когда она подросла, все изменилось. Помню, как-то раз там появились молнии на угольно-черном фоне. А в другой раз они покрылись голубыми чешуйками, как на драконьем брюхе. Далси была вне себя, но ничего не могла с ними поделать.

Эмили против воли улыбнулась:

— Это совсем не в ее духе. Помню, как-то раз…

Вэнс отвел взгляд, и она умолкла. Ему было неинтересно. В последний раз он видел свою дочь двадцать лет назад. Неужели ему даже не любопытно? Уязвленная, Эмили отвернулась от него:

— Пожалуй, я пойду лягу.

— Ты не проголодалась? — спросил он, следуя за ней на почтительном расстоянии. — Я утром ходил в магазин, купил кое-какой подростковой еды.

Эмили поднялась на первую ступеньку лестницы и обернулась. Старик попятился.

— Спасибо, но я в самом деле устала.

— Ну ладно. — Он кивнул. — Может, завтра.

Эмили вернулась в спальню и бросилась на кровать. Над матрасом взвилось облако затхлого запаха. Она лежала и смотрела в потолок. На свет налетели мотыльки и вились вокруг подернутой паутиной люстры. Ее мать выросла в комнате с люстрой? И это та женщина, которая строго выговаривала дочери всякий раз, когда Эмили забывала где-нибудь выключить за собой свет?

Она подобрала с пола какую-то одежду и зарылась в нее лицом. От вещей исходил привычный запах маминых благовоний. Эмили изо всех сил зажмурилась, чтобы не расплакаться. Пока рано еще говорить, что решение приехать сюда было ошибкой. А даже если и было, теперь уже все равно ничего не поделаешь. Уж год-то она здесь как-нибудь выдержит.

На балконе ветер зашуршал сухой листвой. Звук вышел в точности такой, как будто по ней кто-то бродил. Эмили оторвала лицо от одежды и выглянула в открытую балконную дверь.

Свет падал на кроны ближних к дому деревьев на заднем дворе, но их ветви были неподвижны. Эмили села на постели, потом сползла на пол. Очутившись на балконе, она принялась с опаской озираться по сторонам.

— Кто здесь? — спросила она.

И что она будет делать, если кто-нибудь ей ответит?

Внезапно что-то привлекло ее внимание. Она поспешно приблизилась к балюстраде. Ей показалось, что в густых зарослях под балконом что-то промелькнуло.

Вот! Вот опять! В просвете между деревьями мелькнул яркий белый огонек — мимолетная ослепительная вспышка. Свет постепенно мерк, все больше удаляясь в чащу леса, пока не погас совсем.

Добро пожаловать в Маллаби, штат Северная Каролина! На родину призрачных огней, великанов и похитителей украшений.

Она развернулась, чтобы идти обратно, и остановилась как вкопанная.

На старом садовом столике поверх слоя опавшей листвы лежал ее браслет.

Еще несколько минут назад его там не было.


Это все вино.

Не надо было Джулии столько пить.

Когда завтра утром она увидит Стеллу, то так ей и скажет: «Да, кстати, я вчера наговорила тебе бог знает каких глупостей про Сойера… в общем, не принимай всерьез. Это все вино».

В тот вечер, поднимаясь в свою квартирку, Джулия испытывала легкую панику, а вовсе не приятную истому, как это обычно бывало после их со Стеллой вечерних посиделок с вином на заднем крыльце. Всего шесть месяцев оставалось до того дня, когда она снова будет свободна от этого города, шесть месяцев, которые обещали пролететь быстро и незаметно, заключительный этап ее двухгодичного плана. Но, наболтав лишнего, она своими руками вырыла себя яму. Если ее слова дойдут до Сойера, он ее в покое не оставит. Уж она-то его знает.

Добравшись до верха лестницы, она открыла дверь и очутилась в тесной прихожей. Второму этажу Стеллиного дома даже не пытались придать сходство с квартирой. Из прихожей открывались четыре двери. Одна вела в ванную, другая — в спальню Джулии, третья — еще в одну комнату, приспособленную под кухню, а четвертая — в третью крохотную комнатушку, которую Джулия использовала вместо гостиной.

Много лет назад, после того как теперь уже бывший муж Стеллы растранжирил средства ее трастового фонда, он решил поправить свое материальное положение, сдавая часть дома внаем, и, повесив на верху лестницы длинную штору, провозгласил: «Вуаля! Квартирка готова!» Когда желающих снять ее почему-то не обнаружилось, это стало для него полнейшей неожиданностью. Когда сперва делаешь, а потом думаешь, последствия всегда бывают неожиданными, любила повторять Стелла. В последний год их со Стеллой брака он начал оставлять мелкую черную пыль на всем, к чему прикасался; Стелла утверждала, что это свидетельство черноты его души. После того как Стелла начала находить эту черную пыль на других женщинах — она припорашивала их лодыжки, когда летом они облачались в шорты, и уши, когда они забирали волосы кверху, — она наконец выставила его из дома. Она попросила брата установить на площадке второго этажа дверь, а в одной из верхних комнат — раковину и плитку, в надежде на то, что из затеи ее непутевого экс-муженька выйдет хоть какой-то прок. Так у нее и поселилась Джулия.

Поначалу мысль о том, чтобы снимать жилье у одной из своих бывших школьных обидчиц, пугала Джулию. Впрочем, выбора у нее все равно не было. Квартирка Стеллы — единственное, что оказалось ей по карману, когда она вернулась в Маллаби. Однако, к ее изумлению, несмотря на все их былые разногласия, они со Стеллой неплохо поладили. Джулия сама до сих пор не до конца понимала, как вышло, что они подружились. В старших классах Стелла была одной из самых популярных девушек, состояла в обществе «Сассафрасс»[1] — так эта избранная группа расфуфыренных красоток именовала себя. Джулия же принадлежала к числу тех, кого соученики в школьных коридорах сторонились. Она была нелюдимой, резкой и странной. Волосы красила в ядерно-розовый цвет, носила кожаный ошейник с шипами и так густо подводила глаза черным карандашом, что они казались подбитыми.

А ее отец изо всех сил делал вид, что ничего не замечает.

Джулия двинулась по коридору в спальню. Однако не успела она даже щелкнуть выключателем, как заметила свет в доме Вэнса Шелби, расположенном по соседству. В темноте она подошла к открытому окну и выглянула наружу. За все время, что Джулия прожила в доме Стеллы, за все бессонные ночи, которые просидела у этого окна, она ни разу не видела, чтобы в окнах второго этажа в этом доме горел свет. На балконе стояла девочка-подросток. Просто стояла, неподвижная, будто вылепленная из снега, и смотрела в заросли за домом Вэнса. Она была тоненькая, как ивовый прутик, с копной желтых волос, и такой грустью веяло от этой беззащитной фигурки, что в ночном воздухе разливался запах кленового сиропа. Лицо у нее было смутно знакомое, и тут Джулия вдруг вспомнила. К Вэнсу должна была приехать внучка. Всю неделю в ресторане у Джулии только об этом и говорили. Одни с любопытством, другие со страхом, третьи с нескрываемой злобой. Не все простили мать девчонки за то, что она сделала.

При мысли о том, как несладко девочке здесь придется, Джулии стало не по себе. В душе поднялось неясное беспокойство. И собственное-то прошлое искупать нелегко, что уж говорить о чужом.

Завтра утром, решила Джулия, она испечет в ресторане лишний торт и занесет новой соседке.

Джулия разделась и легла в постель. Наконец соседский дом погрузился в темноту. Она вздохнула, повернулась на бок и стала ждать, когда можно будет перечеркнуть в календарике еще один день.


Когда почти два года назад умер ее отец, Джулия отпросилась с работы на несколько дней, чтобы съездить в Маллаби и привести его дела в порядок. Она намеревалась быстро продать его дом и ресторан, забрать деньги, вернуться с ними в Мэриленд и наконец-то воплотить в жизнь свою мечту — открыть собственную кондитерскую.

Однако события пошли не совсем так, как она рассчитывала.

Очень быстро выяснилось, что ее отец по уши погряз в долгах, а дом с рестораном заложены и перезаложены. Продав дом, Джулия расплатилась по закладной за него и частично за ресторан, но даже после продажи ресторана она с трудом наскребла бы денег, чтобы погасить всю задолженность перед банком. Так и появился на свет ее злополучный двухлетний план. Она жила очень скромно и не покладая рук работала в «Джейс барбекю», рассчитывая за два года расплатиться с банком, после чего продать ресторан с хорошей прибылью. Своих намерений Джулия ни от кого в городе не скрывала. Она проведет два года в Маллаби, но это не значит, что она здесь останется. Она тут просто в гостях. И ничего более.

Когда она приняла бразды правления рестораном, «Джейс барбекю» имел небольшой, но преданный кружок завсегдатаев — благодаря ее отцу. Он умел сделать так, что они уходили из ресторана совершенно счастливые, окутанные желтым дымным ореолом, который тянулся за ними, точно шлейф. Однако по количеству подобных ресторанов на душу населения Маллаби опережал все города штата, так что конкуренция была ожесточенной. Джулия понимала, что теперь, когда на отцовское обаяние рассчитывать больше не приходится, ресторану нужна какая-то изюминка, которая выгодно отличала бы его от остальных. И тогда она начала печь на продажу торты и пирожные — что-что, а это она умела, — после чего дела незамедлительно пошли в гору. Вскоре «Джейс барбекю» уже славился не только своим барбекю по-лексингтонски[2], но и лучшей выпечкой в округе.

Джулия неизменно появлялась в ресторане еще затемно; раньше ее приходил на работу только повар, разводивший огонь в яме для барбекю. Они редко разговаривали. У него была своя работа, у нее — своя. Повседневное руководство рестораном она отдала на откуп людям, которых выучил и которым доверял ее отец. Несмотря на то что этот бизнес был у нее в крови, она старалась оставаться как можно более от него отстраненной. Она любила отца, но давно уже не мечтала быть на него похожей. В детстве, еще до того, как превратиться в угрюмого подростка с розовыми волосами, Джулия каждый день забегала к нему на работу перед уроками и с радостью помогала во всех делах, начиная от обслуживания посетителей и заканчивая подбрасыванием дров в коптильную яму. С «Джейс барбекю» были связаны многие из лучших ее воспоминаний. Но с тех пор столько всего произошло, что она и помыслить не могла о том, чтобы снова когда-нибудь почувствовать себя здесь как дома. Поэтому она приходила спозаранку, пекла свои торты и уходила сразу же, едва в ресторан начинали тянуться к завтраку самые ранние пташки. В удачные дни она даже не сталкивалась с Сойером.